Кислый виноград доминантного альфы. Глава 68
Однако слова, вертевшиеся на кончике языка, так и не слетели с губ. Ту карту, которую Тэгон хранил как последний оплот для этого момента, он так и не смог решиться вытащить.
Если бы прощение было таким простым и легким делом, это стало бы оскорблением его прошлого, в котором у него не было иного выбора, кроме как отпустить Хёну из своих объятий.
Хёну молча наблюдал за Тэгоном, опустившим голову. Видеть Тэгона таким было для него не впервые. Нет, это случалось бесчисленное количество раз.
Теперь Хёну, кажется, наконец понял, почему тот упорный взгляд, который был направлен на него так отчетливо, словно Тэгон вовсе не был слеп, тот горящий и сверкающий взгляд внезапно тускнел.
То поведение, будто в их отношениях предопределен конец, то лицо, становившееся душераздирающим, словно просящим прощения, те губы, которые шевелились, будто собираясь что-то сказать, но в итоге оставались сомкнутыми - всё это было точно таким же, как сейчас.
Ты ведь тоже предчувствовал, что когда-нибудь мы столкнемся с этим моментом, что нам не избежать его. Наверное, этот приближающийся момент пугал не только меня, но и тебя.
Бледный лунный свет опустился на плечи Тэгона. Его фигура с этим бледным светом за спиной выглядела невыносимо обременённой и тяжёлой.
Взгляд Хёну переместился на бледную руку Тэгона, нервно сжимающую простыню. В Тэгоне, который от чувства вины даже не мог прямо смотреть ему в глаза, Хёну ощутил знакомое дежавю.
"Разве я не могу искупить вину хотя бы так?"
"...Разве я не могу хотя бы так остаться рядом с тобой?"
Тот умоляющий голос, обращённый к нему, напомнил о его собственном прошлом, когда он едва нашёл смысл выживания на грани жизни и смерти.
Ужасные дни, когда жизнь не ощущалась жизнью. Хёну увидел себя прошлого в облике Тэгона - себя, пытавшегося избавиться от чувства вины за Джейми, умершего вместо него, и нашедшего смысл жизни в том, чтобы посвятить остаток своих дней Джерому.
Неужели всё это время ты тоже был в аду?
Следовало бы возмутиться. Следовало бы ненавидеть Тэгона, говоря, что из-за него родители погибли несправедливо, что если бы не он, не случилось бы ни смерти Джейми, ни того, что собственная жизнь стала такой жалкой.
Следовало бы переложить всю ответственность на Тэгона и хоть немного освободиться от давящего чувства вины. Следовало бы оставить Тэгона позади и одному выбраться из этой боли. Но странно, такого желания не возникало.
Хёну был в смятении. С одной стороны, он ненавидел Тэгона и негодовал на него, но с другой - хотел услышать его историю: страдал ли он так же, как сам Хёну, как выдержал это время, чем искупал свою вину. Хотелось узнать, что в этом ужасном аду он был не один.
Наконец, голос Хёну коснулся уха Тэгона.
- Расскажи мне всё. Так, чтобы я понял.
Услышав голос, в котором не было ни ожидаемого упрёка, ни обвинения, Тэгон резко поднял голову к Хёну. Осторожно изучающий взгляд, будто проверяющий, правильно ли он услышал, встретился с пристальным взглядом Хёну.
- Объясни мне как следует, как оказались замешаны мои родители и кто те силы, что пытались тебя очернить.
Это был момент, который он представлял в своей голове сотни, тысячи раз. Момент, который каждый раз сокрушал его, теперь настал, но вопреки ожиданиям, Хёну не оттолкнул его, не отверг, не презирал, а спокойно смотрел в глаза и просил рассказать свою историю - от этого голоса заныло в груди.
Хотя прощения ещё не было получено, одно лишь решение Хёну выслушать его историю наполнило Тэгона невыразимой благодарностью.
Их взгляды переплелись. Взгляды, не острые друг к другу, не натянутые от напряжения, а тихие и спокойные, как речные воды.
