Журналисты Ногин и Куринной скорее всего погибли
В поисках пропавших журналистов югославская народная армия мешала советским спасателям
Прошло уже два месяца с того времени, как в зоне боев между Хорватией и Сербией пропали советские тележурналисты Виктор Ногин и Геннадий Куринной. 1 сентября они выехали на автомобиле из Белграда в направлении Загреба, как гласит официальная версия. Сообщалось, что так и не доехав до столицы Хорватии, они исчезли…
Пожалуй, никогда раньше мир не знал столь ужасающей статистики: за три месяца военного конфликта в Югославии погибло уже два десятка журналистов. Это в несколько раз превышает число журналистов, погибших за четыре года войны в Ливане. Слишком уж грязной и кровопролитной оказалась война в Югославии.
Однако то, что произошло с Виктором Ногиным и Геннадием Куринным, плохо поддается разумным объяснениям. Слишком много загадок в их исчезновении…
Навстречу судьбе
31 августа 1991 года в 6.07 утра истребители югославских ВВС перехватили самолет угандийской авиакомпании «Боинг-707», на борту которого, как предполагалось, была крупная партия оружия. Примерно через час то же самое было проделано в отношении другого самолета. На этот раз — румынского. Повод: кто-то пытается нелегально забросить в Хорватию крупную партию оружия.
Сразу после приземления самолетов, хорватская полиция попыталась взять их под свой контроль. По словам министра внутренних дел Хорватии И. Векича, это было необходимо для того, чтобы компетентная международная комиссия могла бы исследовать содержимое грузовых отсеков и официально сообщить о результатах проверки.
Однако заранее подтянутые к аэропорту части Югославской армии отрезали полицию от самолетов. В какой-то момент едва не началась серьезная перестрелка, однако вскоре аэропорт был полностью заблокирован военными. В тот же день информация об этом происшествии достигла Белграда.
А ранним утром следующего дня из Белграда выехал темно-синий «Опель-Омега» с регистрационным номером 10-А-155 и двинулся по великолепной платной автостраде в направлении Загреба. В машине находились два советских тележурналиста — Виктор Ногин и Геннадий Куринной. По всей видимости, они собирались отснять сюжет о захваченных самолетах. В то утро они еще не знали, что отправились навстречу своей судьбе.
Через два дня, согласно графику, Ногин и Куринной должны были связаться с Москвой, чтобы передать очередной видеорепортаж. Однако ни в тот день, ни позже на связь они не вышли.
С этого момента начались долгие изнурительные поиски и ожидание хоть какой-то информации.
«Мы делали всё, что могли…»
С самого начала всю работу, связанную с поиском журналистов, в посольстве возглавил советник по персоналу Владимир Горовой. В Хорватии эту обязанность взял на себя генеральный консул СССР в Загребе Юрий Гиренко, который 4 сентября поставил в известность министра внутренних дел Хорватии И. Векича о том, что с 1 сентября от советских тележурналистов нет никаких вестей. А на следующий день в МВД Хорватии была направлена официальная нота с просьбой оказать содействие в розыске Ногина и Куринного.
Вечером из МВД сообщили об отсутствии каких-либо данных, интересующих консульство.
Уже на следующий день информация о пропивших журналистах передавалась по местному радио и телевидению. А затем сообщения о них появились и в прессе.
Из официального отчета генконсульства: «7 сентября в 12.40 в Генконсульство СССР в Загребе позвонил руководитель пресс-клуба в Осиеке Воларевич и сообщил следующее: «Полчаса назад к нам поступила информация от иностранных корреспондентов, находившихся в районе Борово Село, о том, что советские журналисты В. Ногин и Г. Куринной удерживаются в упомянутом селе командующим сербскими повстанческими силами Г. Хаджичем».
Одновременно поступила информация, будто В. Ногина видели в районе г. Окучане, где уже в течение трех дней шли ожесточенные кровопролитные бои»…
8 сентября Гиренко передал президенту Хорватии Ф. Туджману личное послание Горбачева с просьбой помочь найти журналистов, туджман обещал сделать все возможное, добавив, что «они, возможно, являются пленниками противоположной стороны».
