Северин
О, я очень несчастна. Я постоянно ощущаю запах горечи и своего тщеславия. Я влюблена в друга моей дочери.
Нам было около тридцати лет, когда мы развелись с Максом. Без особенных скандалов и ухищрений. Он просто оставил все мне и ушел к другой. Я тогда особенно не огорчилась, разве только удивилась, потому что новая избранница моего мужа была старше его на десять лет. Как я поняла со временем, их отношения не были банальной изменой, они оказались искренним чувством, вовлекшим их в долгие годы общей счастливой жизни. Наверное, я не слишком любила своего мужа, потому что драма расставания не стала для меня ни неожиданной, ни по-настоящему драматичной. Мы с Максом были ровесниками, познакомились в университете и провели вместе веселые и, как выяснилось, ни к чему нас не обязавшие тринадцать лет. Наша дочь, рожденная в мои несознательные двадцать, оказалась, тем не менее, единственным, что нам удалось создать вместе. И мы ей очень горды. Полина всегда была умницей, моей союзницей, но и она довольно спокойно отнеслась к новости о распаде нашего семейного тандема. Макс уехал с новой женой в Англию, и Полина часто проводила у них каникулы, совершенствуя английский и налаживая отношения с отцом. А я жила в нашем большом каменном доме, с огромными окнами и толстыми стенами, и заботилась о своей молодости, о своих чертежах и колдовала.
Агата всегда была немного волшебницей. И дело тут не в домашнем очаге. Порой ей удавалось просочиться в области чувств, в тонкие миры, едва касающиеся нас своими прозрачными атомами. Сны приходили к ней исправно и сбывались не только пятничные. Тихими шагами окутывали ее маленькие предзнаменования, и небольшие подсказки следовали за ней по пятам от дома до работы и от работы до лавки мясника. Потом они переходили с ней порог ее дома и устраивались на теплой кухне, пока она мыла и раскладывала фрукты, отжимала домашний сыр, прежде чем закутать его в тонкую бумагу, процеживала отвар из ромашки. Агата жила с ними душа в душу, почти одной семьей. Иногда, по особым дням и фазам луны, она чувствовала ауру других людей, понимала их желания, угадывала помыслы. И всегда знала, что происходит с дочерью. Кровная ниточка, связавшая их при рождении Полины, окрутила параллели их жизней, плотно прикрепив к внутреннему зрению Агаты сознание девочки. Полина не особенно замечала это, ведь осторожная Агата не навязывала свою волю, боясь разрушить тонкую, но уверенную гипотенузу развития ребенка. Возможно, благодаря этой деликатности, отношения Полины с матерью завязались в тесную дружбу, не оставляющую места грубости и отчужденности, свойственной молодым.
Вечерами, очищенными от мужчин, деловых встреч, когда Полина пораньше поднималась к себе в комнату, Агата убирала остатки ужина, вытирала мягкой тряпочкой стол, и садилась с книгой у камина. В эти моменты ее часто посещали видения, и ощущение грядущего довольно ясно выстраивалось у нее под кожей, покалывало, лучилось внутри, не давая грустить и планировать даже ближайшее будущее.
Агата — архитектор. Но довольно давно начала вдобавок увлекаться декором, и ее работа окончательно оформилась, поймала свою художественную суть и завладела ею полностью. Иногда Агате думалось, что отчасти это работа забрала ее у мужа, а вовсе не муж ушел от нее. Хотя, наверное, в ней просто поднимают голову остатки желания оправдать свою несостоятельность на ниве семейной жизни.
Мужчины никогда не переставали интересовать и удивлять ее. С годами наблюдать за ними стало немного скучно, ничего увлекательного не происходило, ухаживали они всегда относительно схоже, и даже одноклассники ее дочери вели себя с Полиной примерно как их отцы со своими знакомыми дамами. Мужчины казались Агате очень инфантильными, способными до старости сохранять аромат детства где-то в носовых складках. Иначе никак не объяснить их наивную хвастливость, жажду к подвижным играм. Даже те, кто в силу возраста или лени не утруждал себя участием в игре, всегда смотрели по телевизору бесконечные матчи, с воодушевлением, способным повлиять на ход истории. В любви они часто забавляли и трогали Агату одновременно. Сильные, физически развитые, мускулинные особи вдруг робели ее. Становились ведомыми, словно ребенок в детсадовском возрасте. Им хотелось потрогать ее волосы, попробовать на вкус ее кожу, примериться к ее груди. Точно как новорожденные. Любовники сулили ей продолжение жизни, отдавая и питая ее соками своего тела, разделяя ее на две равные части до и после. До, она всегда энергичная, натянутая, как струна, после, немного усталая, но благодарная и поглотившая в себя целиком его силы и время. Агата любила своих мужчин, хоть их можно было сосчитать на пальцах (по пальцам), любила их близость, а они отвечали ей взаимностью.