Тэгон долго подбирал слова, думая, с чего начать историю, которую долгое время хранил в сердце, и наконец заговорил:
- ...Задумывался ли ты когда-нибудь, почему среди пациентов, страдающих на склоне лет от рака или аутоиммунных заболеваний, подавляющее большинство - омеги?
На этот неожиданный вопрос Хёну покачал головой.
- Это побочные эффекты существующих супрессантов. Тщательно спланированные теми силами, о которых я говорил.
При этих словах лицо Хёну исказилось от шока. Эти заболевания требовали огромных затрат на лечение, к тому же имели низкий процент выздоровления - болезни, высасывающие до костного мозга пациентов и их семьи, использующие их отчаянную надежду как залог.
Всё это было намеренно подстроено, чтобы заболеваемость была особенно высока среди омег? И всё из-за супрессантов? По спине пробежал холодок.
- ...И когда ты об этом узнал?
- Поэтому скажу тебе сейчас...
Лоб Тэгона на мгновение слегка сморщился, когда он прервался. Ощущая, что самому говорить об этом неловко, он на минуту отвел взгляд, но после молчаливого решения снова повернулся к Хёну.
Он не знал, когда ещё сможет раскрыть свои истинные чувства, если не сейчас. В момент, когда смерть приблизилась вплотную, Тэгон глубоко сожалел о том, что не был честен с собой и с Хёну. Он не хотел совершать глупость, скрывая свои чувства и упуская возможность рассказать правду, о чем потом придется жалеть.
- Я был зол, что ты скрыл от меня своё проявление как омеги и проводил течки с другими альфами. Но в то же время испытал облегчение, что ты не принимал супрессанты.
- Впервые в жизни я почувствовал удовлетворение своей природой, осознав, что могу дать тебе необходимые феромоны.
Взгляд Тэгона нежно и тепло скользил по лицу Хёну, словно касаясь чего-то драгоценного.
- И я дал себе обещание. Избавить тебя от несправедливой дискриминации и презрения, которые приходится терпеть из-за того, что ты омега. Сделать мир немного безопаснее для тебя.
- ...После твоего проявления как омеги у меня была только эта цель.
При этих последних словах в смятенном сознании Хёну быстро промелькнул голос Чжуона.
«Почему Тэгон-хён, который так презирал омег, посвятил себя разработке супрессантов?»
«Причина, по которой он из всех своих предприятий сосредоточился именно на разработке безопасных и мощных супрессантов без побочных эффектов».
Он сглотнул сухую слюну, чувствуя, как горит горло. Что он тогда ответил? Вспомнив наконец, Хёну крепко зажмурил глаза.
Он сказал Чжуону прекратить нести чушь. Упрекнул его, требуя перестать нести бессмысленный вздор. Заявил, что будет верить только тому, что видел и испытал сам, и стёр из памяти все истории, рассказанные Чжуоном.
Поклявшись столкнуться с Тэгоном без искажений и недоразумений, чтобы продвигаться к правде, он в каждый момент сомневался в нём, не доверял ему, и, как ёж, выставлял иголки, защищаясь от возможных ран.
Может, осколок дьявольского зеркала до сих пор был воткнут где-то в его сердце? Может, оно заставляло его воспринимать всё, что связано с Тэгоном, как злое и отрицательное, заставляло его не любить и ненавидеть Тэгона?
Хёну слегка покачал головой. Словно упрекая себя за то, что даже в такой момент он пытался увильнуть от своих чувств, выдумывая пустые оправдания, Хёну крепко сжал кулак. Ладонь, покрытая холодным потом, была влажной.
Теперь нужно было признать - он боялся.
Боялся, что снова полюбит его, что снова отдаст ему всё своё сердце, что снова будет ранен - из-за всех этих страхов он выставлял иголки и отталкивал Тэгона.
- ...Значит, ты разработал новый супрессант? Из-за меня?
На вопрос Хёну Тэгон неловко кивнул. Сердце Хёну начало бешено колотиться.