— Одной из первых версий, — рассказывал В. Горовой, — стала для нас информация шофера-босняка, который утверждал, что видел советских журналистов на одной из дорог, когда их вместе с водителями нескольких грузовиков обыскивали хорватские гвардейцы. Позднее эта информация так и не подтвердилась. Большая часть информации, которую нам сообщали, оказалась ложной или ошибочной. Это нас здорово изматывало морально. Едва появлялась какая-то ниточка, как после первой же проверки она обрывалась, и все приходилось начинать сначала. Пока розыском не займутся профессионалы, толку не будет, даже сейчас, когда мы объявили награду в 250 тысяч долларов. Что касается реакции на наши обращения через прессу, то надо при знать, что и в Сербии, и в Хорватии эти обращения не остались неуслышанными. Единственной организацией, так и не давшей нам четкого и вразумительного ответа, оказалась Югославская народная армия. Меня это сильно настораживает.
Во второй половине сентября эти поиски вслепую зашли в тупик. Виктор Ногин и Геннадии Куринной, казалось, растворились в воздухе. И тут в конце сентября посольство загудело словно растревоженный улей. Пришло сообщение, что из Москвы в Белград вылетает группа спасателей Красного Креста.
Две отметины на бронежилете
К тому времени, когда в Белград прилетела группа спасателей Государственного комитета России по чрезвычайным ситуациям, каждый мальчишка в Югославии знал, что русские ищут своих «новинаров» (журналистов). Уже позднее спасатели рассказали мне, что где-то в Хорватии встретили человека, сказавшего буквально следующее: «Я еще не слышал, чтобы русские разыскивали своих, в отличие от американцев или европейцев. Но раз вы их ищете, то, видимо, Россия действительно возрождается».
Группу «Россия», как она называлась, составили Андрей Рожков (руководитель), Алексей Звездин, Андрей Терентьев, Владимир Мельник. Как сообщили в комитете, за плечами у каждого много операций по спасению людей. Судя по документам, группа вылетела на поиски журналистов после официальной просьбы со стороны Государственной телерадиовещательной компании.
Группа получила право на символику Красного Креста. После нескольких встреч с представителями Югославского Красного Креста посольство направило все необходимые документы в Союзный секретариат Югославии по иностранным делам, Министерство обороны и другие югославские организации, которые могли оказать помощь в розыске. В свою очередь руководство ЮКК направило список членов группы «Россия» с указанием «преследуемых целей» в Международный комитет Красного Креста, а также письма и телеграммы в представительства КК на местах.
Таким образом, группа действовала совершенно законно, имея на руках все необходимые документы, по 12 тысяч динаров на брата, дизельный микроавтобус «Фольксваген», весь набор символики Красного Креста и мощные бронежилеты, которые, как вскоре выяснилось, выдерживают удары снайперских пуль.
Большую помощь ребятам в подготовке этой опасной экспедиции оказал Михаил Сергеевич Королев, генеральный консул посольства СССР в Белграде. Многие версии, свидетели и маршрут группы были отработаны именно с его помощью.
1 октября к вечеру группа «Россия» добралась до первого важного пункта на своем маршруте — Босанской Костайницы. Здесь произошла их встреча с первым свидетелем, который указал место, где, по его словам, стояла сгоревшая автомашина журналистов «Опель-Омега».
По предъявленным запчастям руководитель группы Рожков определил, что они никак не могли принадлежать «Опелю». Пятно обгоревшей земли было значительно меньшим, чем должно было быть от «Опеля». Осмотр поверхности земли вокруг сгоревшей машины дал основания для вывода, что на это место кто-то перетащил разбитую машину неизвестной марки, из которой по пути выпадали детали (лампочки «Филипс» и детали агрегата с маркировкой «Славия»), а затем намеренно сжег ее напалмом. О последнем обстоятельстве говорит совершенно оплавившийся радиатор и некоторые металлические детали. Больше всего это напоминало инсценировку.
