орден анжелики

мы уже четвертый год собираемся возле Анжелики. моя сестра говорит, что остановится нужно было на третьем, но она мысленно отнимает ещё три, я почти уверен. я знаю её как облупленую. людей очень легко понять по их недостаткам.
вот взять хотя бы мою сестру, она иногда не опускает воротник джинсовой курточки. я делаю это за нее.
— больной ублюдок, — говорит она, когда я подхожу и поправляю воротник. но я знаю, что это не особо скверное обзывательство. куда хуже «чекнутый псих». сестра пркрасно знает, что «чекнутый» и «псих» — одно и то же, она знает, что тавтологии доставляют мне боль быстрее чем Быстропицца привозит маргариту, и она коварно улыбается, а я в это время замечаю что помада на её верхней губе немножко вылезла за контур.
я не обзываюсь в ответ — сестра кандидат в мастера спорта по кикбоксингу, а я хоть почти двухметровый, но костлявый престарелый неформал.
так что же говорит о ней поднятый воротник? это говорит о том, что она часто не обращает внимание на некоторое мелкие детали, которые потом способны вырасти, словно снежный ком, в огромную жопу и раздавить её, словно мошку.

мы уже четвертый год собираемся возле Анжелики. впервые нас было двое: я и Джонни, парень который играл в американский футбол за команду Гризли, а потом ему въебало мячем по башке, после чего он из из подрастающего Капитана Америка стал По и перекрасил волосы в чёрный цвет. а ещё русский эмигрант Айвен по прозвищу Гроб, парень в чёрной водолазке — Гюго, и Мутный с его фетишек на корсеты.

и ещё Анжелика. это её настоящее имя, во всяком случае нет никаких причин не верить надгробию.
Анжелика - прекрасный тёмноволосый ангел, умерла в 17 лет в начале прошлого века.
сперва Анжелика была нашей с По старшей покровительницей, идеалом женщины и первой эротической фантазией. тут уже всех за исключением Гюго, пожалуй.
себя мы называем орденом Анжелики и у нас есть кодекс:
1. не надевать джинсы
2. не трахаться с не готами (до появления Гюго этот пункт выглядел как «неготичными телками»)
3. не разбавлять вино

самым сложным к исполнению оказался первый пункт. ходить всё время в классических брюках ужасно сложно и мы решиил сделать поблажку на чёрные джинсы. с тех пор началась Эра Узких Штанов: вместе мы выглядели как пять пугал на спичечных ножках. все кроме меня делали на джинсах нашивки и дырки, я в силу нелюбви к несиметричным повреждениям и домашнему декору, воздержался.

на заре Эры Узких Штанов мы поняли, что готика умерла где-то в середине конфликта бритпоперов в середине девяностых и решили, что мы что-то вроде маленькой организации, которая занимается проблемами… что-то вроде маленькой религиозной организации. любознательный Гюго где-то прочитал про популярный у криминальных авторитетов Мексики культ Санта Муэрте и с тех пор мы официальные его поклонники.
каждую пятницу мы собирались у Анжелики и выпивали. наша подруга стала нам вместо лика Святой Смерти. мы наливали ей немного вина (неразбавленного), болтали об искусстве, смерти и любви. иногда читали друг другу в голос. «уж лучше это, чем твоя компания» — говорила мать сестре, намекая на её друзей: бритоголовую свору подозрительных боксеров. хорошие времена были.

но случилось кое-что. в общем, в тот раз когда сестра в очередной раз обозвала меня «больным ублюдком» я пришел раньше всех. думал зажечь свечи, налить вина Анжелике, послушать немного музыки и подождать пунктуального Мутного. но наше привычное место было занято. и не кем-либо… я узнал её сразу. легкое белое платье, чёрные локоны, бледная кожа, торчащие лопатки.
она повернулась ко мне лицом и я вздрогнул, заметив как на дне её зрачков тлеют угольки.

— привет, поганка, — мое прозвище было Плохой. — мудак ты ебанный и друзья твои четыре года не дают мне покоя до такой степени, что я вылезла из могилы. ты понимаешь какие масштабы катастрофы?
— и-извини, — в полнейшем недоумении сказал я.
— они тоже так говорили! — визгнула наша богиня. — этого футболиста я придушила его же скакалкой. ты знал, что он продолжал заниматься, хотя вам говорил, что готы и спорт несовместимы?
я был слишком шокирован, чтобы негодовать. придушила? она что, убила джонни, нашего джонни?
— этот странный парень, второй — она вдруг расплылась в ухмылке. — с ним был легко, он спал в корсете и чулках. я всем разослала фотографии, даже тебе. хотя это глупо, ведь ты их вряд ли увидишь.
— что ты с ним сделала?
— немного затянула шнурочки — она сощурила точеный носик.
— а остальными?
— русский, что забавно, справился бы и без меня лет через десять. я хотела немного испортить его водку с колой, но сегодня, как ни странно, он почему-то не принял свою вечернюю дозу. поэтому я просто сбросила на него огромный том какой-то их национальной литературы. что за глупая привычка делать полки с книгами прямо над кроватью.

по моей спине пробежали первые мурашки. я оглянулся по сторонам: нет ли путей к отступлению?
— … француз! он мне понравился. милый парень. банда бритоголовых придурков тоже так подумала. ну и всё, в общем-то. ты последний. тебя я припасла на финал. ты организовал это кодло, поэтому я рассказала тебе как их убивала. и ты не давал мне покоя. ты думаешь я не знаю какие струны души ты дергал, пока вспоминал меня?
— но ты же мертвая! - отчаянно воскликнул я. — разве тебе не всё равно?
— мне также всё равно как и тебе, когда ты смотришь на это — изящный пальчик указал на выложенное мраморной плиткой надгробие. идеальная вещь, изысканная и почти нетронутая временем, уж я-то проверял… но не сейчас. почти в центре, две зловредные плитки разительно отличались по текстуре, мрамор на них был новый, некачественный и немного отдавал зеленым.
— в магазине стройматериалов удивились почему только две. пришлось их убить — с легкой печалью в голосе сказала Анжелика и добавила - встретимся в аду, придурок.

и всё начало меркнуть. кладбище, прежняя жизнь, вино (выпало у меня из рук и со звоном разбилось о мраморную плитку), сучка Анжелика с манерами распоследней мексиканской шлюшки, мои несчастные друзья.
холод протягивал к моему сердцу когтистые руки, сжимал его в тиски и лизал скользким языком. Анжелика смотрела на меня взглядом отомщенной фурии сверху вниз — я повалился на бок. жизнь покидала меня, мир терял краски, только две мраморные плитки горели белым раскаленным клеймом несовершенства.