Нет, я не хотел знать. Не хотел узнавать. Мне было страшно. Потому что я знал, что так и будет. Потому что было очевидно, что моё сердце снова будет так биться для тебя.
Лицо Хёну выглядело измученным, полным сложной смеси эмоций. Тэгон протянул руку и ласково погладил его по голове, словно утешая.
- В процессе разрушения картеля супрессантов возникли трения с существующими властными силами.
Лунный свет, опустившийся на силуэты двух сидящих друг напротив друга людей, тускло мерцал.
Хёну, уставившись в темный потолок, повернул голову и бросил взгляд на больничную койку. Там, с изможденным лицом, не издавая даже звука дыхания, в глубоком сне лежал Тэгон.
Похоже, ему было тяжело выговориться, рассказывая о том, что он так долго держал в себе, особенно не восстановившись полностью после болезни.
В тихой, темной палате, глядя на спящего будто мертвым сном Тэгона, перед глазами Хёну, словно дым, начало всплывать воспоминание о ночи, такой же темной, как сегодня.
Комната в конце третьего этажа восточного крыла, куда он тайком проник глубокой ночью, чтобы раскрыть тайну поместья. Шок той ночи, когда он, отодвинув полог кровати, вынужден был зажать рот, подавляя изумление от открывшейся правды, отчетливо отпечатался в его сознании и теперь живо рисовался перед глазами.
Наверное, он никогда не забудет. Вид Тэгона, чьи конечности, словно у зверя, были привязаны к металлическим столбам. Момент их первой встречи после шестилетнего перерыва.
Возбужденный голос Тэгона, снова и снова выкрикивавший его имя, и его движения, когда он метался от боли - всё это, словно проклятие, прилипло к его сознанию, постоянно мучая.
Он всё время недоумевал, почему Тэгон находился в таком месте, в таком состоянии, запертый и подвергаемый обращению хуже, чем с животным. Даже если это было делом рук семьи, считающей запечатление альфы позором, Тэгон не из тех, кто будет спокойно сидеть в таком месте, если это не по собственной воле.
В чем причина добровольной изоляции от мира? Ответ на этот вопрос, всегда крутившийся в голове, как белка в колесе, Хёну узнал только сегодня.
Всё дело было в нем, выжившем.
Из-за него Тэгон потерял всё. И полноценное зрение, и силу, и власть, и даже своё блестящее будущее. Несмотря на это, чтобы Хёну, выживший в той аварии, больше не стал мишенью для них, Тэгон добровольно шагнул в ещё более глубокую и густую тьму.
Получая через гон ежемесячные известия о нём, поставив на кон всё, в бесконечно холодной и одинокой тьме, в одиночестве, сжавшись, на неопределенное время - вот так...
В этот момент что-то горячее подступило к груди. Сглотнув комок в пересохшем горле, Хёну крепко прикусил губу.
Непонятно, почему именно сейчас вспомнилась история, рассказанная Мусоком. Трагическая судьба, которую выбрал его брат, родной отец Тэгона, не выходила из головы.
Если бы он погиб в той аварии, в которой погибли его родители, как и было запланировано, Тэгон тоже вскоре узнал бы об этом. Как отец Тэгона, узнавший о смерти любимого человека через разорванную метку.
Хёну чувствовал боль, разрывающую сердце, лишь представляя Тэгона, оставшегося одного в мире, где его самого уже нет.
Он не хотел даже думать о том, какой выбор сделал бы Тэгон, узнав о его смерти.
Крепко зажмурившись и снова открыв глаза, Хёну перевел взгляд с Тэгона на темноту за окном. Затем медленно прокрутил в голове правду о случившемся, которую только что услышал.
Всё оказалось так, как он и предполагал. Тщательно спланированное убийство, замаскированное под несчастный случай. Сломанные камеры видеонаблюдения в гараже, черный ящик автомобиля - все улики исчезли, не оставив ни одной зацепки.