Второй свидетель, ранее обещавший Королеву выдать паспорта Ногина и Куринного, по непонятным причинам отказался не только выдать какие-либо документы, но и отвечать на вопросы.
И наконец, может быть, самый необычный, я бы даже сказал, странный свидетель, с которым встретилась здесь же наши спасатели, — командир сербской диверсионной группы. Он отлично говорил по-русски, даже работал когда-то в России, в Челябинской области. По мнению Рожкова, этот человек представлял сербскую организацию, аналогичную советской «Смерть шпионам», сокращенно — «Смерш», которая действовала в годы второй мировой войны.
Еще в Белграде сотрудники советского посольства получили информацию о том, что этот человек принимал участие в допросе одного молодого хорвата, который совершенно случайно заговорил о советских журналистах. Будто бы их расстреляли хорватские гвардейцы, а на машине потом ездил начальник местной полиции. Во время одного из артналетов машину подбили, и она сгорела. Молодого хорвата расстреляли сразу после допроса, и казалось, что живых свидетелей больше нет. Во всяком случае так писал один белградский журналист, который каким-то образом вышел на командира диверсионной группы, когда тот лежал с ранением в госпитале. Такова предыстория. Вернемся к экспедиции «России».
Сербский «коммандо» сразу потребовал от Рожкова разговора один на один. Он заявил, что у него есть живой свидетель, который сам принимал участие в расстреле журналистов. Более того, кроме свидетеля, «коммандо» обещал выдать два трупа для опознания, но только через два дня. Они договорились с Рожковым встретиться 5 октября в 10 часов утра в одном из разведцентров. На том и расстались.
После этого Михаил Королев вынужден был покинуть группу и вернуться в Белград. Дипломатический статус не позволял ему продолжать поиски в зоне боевых действий.
Вернулся в Белград и представитель Югославского Красного Креста, сопровождавший до этого группу «Россия». Ребята остались одни.
Так как сербский «коммандо» рассказал, что журналистов расстреляли в Хорватской Дубице, то именно туда, одев на себя все средства защиты, отправились спасатели.
В течение месяца в этом городке никто не жил. Хорваты были вынуждены покинуть свои дома перед наступающей армией. А сербская милиция, обосновавшаяся здесь, в своих списках расстрелянных журналистов не нашла. В хорватском полицейском участке сохранились, правда, протоколы допросов, но там не было никакой информации о журналистах.
Во дворе, где, как заявили сербы, были расстреляны журналисты, не было ни одного следа от пуль.
Правда, были еще полицейские кассеты магнитозаписей допросов. Но оказались настолько деформированы, что прослушать записи оказалось невозможным. Тем не менее сербские власти, несмотря на отсутствие даже косвенных доказательств, продолжали утверждать, что журналистов расстреляли хорваты. «Причем машина, по их словам, была сожжена вместе с находившейся в ней съемочной камерой и сброшена в реку Уну (хотя эта река течет далеко в стороне от того места, где, по утверждению сербских властей, расстреляли Ногина и Куринного).
Группа осмотрела все сгоревшие автомобили между Хорватской Дубицей и Костайницей, но «Опеля» среди них не было.
Зачеркнув в своем «списке» очередную версию, группа «Россия» отправилась в Петриню. чтобы потом через Сизак добраться наконец до Нова Градишки, где надо было проверить местное фотоателье. Вроде бы кто-то продал камеру именно в это ателье.
Однако в Петрине пришлось заночевать. Военные сказали, что дальше идут сплошные минные поля, пройти которые невозможно.
