Мы прожили год потрясений. Но все еще впереди
Реквием по союзу, которого нет
Четвертый год подряд ВЦИОМ публикует в «МН» результаты широкого исследования общественного мнения по итогам уходящего года. В середине декабря по заказу газеты на основе репрезентативной выборки было опрошено 2075 человек в различных республиках бывшего Советского Союза (публикуются предварительные данные опроса).
Хотелось бы назвать год 1991-й самым трудным, самым насыщенным испытаниями, потрясениями, катастрофами из всех, которые доводилось переживать обществу (или, как можно говорить сегодня, людям в геополитическом пространстве бывшего Союза ССР). Однако судя по опросам последних месяцев, наш удивительно стойкий и не теряющий грустной иронии народ в значительном большинстве своем считает, что худшие времена еще впереди (мнение 79% опрошенных жителей России в ноябре).
Этот год сделал былью то, что еще недавно нельзя было и вообразить: за несколько месяцев ликвидированы коммунистический режим, правящая партия и могущественная империя, именовавшаяся Советским Союзом. Но сегодня, оглядываясь назад, трудно представить иные варианты. Все внезапные события были основательно подготовлены, и не было силы, способной помешать железной логике падения и распада того, что было обречено на гибель.
До и после Августа
Год 1991-й в жизни общества разделен на две неравные части событиями Августа — попытка государственного переворота и немедленный контрудар. Все, что происходило до Августа, воспринимается теперь как необходимая подготовка его; все, что происходит после Августа, представляется неизбежным результатом развития событий и расстановки сил в Августе. Правда, то, что наиболее значимо для россиян, не всегда является или кажется таковым для других.
«Главные события года» в общественном мнении различных государств Содружества выстраиваются в порядке, показанном в таблице № 1 (учитывается частота упоминаний):
В этом перечне еще отсутствуют события декабря, венчающие череду встрясок и сенсаций года, — соглашения в Минске и Алма-Ате. По данным одного из последующих опросов ВЦИОМ (15 — 16 декабря. 1004 человека в городах России), 64% одобряют создание Содружества. Если учесть неизбежное смещение внимания людей к последним по времени событиям, можно полагать, что Декабрь должен разместиться где-то рядом с Августом в приведенной таблице.
В одном из опросов, который мы проводили по горячим следам Августа, 55% опрошенных (в Москве) согласились с утверждением о том, что наступил конец коммунистической эпохи, начавшейся революцией в 1917 году. Осознание этого конца — главное содержание всех испытаний, которые пришлось выдержать массовому сознанию в уходящем году.
Сравним оценки некоторых явлений 1991 года в общественном мнении России. Больше всего огорчили людей снижение уровня жизни (70%), развал хозяйства (45%), из явлений социально-политического плана — распад СССР (38%), утрата страной престижа великой державы (30%). Менее всего огорчительными оказались для населения прекращение деятельности КПСС (только 6% из опрошенных россиян, 3% на Украине и 9% в азиатских республиках выразили сожаление по этому поводу), а также рост эмиграции (5%).
Конец имперской эры
На протяжении года мы много раз могли убедиться, что самый запутанный клубок противоречивых чувств и действий связан с судьбами советской империи, именовавшейся Союзом. Причем на всех уровнях. Михаил Горбачев сумел переступить через многие табу номенклатурного сознания, но не преодолел «имперского» барьера, и это привело его к концу политической карьеры. На идеях «священного» Союза строили последние линии своей обороны силы консервативных реставраторов. Сегодня же мы видим, что призраки бывшей империи способны разлагать и лагерь демократии: некая часть ее вчерашних идеологов и героев — Александр Руцкой и Николай Травкин — склоняют перед ними свои головы.
Неудивительно, что массовое сознание мечется между необходимостью примириться с неизбежным концом имперской эры и страхами — привычными и навеянными. Кликушество по поводу якобы неизбежных конфликтов, крови, беженцев, хаоса находит определенную почву. Ведь патерналистские привычки имеют куда более глубокие исторические и психологические корни, чем вся «советская» официальная идеология.