Несмотря на крайне подозрительные обстоятельства, указывающие не на несчастный случай, а на убийство, он, как дурак, так и не смог раскрыть правду. Мало того, что не смог смыть позор с имени родителей, так еще и невинного Джейми втянул.
Нахлынуло мучительное чувство самоуничижения.
Руки Хёну, закрывшего искаженное лицо, дрожали.
Тэгон, который вынужден был слышать весь этот ужас в реальном времени, позже гораздо сильнее страдал, говоря об аварии, в которой погибли родители Хёну, чем о собственном несчастном случае.
Хёну догадывался, что Тэгон долгое время по-своему искупал вину. Как сам Хёну решил найти смысл жизни и искупление, взяв на себя жизнь Джерома, так и Тэгон, должно быть, пытался искупить свою вину, жертвуя собой ради выжившего Хёну. Поэтому он, не колеблясь, бросил себя во тьму.
Но даже зная это, Хёну не мог заставить себя сказать Тэгону, что всё в порядке, что пора перестать мучить себя этим бременем.
Он вспомнил последние слова, сказанные Тэгону, который, признавшись во всех грехах, опустил голову, ожидая своего приговора.
"Дай мне немного времени подумать."
Он не мог до конца осмыслить огромную правду, обрушившуюся на него, как буря.
Интересно, какое выражение было на лице Тэгона, когда он попросил время.
Хёну едва справлялся с собственными перепутанными чувствами, не имея сил беспокоиться о Тэгоне. Многочисленные эмоции, переплетаясь между собой без возможности их разделить, создавали водоворот, перемешивая всё внутри. И каждый раз осадок, скопившийся в уголке сердца, поднимался мутным облаком, затуманивая рассудок.
Когда перед глазами проносились воспоминания о несправедливо погибших родителях, Джейми и его собственных страданиях под бременем всей этой ответственности, в груди поднималась такая ярость, словно мог загореться. Тэгон, послуживший отправной точкой всех этих страданий, казался невыносимо ненавистным.
Он испытывал горечь по отношению к Тэгону, который, сказав, что всё кончено, не сдержал собственного слова, вызвав всё это бедствие.
Если бы не ты, никто не погиб бы. Если бы не ты, моя жизнь не стала бы такой мучительной.
Однако даже обвиняя Тэгона, Хёну часто хватался за грудь, задыхаясь.
Из-за Тэгона, который ни на миг не забывал о нём после расставания, из-за Тэгона, который до последнего цеплялся за него, даже зная, что эта связь подобна гнилой веревке, его сердце сжималось с болью и одновременно трепетало от непонятного жара.
Казалось, он утонет в нахлынувших разом бесчисленных эмоциях. Едва высунув голову над поверхностью, он с трудом мог дышать. В голове не складывалось ни единой мысли о том, как относиться к Тэгону.
В таком состоянии он не мог дать никакого ответа Тэгону, просящему прощения.
Когда его собственное искупление ещё не завершилось, казалось крайне противоречивым то, что он, такой как есть, прощает Тэгона - первопричину события, приведшего к гибели всех, или даже просто судит его грехи.
Он намеревался посвятить оставшуюся жизнь только искуплению вины. Но от внезапного покаяния Тэгона и от того, что сам стал объектом этого покаяния, Хёну почувствовал, как нечто фундаментальное, поддерживавшее его до сих пор, сильно пошатнулось.
Возможно, всё начало рушиться задолго до признания Тэгона - в тот самый момент, когда Тэгон снова появился перед ним.
Тихо вздохнув, Хёну закрыл лицо руками. На душе было тяжело.
Осторожно поднявшись с места, он бегло проверил крепко спящего Тэгона и тихо вышел из палаты.
Лунный свет, проникавший через окно, создавал прерывистые светлые пятна в темном коридоре, словно импровизированные ступеньки.
Острый запах дезинфицирующего средства коснулся ноздрей. Хёну шел по бесконечному коридору шаг за шагом, в окружении холодной тишины.