3 октября группа выехала из Петрини в Стару Градишку, где начальник гарнизона ЮНА разрешил проезд в район Окучани. Группа пересекла мост, вновь все надели «средства защиты», сняли с машины номера, надели ярко-желтые фартуки с эмблемой Красного Креста, укрепили флаг и открыли стекла и боковую дверь. Как рассказал Рожков, решено было отработать версию, по которой журналистов насильно удерживает одна из бандгруппировок в подвале жилого дома в селе Донья Субботска. Однако армейский пост так и не пропустил их в это село. Группа повернула на Нова Градишку и в 2 часа дня въехала в село Смертич. Через несколько минут Рожков получил две пулевые отметины на своем бронежилете, примерно на уровне живота.
— О том, что впереди линия фронта, мы даже не представляли, — рассказывал Андрей Рожков. — Мы спокойно миновали посты Югославской народной армии, они нам даже ручками помахали, проехали метров 200, а когда остановились на краю села, они начали стрелять нам в спину.
За минуту до обстрела Рожков вместе с Мельником и Терентьевым вышел из «Фольксвагена», чтобы посмотреть, как лучше объехать сгоревшую на дороге машину. Когда отошли от машины, Рожков неожиданно заметил, что дорога заминирована. Несколько противотанковых и противопехотных мин были установлены на «неизвлекаемость». Чуть подальше стояли противотанковые ежи и тоже были заминированы. И вот в тот момент, когда Рожков осматривал ежи, по группе открыли прицельный огонь из снайперских винтовок. Потом начал стрелять еще и пулемет.
— Огонь велся подразделениями Югославской народной армии, — рассказывал Рожков, — несмотря на отлично видимую символику Красного Креста. Стрельба была настолько прицельной, что любое движение вызывало шквал огня. Чуть позже, когда нам удалось подобраться к стене дома, весь этот участок стали обрабатывать из танковых орудий и ракетных установок «Град».
Через полтора часа Рожков испытал еще одно потрясение. Из зарослей кукурузы вышла диверсионная группа хорватов. Обернулся он совершенно случайно и, когда увидел, что один из хорватов поднимает автомат, закричал: «Да ты че, я же русский!» Эта фраза спасла их всех.
Хорваты осмотрели документы Рожкова, а потом вытащили из-под обстрела тех двоих, которые лежали у машины. Вскоре хорваты ушли, заявив, что через час вернутся и заберут всю группу с собой.
Через некоторое время эта диверсионная группа сожгла ракетами три танка, которые успели уже разрушить прямым попаданием дом, рядом с которым укрылись спасатели.
Рожков как руководитель группы принял решение оставить шифрованную записку для посольства местному жителю, который прятался в ближайшем доме. Позднее стало известно, что этот человек все-таки передал ее по назначению.
В записке Рожков обрисовал ситуацию и сообщил всю информацию, которую удалось добыть по розыску Ногина и Куринного. После этого двое из группы решили зайти в один из заброшенных домов, чтобы поискать какую-нибудь еду. В это время возвращались человек 20 хорватов. Они были здорово обозлены, потеряли в разведке одного своего. Хорваты подбежали к спасателям и сказали, что надо срочно уходить. Рожков стал объяснять, что они не могут, так как в машине остались важные документы. Тут разговор пошел на сильно повышенных тонах, затворы у автоматов стали передергиваться.
В конце концов решено было проделать небольшую операцию. Трое из диверсионной группы выскочили из-за укрытия и открыли в сторону ЮНА бешеный огонь. На десяток секунд они отвлекли внимание армии на себя, а в это воемя остальные выхватили из «Фольксвагена» часть вещей с документами.
Потом хорваты вошли в дом и забрали двоих спасателей, которые сидели в подвале. Эти ребята пережили страшные минуты. Сначала они слышали крики и мат, потом стрельба, а потом все стихло, открылась дверь к ним, и человек с автоматом сказал: «Выходите!» Ребята решили, что их товарищей расстреляли и теперь очередь за ними.
— Уходили мы оттуда перебежками, — вспоминал Рожков.— Двумя группами. Пока одна отстреливалась, вторая пробегала какое-то расстояние. В конце концов мы выбрались…
Они выбрались через «кукурузные джунгли». В сегодняшней Югославии если ты вышел из зарослей кукурузы, то ты хорват и тебя расстреливают. Поэтому с дороги лучше не сходить, даже нужду лучше справлять у машины.