В начале года тон центробежным тенденциям задавали республики Прибалтики, и это оставляло центру надежды если не сломать их самым грубым насилием (январские провокации против Литвы и Латвии), то по крайней мере локализовать. Когда в конце года камертон оказался в руках Украины, произошел неизбежный коллапс Союза. Приступы истерии, которые устроила до и после украинского референдума президентская власть (Горбачев) и часть левой прессы, могли только ускорить гибель империи.
Все эти всплески и повороты политического отчаяния можно проследить по состоянию общественного мнения. За три года этнополитических конфликтов в бывшем Союзе у многих людей выработался некий иммунитет по отношению к событиям, которые непосредственно их не касаются (с ним, собственно, и связана линия на «локализацию»). Украина изменила положение. К результатам ее референдума только четверть опрошенных в России относятся «с одобрением», более сорока процентов — «с тревогой», а около десяти — даже «с возмущением». Стало очевидным то, что не хотели видеть последние годы, да и гораздо ранее: самый близкий «младший брат» оказывается самым непокорным, а это и делает неизбежной гибель всей конструкции империи с ее «старшими» и «младшими».
По нашим первым данным еще трудно судить, насколько связано быстрое признание нового Содружества с надеждами на то, что это будет повторением имперской структуры под новым названием, а насколько — с пониманием невозможности эту структуру спасти.
Ясно, что Украина, овладев ключами независимости, получила тот импульс национально-государственной консолидации, который характерен для молодых государств (но не для сегодняшней России).
Согласно данным нашего исследования, все показатели доверия к власти на Украине заметно выше, а все показатели тревожности — заметно ниже, чем в России. Например, на Украине 41% против 25% полагают, что правительство может обеспечить проведение экономических реформ, тогда как по России это соотношение значительно хуже: 28% против 46%. Стабилизацию экономического положения в республике полагают маловероятной 55% на Украине и 79% в России. Но зато массовые стихийные выступления считают возможным в России 58%, а на Украине лишь 18%, вооруженные столкновения между республиками — соответственно 60% и 24%. Мощный фактор национальной консолидации по-разному ориентирует оценки массового сознания в сходных ситуациях.
Конечно, для России встать на «путь Украины» столь же невозможно, как и следовать путем Прибалтики или, например. Казахстана: факторы консолидации здесь неизбежно будут другими — связанными с формированием демократических институтов, экономическим потенциалом («когда» и «если» он будет работать) и — что сегодня виднее всего — с ролью России в сообществе.
Деятели и символы
Наша молодая и не вполне доношенная демократия по-прежнему персонализованна, и массовое сознание воспринимает ее прежде всего через личности, а не через демократические институты. Поэму и традиционно составляемый нашими респондентами список людей года» остается достаточно важным показателем характера политического и нравственного состояния общества.
В списке людей, с которыми массовое сознание связывает 1991 год, практически нет новых имен, хотя заметны изменения в частоте упоминаний. Еще год назад ушло из первого ряда имя М. Горбачева: в России у него третье место, на Украине — седьмое, в азиатских республиках — восьмое. Ельцин, бесспорный фаворит общественного мнения в России, занимает вторые позиции на Украине (где у него даже больше поддержки) и в азиатских республиках. Первые же места там у «своих» национальных лидеров: Кравчук, Назарбаев, Каримов и другие.
Как и в прошлые годы, все ведущие имена в республиках, где проводилось исследование, — перевоплотившиеся деятели старой партийно-государственной номенклатуры. Нет представителей новой политической элиты, как нет и духовных, нравственных лидеров общества. В то же время нигде не выходят на поверхность имена патриотствующих «нашистов» или близких к ним скандально шумных фигур политической сцены 1991-го — Жириновского, Макашова и других, малозаметны и люди, которые недавно переключились с «демократической» волны на «патриотическую», — Руцкой, Травкин.