Его душа колебалась, как тростник. В уголке сердца, переполненного обидой и состраданием к Тэгону, начал звучать голос, защищающий его.
Если бы он сам не проявился как омега, Тэгону не пришлось бы разрабатывать супрессанты, и из-за этого не пришлось бы превратить картельные силы во врагов, что привело к бедствию для всех.
В ту ночь, если бы он не подмешал синее зелье в еду Тэгона, то не оставил бы на нем метку, и не было бы необходимости скрываться во тьме, чтобы защитить его, ставшего уязвимым местом Тэгона.
Возможно, Чхве Тэгон тоже жертва?
Когда мысли достигли этой точки, Хёну остановился и сильно ударил себя ладонями по щекам.
Очнись, Хан Хёну. Чхве Тэгон - тот, кто стал причиной гибели всех! Почему ты так стремишься его оправдать?!
Чем больше он упрекал и осуждал свое непостижимое, противоречивое сердце, тем яснее понимал, откуда исходит это противоречие, так мучающее его.
Остановившись, Хёну бездумно посмотрел в окно, пропускающее лунный свет. Яркая звезда на тёмном ночном небе привлекла его взгляд.
Как невозможно отрицать, что эта звезда сейчас ярко сияет перед его глазами, даже если её свет - лишь след звезды, умершей миллиарды световых лет назад, так же он старательно игнорировал свои чувства к Тэгону, называя их лишь осколками мёртвого прошлого, но в итоге всё равно пришёл к этому.
Он не мог просто отмахнуться от чувств, глубоко укоренившихся в его сердце, назвав их угасающими искрами прошлого. Ведь его сердце, охваченное неконтролируемым пламенем, горело ярче, чем когда-либо.
Однако чем больше он признавал свои чувства, тем сильнее его давило огромное чувство вины, несравнимое с ними. Он не мог вынести себя, такого эгоистичного, постоянно пытающегося защищать и оправдывать Тэгона перед лицом открывшейся правды.
Только сейчас он наконец осознал истинную природу своих чувств. Только сейчас он наконец признал, что любит Тэгона, но вместе с этим признанием пришла правда, которая, казалось, могла разорвать его сердце и голову.
Именно в тот момент, когда Хёну, упершись в тупик, повернулся, чтобы обогнуть угол коридора, позади раздался грохот - что-то упало и разбилось, резко нарушив тишину.
Услышав внезапный шум, испуганный Хёну различил торопливые шаги кого-то, метавшегося взад и вперед. С каждым шагом раздавалось странное хлюпанье.
Непроизвольно обернувшись на отчаянный звук того, кто бессмысленно метался по коридору, тяжело дыша, Хёну широко раскрыл глаза.
Тэгон в больничной одежде, как безумный, вертел головой, ощупывая разные части коридора.
Его правая нога, без обуви, была влажной от крови. Должно быть, он поранился о что-то разбившееся, так как вдоль его пути по коридору тянулись красные следы. Вероятно, именно они были источником того хлюпающего звука.
Не узнавая Хёну, стоявшего неподалеку, Тэгон ощупывал темноту, размахивая руками в воздухе. Похоже, недавно пересаженные глаза еще не могли различать предметы в такой темноте.
Каждое отчаянное движение Тэгона - глаза, горящие даже во тьме, как у ребенка, потерявшего что-то дорогое, его голова, безумно озирающаяся по сторонам, вздымающаяся грудь, поспешные шаги - всё это разрывало сердце Хёну.
Хёну, крепко сжав губы от нахлынувших эмоций, сделал шаг к Тэгону.
От внезапного присутствия в темноте плечи Тэгона напряженно застыли. Глядя на Тэгона, который не замечал его, стоящего прямо перед ним, и смотрел в пустоту, Хёну почувствовал, как краснеют его глаза.
Тэгон резко поднял голову на звук голоса.
В кромешной тьме, начиная с кончиков знакомой обуви, появившихся в тонком и тусклом луче лунного света, вскоре перед глазами Тэгона полностью предстал Хёну, окутанный лунным сиянием.