Наконец спасателей привезли в Нова Градишку. Потом проверяли и под видом доброжелательной беседы допрашивали. Их, как показалось ребятам, принимали за советских разведчиков. Потом местный представитель Красного Креста отвез их к себе домой, где они заночевали. Ночью начался артналет неуправляемыми ракетными снарядами. Одна из ракет попала в соседний дом, под обломками осталась семья. Армия пыталась накрыть телеретранслятор, но била ночью, и разрушения были страшными.
— Когда мы уходили через кукурузное поле, то увидели, как на нас заходит МиГ-27, — продолжал Рожков.— Но он прошел над нами на Нова Градишку. Утром мы увидели страшные последствия рейда этого истребителя. Самолет бомбил центр города кассетными бомбами. Мы привезли в Москву части одной из бомб, которая попала в костел… Кстати, насчет хорватской диверсионной группы. Один из нас — военный переводчик. Прекрасно разбирается в стилях. Он абсолютно уверен, что среди них были профессионалы (американцы хорватского происхождения), которые участвовали в операции «Щит пустыни». И, наконец, самое главное. Информация о том, что ЮНА расстреляла нашу машину, может оказаться ключевой в переговорах между сербами и хорватами при посредничестве СССР. Либо она может стать разменной монетой при получении информации от сербской стороны. Поэтому здесь я группу разделил, и двое уехали [] Загреб, [] обстоятельствах встретиться с тем командиром, который обещал живого свидетеля. И еще раз хочу подчеркнуть вот что. Порядка в частях хорватской полиции и гвардии намного больше, чем в частях Югославской народной армии. Я не помню, чтобы у военных оружие было на предохранителе. Они стреляют сразу, не раздумывая. Играют в карты на ракетный залп. Кто проигрывает, тот и палит. Причем это может происходить когда угодно — и днем, и ночью. Автомашины с символикой Красного Креста используют в военных целях, видимо, и те, и другие. Но армия вытворяла кое-что похуже. Мы узнали факты, когда людей, не согласных с политикой ЮНА, посылали на минные заграждения перед танками. Мы увидели не «буферную» роль ЮНА, а только карательную. В целом же поражает атмосфера нетерпимости сербского и части боснийского населения к хорватам. Это следствие пропаганды средств массовой информации Белграда.
Рожков с Мельником во второй раз пересекли линию фронта и на попутках добрались до Босанской Дубицы. По дороге их постоянно задерживали. Один раз даже пришлось обмануть водителя и сбежать. Милиция потребовала от него отвезти спасателей в штаб для разбирательства.
5 октября в 5 утра начали движение в сторону разведцентра, где им должны были передать живого свидетеля и трупы журналистов. Лес, по которому они шли, кишмя кишел бандитского вида вооруженными группами. До сербского разведцентра было еще далеко, но нервы были уже на пределе. В живых им, как считает Рожков, удалось остаться только потому, что они поносили хорватов как только можно. Рожков считает, что это был самый тяжелый момент, который они пережили за время всей экспедиции.
Когда они попали наконец в разведцентр, то сразу поняли, что вся информация «свернута» и на сцене появилось новое лицо — командир военной контрразведки, который делал вид, что не знает ни одного европейского языка. Рожкова и Мельника долго водили за нос, обещали дать информацию со дня на день. Когда хорватские полицейские силы прорвали фронт в 3 километрах от разведцентра, спасатели решили возвращаться в Белград. Кроме того, после известного заявления Горбачева реакция военных стала крайне враждебной и оставаться было уже небезопасно.
В Белград они возвращались дальней дорогой через Тузлу, где их встретил Королев и отвез в посольство. На этом закончилась миссия группы «Россия». Теперь дело за руководством Югославии, которое должно ответить на официальную просьбу российского МВД провести совместное расследование по этому случаю.