В целом, Агата все-таки считала мужчин куда более талантливыми существами, нежели женщин. Возможно из-за их способности глобализировать все, мыслить масштабно, не думать о бытовых нюансах. Женщины, даже самые развитые, умные, благородные, всегда казалось, немного уступали мужчинам, отягощенные инстинктами выживания, деторождения, домоуправления и совершенствования деталей собственной внешности. Впрочем, мало кого во все времена, интересовали неухоженные, неспособные родить ребенка, неряхи. Так что по большому счету, природа не оставила женщинам выбора. Их сердца окружены жиром, их половые органы весьма сложны, их кишечник излишне изогнут, их душа потемки. А генофонд управляется двумя видами хромосом, которые разрывают большинство из них на две части — социальный и профессиональный успех и желание быть хорошей матерью.
Агата целиком и полностью подтверждала собственную теорию. Прекрасно справляясь со всем сама, она много что освоила из длинного перечня необходимых для жизни навыков. Но сколько она ни старалась, она так и не научилась водить машину так же уверенно как Макс, готовить так же неповторимо как ее отец, чертить так же блестяще как ее учитель, и укладывать волосы, как ее парикмахер. Агату всегда хвалили за не по-женски точную парковку, за вкусные ужины и отличную работу. Даже ее прическа зачастую вызывала комплименты, но никогда она не ощущала в себе той небесной легкости и точности, с которой все эти вещи проделывали мужчины.
Тем временем ее лучшее творение — Полина вызывала недоумение. Она словно маленький клещ умела впиваться, во что и в кого угодно. Она могла за ночь выучить курс истории за всю четверть, могла за пару часов написать какое-то грандиозное сочинение или решить кучу задач. Если человек ей нравился, ему было от нее не уйти. Он мог стать ее отцом, ее братом, другом или ухажером за один вечер. Прекрасная настойчивость, не имеющая ничего общего с навязчивостью, и, тем не менее, вызывавшая внутри Агаты легкое покалывание. Неприятное ощущение двойственности, которое порой вызывают люди, умеющие всякому понравиться и всего добиться. Иногда Агата списывала эту ее особенность на водолея, который владел солнцем, пока она рожала дочь.
Утром Агата спустилась в кухню, поставила джезву на огонь и взяла цукат из корзинки. Коврик для упражнений уже пару дней давил на совесть, подмигивая из своего угла. Но погода была слишком сонной, Агата была слишком старой, и ей было очень лень. Сегодня ей исполнилось сорок три года. И это была бездна, отделяющая ее от легкомыслия и прекраснодушия. Ее ляжки и без упражнений были бы ничего, благодаря счастливому стечению ген. Но Агата все-таки поддерживала мягкую азиатскую худобу своего тела, при помощи нехитрых асан и бадминтона по вечерам. В саду гулял июль. Серединка лета, а ощущения как осенью — дождь льет второй день, и нет сил шевелиться. Непраздные деревья, уже налившиеся всеми соками года, готовились скоро родить. Плоды завязались на многих ветках, прогнав соцветия, обещая небывалый урожай. Что с ним делать, Агата не представляла, яблоки и вишни будут ковром лежать под ногами, и их тихое гниение будет наполнять сентябрь особым сладковатым запахом распада. Ей нравилось ощущать его, иногда рядом с собой иногда, очень редко, в себе. Когда Агата вспоминала особые события своей жизни, они почти всегда были окрашены чередой упоительных запахов. Роды, рвущие тело, и извлекающие влажную горячую жизнь, пахли кисло-сладкой сукровицей и тоненькой кожей Полины, похожей на трюфель. Развод был почти бестелесен и тих, отдавая лимонником, первый любовник после мужа принес непринужденность с привкусом пота и кизиловых листьев. У сочных костянок кизила приятный вяжущий аромат, нанизавший их ночи одну на другую. Хорошие, понятные времена освобождения.