Влажные глаза Хёну, смотревшие на взъерошенные волосы и пот на лбу удивленного Тэгона, последовательно изучали его тяжело вздымающуюся грудь и растрепанную одежду, опускаясь вниз.
Губы Тэгона, непроизвольно опустившего голову вслед за взглядом Хёну, надолго задержавшимся на его ногах, застыли. Он только сейчас заметил, что его нога вся в крови.
На лице Тэгона отразились глубокое унижение и стыд от осознания того, что Хёну увидел его в таком жалком виде - как он, словно сумасшедший, ощупывал темноту.
Только что отчаянно искавший Хёну, Тэгон теперь не мог прямо посмотреть на него, появившегося перед ним.
- ...И зачем ты вышел без обуви.
- Что же делать, если ты продолжаешь так травмироваться.
Уголок рта Тэгона исказился в ответ на упрекающий голос.
Тэгон заскрежетал зубами в ответ на молчание Хёну.
- Знаю, я выгляжу отвратительно. Я знаю это, знаю!
- Мне самому невыносимо противно. Каждый божий день, когда я сталкиваюсь с новым собой, я чувствую такое отвращение, что готов сойти с ума! Но...!!
Внезапно прервавшись, Тэгон схватился за грудь, пытаясь отдышаться. Затем, словно выдавливая из себя собственное сердце, мучительно произнес:
- ...Когда тебя нет рядом со мной, это еще больнее. Больно до такой степени, что не могу дышать.
Хёну смотрел на стоящего перед ним Тэгона с недоверчивым выражением лица.
Отчаянная мольба Тэгона, его губы, изливающие страстную надежду, его неистовый взгляд, желающий, чтобы его искренность достигла цели, даже если для этого придется полностью обнажить свою душу - всё это казалось невероятным, хотя Хёну видел это собственными глазами.
На его лице, покрытом множеством трещин, словно готовом рассыпаться на осколки от малейшего прикосновения, Хёну ощутил странное сочетание чего-то незнакомого и в то же время смутно знакомого.
В его памяти мелькнул образ слабого существа, становящегося бесконечно маленьким и глупым перед тем, кого любит. Двадцатилетний Хан Хёну, любивший Тэгона, всё отчетливее проступал на его хрупком лице. Это было лицо человека, не знающего, что делать со своей любовью.
- Не уходи, никуда не уходи, просто останься со мной. Хорошо?
Голос Тэгона, не способный скрыть тревогу и беспокойство, слегка дрожал.
Этот голос, проникающий в грудь, будто сжимал сердце до боли. От его мольбы, произнесенной с отчаянным взглядом, сердце бешено колотилось, а в голове стоял такой шум, что казалось, она вот-вот взорвется.
Хёну прикусил губу. Он был в замешательстве, не зная, как поступить с Тэгоном, что ему ответить.
В конце концов, в коридоре воцарилась холодная тишина. В глазах Тэгона, с отчаянием смотревшего на молчащего Хёну, начало проступать глубокое негодование.
Глаза Тэгона, чернее ночи и гуще болота, сначала охватила жестокая безнадежность, которая вскоре сменилась яростным волнением, словно его захлестнула огромная ярость.
Кадык Тэгона сильно дернулся вверх и вниз, будто он насильно проглатывал нахлынувшие эмоции. Его пылающие глаза смотрели на Хёну так, словно хотели испепелить его взглядом.
- ...Зачем ты вообще появился передо мной, если собираешься вести себя так?
Глаза Тэгона, направленные на Хёну, дико блестели в лунном свете. Но Хёну снова не ответил.
Не в силах больше сдерживать что-то, вскипающее из глубины души по отношению к Хёну, Тэгон наконец взорвался.
- Я же сказал, что отпущу тебя! Сказал, что буду доволен уже тем, что ты жив! Почему ты снова появился передо мной?! Почему ты по своему усмотрению сводишь людей с ума! Почему?!
Лицо кричащего Тэгона было искажено болью.
