Алексей Алексеевич любил свою работу. Утром кружка кофе у окна, которое выходит на живописный центр города. Затем труд, которым А. А. занимался с упоением и полной самоотдачей, часто задерживаясь допоздна, хотя об этом его никто и не просил, наконец, вечером, когда солнце готово свалиться за горизонт, он закрывал офис. Замок трескал, звук ласковым эхо разносился по пустому коридору. Ему казалось, что профессия — его призвание, то, что даровано ему свыше. Порой, А. А. думал, что даже птицы, что спрятались в небольшом парке под офисом, переливчатыми трелями подбадривают его задержаться подольше.

— Я люблю поболтать, когда выпью. — Говорил Алексей Простомордов, опираясь на стойку бара. — Мне хочется прям так. — Он остановился и задумался. — Искренне! — Алексей прикрикнул на последнем слове, поднял шот и опрокинул. Собутыльник, в глазах Алексея, был расплывчатым пятном. Из-за плохого зрения и алкоголя Простомодров не мог понять, кто же перед ним сидит: парень или девушка, но пряный аромат, доносящийся с стороны всё же склонял его к второму варианту.

Михаил Зощенко — в классическом представлении известный советский сатирик и юморист. Немного забытый, как и большинство советских авторов. Для меня Зощенко прежде всего писатель лиричный и первое воспоминание о нём такое. Мне хотелось познакомиться с русским юмором и, недолго думая, я выбрал случайный рассказ. Он оказался настолько грустным, что от меня на русский юмор посыпались проклятия и мне больше никогда не хотелось с ним соприкасаться.

XXX песнь — это смысловой центр «Комедии». Обратим внимание на ее структуру. Все детали этой изощренной конструкции, в которой отразилась и Дантова философия числа, и философия композиции, и философия творчества, не только трудно описать, но и вряд ли можно обнаружить с исчерпывающей полнотой. Самые значимые числа «Комедии» — 3, 9, 10, т. е. Троица, ее благодать и божественная полнота. Эти числа пронизывают всю песнь. Номер песни во второй кантике — 30, т. е. 3X10. До нее 63 песни (6 + 3 = 9), после нее 36 песней (3 + 6 = 9), сама она 64-я (6 + 4 = 10). Композиционно важные моменты песни: начало песнопений — ст. 10; обращение к Вергилию— ст. 46 (4 + 6 = 10); первые слова Беатриче с упоминанием имен Данте и Вергилия — ст...

Открытая дверь подъезда, деревянная, нанесённая наскоро коричневая краска, фантомный запах от которой до сих пор витает в воздухе, времена, когда домофонов ещё не ставили, а значит, что тусоваться на холодных бетонных ступенях мог кто угодно -- так оно и было. Общественному месту -- общественное личное; в мельтешащем узоре оставленных на стенах орнаментов, посвящённый в таинство человек находил что-то своё, а для постороннего этот набор частностей не представлял ничего интересного, но ведь красота в деталях и любоваться звездой, что связывает настоящее с дорогими воспоминаниями куда приятнее, чем просто звездой. Маленький Я, в помятых сандалях, которые вечно натирали пятки, коротких синих шортиках и зелёной, в катышку, футболке...

Около набережной вьюгой кружилось несколько голодных чаек, кремового цвета бликов луны. Северный ветер завывал промеж пошарпанных строений, просачивался в щели одежды одиноких прохожих и, студя их уставшие тела, улетал дальше по улицам. Стук женских каблуков, тяжёлое дыхание плетущегося за спиной старика, насморк, грузные от европейской зимы мысли, похожие на недоготовленный холодец. Очередной резкий вдох в себя, сделанный по привычке, и мерзкий вкус соплей на языке. Атмосфера -- это запрятанный за старым хламом на балконе фотоальбом, закатившаяся за шкаф кошкина игрушка, забытая и найденная через несколько лет в кармане старой куртки пачка жевательной резинки. Она всегда где-то между строк, где-то между перьев птиц, что голосят...

Молодая ночь спускалась на город, возле небольшой речушки, что славилась у местных злым нравом. Запозднившиеся люди спешили по домам, кабы чего не случились, цокот каблуков, глухой рёв проезжающих мимо машин и крадущийся шёпот листвы. По тихой улице вдоль аллеи идёт отстранённый человек лет 25-30, спокойная походка, старые потёртые джинсы, мятая кожаная куртка. Задумчивый и мутный взгляд, погруженный в себя и совершенно вокруг ничего не замечающий, утомлённый от гнетущего предчувствия. Случись что, ему бы и дела до этого не было.

Он просыпается. За окном ещё темно и сопутствующая тишина покрывает собой весь город. Он вяло заползает в ванну, включает холодную воду и рефлекторно умывает свою морду. Затем расчёсывает шерсть, трёт глаза. Остатки сна сползают с век и через минуту их уже совсем не осталось. Он завтракает пресной овсяной кашей и пьёт тербкий зелёный чай. И пусть день только начинается, его уже раздирает назойливая сводная сестра -- тоска.