Агата, перекатывает в пальцах хлебный шарик, сформировавшийся между подушечками и размышлениями. Надо поехать, встретиться с возможными заказчиками — вот ее план на ближайшие несколько часов. Но маленький эльф, сидящий на камине, подсказывает Агате, что сегодня любые планы могут исказиться. С надеждой, что сама еще не исказилась, она подошла к зеркалу и долго стояла, разглядывая в нем свое лицо. Лицо женщины метиски, чей отец был еврейского происхождения, а мама наполовину японкой, переливалось игрой кровей. Она немного походила на Киану Ривза в женском обличье. Морщинки переплетались тонкой сеточкой кое-где под плотной смуглостью кожи. Глаза, разрезанные, слегка по-птичьи раскосо, снаружи были почти нетронуты годами, притушенные опытом лишь изнутри под длинными ресницами. Спокойно пульсировала венка у виска, сознаваясь в полном равнодушии к происходящему. Ни одного нового седого волоса, не нарушило баланс челки, после последнего трудоемкого тонирования. Все было как вчера. И позавчера. Ничего не изменилось в сорок три.
Созвучность роз, чуть заветревшихся от ожидания, источала на крыльце едва уловимый приторный запах. Наверняка, за этим букетом последуют еще. Агата рассчитывала и на другие комплименты. Макс мог отделаться посылкой цветов на правах прошлого, но от Р, частенько проводящего в ее доме вечера выходных, она ожидала больше изобретательности. Хотя, вопрос об изобретательности человека, владеющего бравой профессией коллектора, и выбивающего долги из просрочивших свои договоренности несчастных, был весьма и весьма открыт. Р привлек Агату не сочившейся из него мужественностью, демонстративно облеченной в брутальный образ альфа-самца. Агата, наделенная способностями ощущать больше, на первом же свидании увидела в нем хрупкость увядания. Отцветающую привлекательность и понемногу прокисающие мышцы. Еще немного, и это величественный образец Гастона, окончательно осознал бы начало заката своего мужского я. И она не могла этого допустить. Как взрослая и великодушная женщина, она исключила возможность пренебрежения таким прекрасным мужчиной, и он, полный несознанной благодарности, превратил ее постель в цветущий Эдем. Правда, когда его устремления простирались чуть дальше ее либидо, Агата их мягко пресекала, до поры до времени. Р был обладателем ее ночных часов, но дни принадлежали только самой Агате. Взрослая дочь, давно отпущенная на волю, жила бабочкой в своей комнате на втором этаже и нетерпеливо стремилась к завоеваниям.
Жизнь повернулась одной из своих самых неожиданных сторон. Агата смотрела на свою дочь, которая день ото дня наполнялась смятением. Все признаки собранности и уверенности покидали Полину, словно испаряющаяся влага. Агата разглядывала ее лицо, в поисках внешних изменений, первых черточек печали, сковавших бы ее носогубные впадинки. И она находила. Серьезные серебристые глаза, широкий рот, с чуть припухшей верхней губой, маленькой улиткой изогнувшейся над чуть выдающейся вперед нижней челюстью, мелкие аккуратные зубы, кусающие врагов. Все то же, и все-таки едва заметная тень напряжения, уже почти лишенного азарта, затаилась в уголке розового рта. Полина влюбилась и недоумевала. Она, всегда обихоженная мужчинами, молодыми и не очень, еще не имела опыта завоевания. Чутьем Агата знала, что до сих пор Полина была лишь предметом вожделения, благосклонно позволяя любить себя тем, кто был ей приятен более других. Теперь же она, судя по всему, забросила всех своих поклонников. Агата не донимала дочь вопросами, а та, в свою очередь, была непривычно скупа на откровения. Они не выскакивали из нее мячиками шуток, как в прежние дни, не украшали стены кухни затейливыми историями и не приставали клейкими анекдотами. Полина даже пропускала лекции, чтобы проводить время с кем-то, о ком Агата могла лишь догадываться. Сквозь паводок своих видений, она ощущала, что тот, кто привязал к себе помыслы ее дочери, не совершал этого нарочно. Точно зная о скорой встрече, Агата готовилась принять его и рассмотреть поближе, надеясь помочь своей дочери.
Агата запрещала себе воровать чужую жизнь. Поэтому о приворотах не могло быть и речи. Даже если Полина высохнет от любви, она не допустит, что бы рядом с ее дочерью находилось неживое существо, лишенное выбора и воли. Соки жизни бродили в крови Агаты, и она легко могла бы осуществить несколько манипуляций с человечком, случайно сложившимся в ее руках из теста, замешанного для пирога. Пирог истекал сладостью яблок, разрушивших симметрию остальных ингредиентов. В ожидании еды, ведьма незадачливо слепила из обрезков теста небольшую фигурку мужчины, еще не закаленного в печи, а лишь растертого и соединенного ловкими пальцами. «Он ни в чем не виноват» — убедительно произнесла Агата и уложила его в контейнер для продуктов. В это время на подъездной дорожке гравий застонал под колесами упитанного универсала Р.