Тревога, беспокойство, разочарование, отчаяние... эти эмоции, совершенно ему не свойственные, которые он никогда в жизни не должен был испытать и не имел в них нужды - глядя на его возмущение от неспособности с ними справиться, на его крик, столь уязвимый и слабый из-за Хёну, у Хёну щемило так сильно, что хотелось плакать.
- Я больше не могу довольствоваться подобным. Живи или умирай - делай это перед моими глазами!
- Бесполезно отказываться и говорить "нет". Я не дам тебе сбежать, не позволю уйти куда-либо, буду держать тебя и никогда не отпущу!!
Искренние чувства Тэгона, подавляемые долгое время, вырвались наружу, как раскаленный взрыв.
Однако, несмотря на его властный и грубый окрик, Хёну по-прежнему никак не реагировал. Глаза Тэгона заметались в тревоге.
Тэгон был близок к безумию из-за Хёну, который просто молча наблюдал за ним. Ладонь Тэгона, крепко сжавшего кулак, была мокрой от пота.
Это было жалко. Уголки губ Тэгона, с трудом сдерживающего подступающую тошноту, дрожали.
Ему уже было всё равно, насколько жалким считает его Хёну. Даже если тот захочет в ужасе сбежать от его обнажённого истинного лица - теперь уже поздно. Потому что его слова о том, что он не отпустит, были искренними.
На губах Тэгона, даже не пытавшегося скрыть своё неприглядно разрушенное лицо, появилась самоуничижительная улыбка.
- ...Что поделать, если я изначально родился таким мерзавцем.
- Вини себя за то, что нашел меня.
Хёну больше не мог не понимать, что это было признанием в любви Тэгона, таким душераздирающим и мучительно болезненным, как крик отчаяния.
Интересно, знает ли Тэгон. Какое у него сейчас выражение лица. Каким взглядом он смотрит на него.
Что мне с тобой делать? Что мне делать с тобой, таким искаженным?
Хёну совершенно не знал, с какого конца начать распутывать этот клубок, так запутавшийся перед лицом жестокой судьбы.
Но в отличие от гудящей головы, наполненной хаосом, сердце шептало другие слова по отношению к Тэгону.
Да, именно я нашел тебя. Тебя, затаившегося в поместье, и в детстве, и при нашей новой встрече. Всегда я находил тебя первым.
Его снова и снова, как по закону притяжения, влекло к Тэгону, который столько раз пытался отпустить его. Подобно луне, проходящей фазы, подобно сменяющимся сезонам, совершив полный круг, он снова оказывался рядом с Тэгоном.
Он по собственной воле возвращался к Тэгону, который отпустил его, чтобы спасти его, бросившегося в адское пламя ради мести, хотя и знал, что ослепнет; к Тэгону, который после их новой встречи пытался безжалостно прогнать его из поместья.
Знал ли ты, что нам будет так больно?
Поэтому пытался отпустить меня?
И всё же Тэгон так и не смог оттолкнуть его, решившего остаться рядом. Хёну чувствовал, как разрывается сердце от отчаяния в крике Тэгона, заявляющего, что больше не отпустит его.
Лицо Тэгона, по которому пронесся поток эмоций, рухнуло, как опустошенные руины. Хёну долго смотрел на него влажными глазами, на его опущенную голову и стиснутые зубы, пока наконец не заговорил.
- ...Я же просил дать мне время подумать.
- ...О том, чтобы уйти от меня?
- Я ясно сказал. Я ни за что не отпущу тебя. Куда бы ты ни сбежал, я обязательно найду тебя и удержу рядом с собой.
Его угрожающий голос звучал отчаянно. Хёну внезапно опустил взгляд на своё правое запястье, которое внезапно оказалось в захвате. Из-за хватки, которая становилась всё сильнее, перекрывая кровоток, у Хёну вырвался стон: "Ох."
Только тогда Тэгон осознал, что сжимает запястье Хёну с такой силой, будто хочет раздавить его, и испуганно отпустил руку. Но было уже поздно - на коже остался красный след.