После Августа, рассматривая списки фаворитов общества, нельзя не задаваться вопросом: кто из этих людей может1 быть претендентом в диктаторы? Сегодня общественное мнение таковых не усматривает, как не показывает и готовности принять чью-либо диктатуру. Сосредоточение власти в руках Бориса Ельцина (по данным’за ноябрь) одобряли 40%, не одобряли — 27%. Еще ранее (в июле и в октябре) результаты опросов показали, что сама поддержка Ельцина общественным мнением далеко не безусловна.
Старые надежды или новые страхи?
Нас когда-то растили в страхе перед властью, потом — в страхе перед стихией народной. Сегодня властей никто не боится и мало кто слушается, зато «стихией» грядущих бунтов пугают со всех сторон — и власть имущие, и власти жаждущие, и бывшие «компутчисты», и демократы, и патриоты, и озабоченная заграница. Иногда нагнетание страхов производится с явной целью — вспомним, например, как это делалось борцами за «спасение» Союза, — иногда это, вероятно, происходит по привычке, по вине социально-исторического воспитания общества.
В какой мере наши данные позволяют подкрепить или развеять атмосферу тревожности?
Наученное трудным собственным опытом, общество сегодня не может отвергнуть ни один из мрачных вариантов: достаточно большая часть опрошенных — треть или более — допускают возможность каких угодно катастроф, бунтов, переворотов, эксцессов. Что еще не делает все эти варианты реальными, поскольку не создает ни сил действия, ни сил поддержки.
Если отслеживать смену общественных настроений за год, можно заметить, что мы сейчас в периоде какой-то тоски и печали, охватившей чуть ли не все слои. Легко объяснима «экономическая» компонента тревожности: все ждут худшего будущего. потрясений с ценами и кошельками. (На ноябрь месяц, например, более 50% населения бывшего Союза не ждало улучшений в жизни политической, свыше 60% — в межнациональных отношениях и 75% — в экономике). Другая составляющая пессимистических настроений — очевидный отлив той боевитой напряженности, которая присутствовала в дни Августа. Собственно говоря, в этом отливе нет ничего унизительного или удивительного: настроения героического энтузиазма не могут поддерживаться долго.
Но здесь имеется еще одна, наверное, наиболее важная и наиболее постоянная составляющая. Если человеку старого, советского общества был присущ казенный оптимизм, то сейчас мы имеем дело с казенным же пессимизмом. Сегодня чуть ли не все деятели, которых принято считать лидерами общественного мнения («опинион-мейкеры»), начинают свои речи со слов «сейчас, когда все так плохо…» — и тем самым как бы санкционируют моду на уныние. В этом типе пессимизма нельзя видеть просто отражение реальных трудностей (право же, «бывали хуже времена»). Это старый миф о «самой счастливой стране», перевернутый вверх дном. Но это тот же миф, поскольку в его основе — представление 6 беспомощном человеке, которого благодетельное государство должно поить-кормить и тешить. И пока этот человек будет ждать милостей от заботливого «дяди», он будет превращать радостные ожидания в мрачные разочарования (и наоборот). Желанный переход к иной жизни предполагает выход из этого колеса переворачиваний.
При всех слабостях и противоречиях массового политического сознания сегодня нельзя не видеть, что оно во всех кризисных ситуациях оказывалось более демократичным, более сдержанным, более миролюбивым, чем этого многие могли ожидать. И, как особенно показал уходящий год — в решающие моменты способным на солидарный демократический порыв. Разумеется, от самых лучших порывов до регулярной работы и реальной демократической организации достаточно далеко. Но порывов в другую сторону все же не было.
Год 1991-й превратил кризис общества, экономики, империи в катастрофу, принес людям усталость, отчаяние, хаос. И все же не только это: были взлеты сплочения в борьбе и торжестве, были высокие порывы и надежды на то, что успехи демократии удастся закрепить. И необратимые сдвиги, исключающие возврат к прошлому. На каких весах можно выяснить, что перевесит? Должно быть, на весах года 1992-го.
Александр ГОЛОВ, Борис ДУБИН. Юрий ЛЕВАДА, Алексей ЛЕВИНСОН.
Данные и графики готовили Алексей ГРАЖДАНКИН, Владимир ШОКАРЕВ.