October 13

Сокрытые тьмой

ᴀɴᴀʀᴄʜʏ.

Слышен раскат грома где-то вдалеке, точно предупредительный выстрел перед началом жесточайшей схватки. Бойни твоих чувств и разума.

Ты в очередной раз ступила туда, где ты знаешь, что тебе не место. Тебе не рады, разве что теплу твоего тела и нежным вздохам, наивным взглядам, что полны надежды, и слезам, льющимися градом, когда ты бьешься в самоунижении за свои поступки. Ты ведь знаешь, дорогая, эта теплая рука, которая сейчас лежит на твоей шее, теперь точно так же беспощадна, как и ты сама. Твои бледные дохлые плечи уже с трудом выносят муки чувств, вот-вот и ты сломаешься — развалишься на части и больше не сможешь встать.

Что было в прошлый раз? Может, твои бёдра, которые сейчас плотно прижимаются к нему, расскажут? Они не могут, ведь его ладонь крепко сжимает и причиняет ещё больше боли. Жгет, режет, но это не сравнится с наградой: послевкусием его поцелуев и расслаблением после чрезмерного напряжения.

Слышен раскат грома где-то вдалеке, столь же груб и нежен одновременно, как его голос, заманивающий в ловушку. Он даёт надежду, но ты знаешь, какого будет утром. Будет невыносимо давить где-то в груди, когда его не окажется рядом. Будет невыносимо тянуть и свербить от желания получить очередную дозу касаний.

Слышен раскат грома где-то вдалеке, столь же груб и нежен одновременно, как его укус за изгиб шеи. Молния — твой стон, который вырвался и разбился о шёлковые простыни, отбросив на миг тени двух силуэтов на тёмные стены. Дождь — это твоё бессилие перед мужчиной, который когда-то подобрал части твоего израненного сердца.

Повиляй своей задницей, покажи, как ты хочешь его. Покажи, как ты любишь его. Может быть, хотя бы твоё тело он услышит и позволит вернуться в дом, в котором тебя ждали.

Ты точно грязный щенок, увязавшийся за прохожим. Ненавидишь своё сердце и душу, на которые надела строгачи, пала ниц и отдала повод ему. Точнее, ты заставила его так думать и он стал твоим господином самым нежным и чутким. Об этом напоминают его пальцы, скользящие по соскам. Ты казалась ему безобидной. Той, кого требовалось защищать и греть теплом своего тела. Но на деле же, как змея, ты медленно питала его вены ядом. Воспоминания мурашками катятся по телу, ведь он помнит, как тебе сделать приятно.

Как говорила твоя матушка: «Золото закаляет огонь, а женщину — страдания». Так, может, тебе лишь стоит покорно принимать своё наказание в виде бесчувственного взгляда? В его глазах нет ни страсти, ни злости, теплоты или холода. Тобираме плевать, что будет часом позже: останешься ты в его объятиях или же сразу вызовешь такси домой. Теперь плевать. Теперь неспешные скользящие поцелуи на твоей груди — лишь способ оттянуть собственное удовольствие. Способ раздразнить тебя и удовлетворить собственное эго.

— Mon cher, — мурчишь ты кротко.

Тобираму словно прошибает током. Вновь ты заставляешь его страдать и содрогаться от страха. Ведь раньше это была лишь грязная фальш. Лживость ради развлечения. Но Тобирама будто хочет тебе верить, отвечая глубоким горячим поцелуем. В ином случае позволил бы возвращаться снова и снова? Нет, нет… Теперь он играет с тобой: с твоими чувствами и телом, что так уверенно прижимает и нежно гладит. Ты не вернёшь доверия и искренней любви.

Тобирама не подпустит ближе. Как бы отчаянно не пыталась, ведь даже слёзы перестали служить тебе оружием. Они лишь поблёскивают во тьме безлунной дождливой ночи. И Тобирама замечает, но не подаёт виду или же просто не знает, как реагировать, ведь не знаком с тобой настоящей. И все же теперь он настолько же жесток, как и ты когда-то.

— В любви и сексе мы разбираемся плохо. Моё желание трахаться – похоть, твоё – любовь. — Усмехнулся он себе под нос, а недолгая пауза навеяла ещё большее смущение, чем эта фраза. — Так ты теперь считаешь?

Правда ли все возможности упущены и сделать ничего нельзя? Правда ли всё, что тебе осталось, это давиться собственными слезами и от того хватать жадно воздух? Все чувства словно скопились в солнечном сплетении, такие неприятно покалывающие и тяжёлые. Полно, дурочка, его губы вновь накрыли твои.