Растирая ноющее запястье, Хёну зашевелил губами, словно собираясь что-то сказать, а Тэгон, глядя на него с тревожным лицом, не выдержал и заговорил первым.
- Скажи, чего ты хочешь. Я сделаю всё, кроме того, чтобы отпустить тебя. Хочешь компенсацию за ущерб? Или месть?
На эти слова, о которых он никогда даже не думал, Хёну рассеянно переспросил:
- Я решил сделать операцию на глаза по двум причинам. Одна - чтобы снова увидеть тебя, а другая...
Глаза Тэгона, не договорившего фразу, внезапно вспыхнули яростью.
- ...Те ублюдки, которые пытались причинить тебе вред. Я сотру их всех без остатка.
От непроизвольно вырвавшейся жажды убийства у Хёну пробежал холодок по шее. Он был так потрясен, что не мог вымолвить ни слова.
- Всё изменилось с тех пор, как тебя не было рядом.
Тэгон начал бормотать, словно одержимый.
- Теперь я достаточно силен, чтобы защитить вас. И тебя, и Джерома.
- Я почти закончил. Точно так же, как сделали с тобой, нет, гораздо ужаснее и мучительнее, так, что даже трупа не найдут...
- Прекрати! Я не хочу этого! Месть?! Мне уже тошно от этого, меня от этого воротит! Правда!!
Плечи Хёну, кричащего от всего сердца, слегка дрожали.
- Ненависть и злоба? Ввергать себя в адское пламя, чтобы вернуть обидчикам столько же боли, сколько получил сам? Я уже прошел через это. И что я получил в итоге? Ты же знаешь. Ты знаешь, через что нам пришлось пройти из-за этого...!
Глаза, полные сожаления и раскаяния, устремились на Тэгона.
- Я больше не хочу жить несчастной жизнью, привязанный к прошлому. Для меня будущее с Джеромом гораздо ценнее, чем все, что осталось позади. Поэтому если ты мстишь ради меня - прекрати. Я никогда этого не хотел!
- Так чего же ты хочешь?! Говори!!
Хёну бросил гневный взгляд на Тэгона, кричавшего на него.
Он возненавидел Тэгона, который, не понимая, почему ему так больно, не мог даже немного потерпеть и ждал, подгоняя и торопя его. Именно поэтому в порыве гнева он произнес нечто невозможное.
- Чтобы мои родители вернулись живыми.
Хёну бросил быстрый взгляд на застывшего, будто потерявшего дар речи Тэгона, и горько усмехнулся.
- ...Забудь. Не обращай внимания. Я просто так сказал.
Словно смутившись своего невыполнимого требования, высказанного в порыве гнева, Хёну быстро сменил тему.
- У меня осталось одно обещание, которое я должен сдержать перед тобой.
Тэгон, прищурив один глаз, явно не помнил об этом.
«Мы обещали вместе прогуляться, когда наступит весна».
Либо он не помнил, либо решил, что Хёну всё равно не выполнит обещание, и стёр его из памяти. От этой мысли во рту появился горький привкус.
- Я обязательно сдержу это обещание. До этого я никуда не уйду.
- ...Сейчас слишком многое сразу ворвалось в мою голову, поэтому мне нужно время, чтобы разобраться во всём. Подожди немного, пожалуйста.
Но взгляд Тэгона не изменился. Видя, что его глаза, полные недоверия и сомнения, всё ещё направлены на него, Хёну грустно улыбнулся, понимая, что Тэгон совершенно ему не доверяет.
«Ты сказал, что больше не будешь верить моим словам?»
Опустив голову с горечью, Хёну увидел раненую ногу Тэгона. Вокруг ступни уже образовалась небольшая лужица крови. Хёну нахмурился.
- ...Идём, сначала обработаем твою ногу.
Хёну направился к палате, а Тэгон молча последовал за ним.
На кофеёк: 5469070012308728 (сбер)
Boosty