Р всегда смотрел на Агату с вожделением, смешанным с благодарностью спасенного мужчины. Его приязнь к ней играла во всех жилках и сосудах его организма, последнее время все чаще забегая вперед, пытаясь пробиться к ее сердцу. Непобедимому бастиону, защищенному опытом, веселостью и сочувствием, которые Агата испытывала к большинству мужчин, точно зная о своей власти над ними. Р снимал ботинки, немного неловко цепляясь носком одного за пятку другого. Он всю неделю предвкушал часы покоя и нежности, вспоминая ни с чем несравнимое ощущение теплого невесомого тела Агаты под боком. Только это ощущение в последнее время дарило ему надежду, что впереди еще что-то есть, и ежевечерний виски — это не яд, а лишь мягкая анестезия, способная сократить время до встречи с женщиной, в которую он, видимо, влюблен. Возможности Агаты простирались далеко за пределы ее смуглого, скупого на формы тела. Пышность, утраченная после юности, трансформировалась в напряженные, отрешенные линии: еще упругие ноги с удлиненными голенями и маленькими узкими стопами, прямые плечи, проколотые острыми ключицами, маленькую круглую грудь, и живот, увенчанный глубоким пупком, чуть округленный внизу, как последняя дань женственности. В годы молодости, ей еще приходилось усмирять свое тело, отказывая себе в калорийности хлебов или пасты, принуждая к физкультуре и борясь с навязчивостью мужских притязаний. Теперь, плоть, слово поумнела вместе с душой, иссушаясь, не размениваясь на второсортность, не требуя подкорма. Ее вес оставался одинаково скромным в течение последних пятнадцати лет, а мышцы, поддержанные узким скелетом, послушно отзывались на минимальные усилия, оттачивая рельеф. Агата не была уверена, что нашла бы в себе силы сопротивляться полноте, охватившей после родов ее бедра, если бы умное японское наследие метаболизма не сожгло бы все само безвозвратно. Дочка, словно высосала из нее большую часть углеводов и влаги, оставив утонченную хрупкость нежных косточек преобладать над мясом.
Вот эта ненавязчивая изящность умиляла Р, заставляя его раз от раза подхватывать на руки колдунью, воображая себя по-прежнему сильным. С днем рождения, Агата.
Полина и Северин были знакомы через пару рукопожатий. Они были в одной компании, шумной и суетной, покорившейся ритму жизни, неведомой обитателям маленьких городов. Мегаполис шумел за окнами, Агата укрылась в своем доме всего в нескольких километрах от города. И это, конечно, не спасало.
Полина истратила много недель, тихо, но настойчиво и с каждым днем все ближе подбираясь к вожделенному С. Она не впадала в отчаяние, хотя от него по-прежнему веяло прохладой. Прошло почти два месяца, и вот руки Полины засветились новыми возможностями. Она прибегла к небольшим ухищрениям, пробилась сквозь пелену отстраненности и завладела, наконец, вниманием С. Это выразилось в его согласии помогать ей подготовить резюме для газеты. Теперь она была полностью поглощена изучением его пристрастий. Пристрастия были несообразны времени и немного даже друг другу. Он беззаветно любил работу. Лелеял свою функцию инвестиционного аналитика, сверяя с ней свою жизнь. Уже после, он ценил и предавался спорту, охоте, и всему, что было связано с возможностью рискнуть своим здоровьем. Рисковать здоровьем в барах тоже входило в число его развлечений. Там, глоток за глотком, виски или водка обжигали пищевод, ласкали мозг, в эти моменты С прозревал в себе способность к общению и достаточно притуплял свою врожденную брезгливость чтобы знакомиться с людьми.
Он жил один, разойдясь с родителями не по семейным, а почти по политическим убеждениям. С был неуемно принципиален, для своих двадцати девяти лет, прожитых туманно и бесшумно, несмотря на внешнюю яркость. В квартире, которую он снимал почти в центре, жизнь обреталась в едва различимых формах, даже чашки из-под кофе он старательно промывал после завтрака. Полностью поглощенный работой, захваченный своими представлениями о жизни и способах ее потребления, С откусывал от нее не так быстро и жадно, как это бывает в его возрасте. Он был наблюдателем, порой неосторожным, но расчетливо охраняющим свой покой и внутреннюю тишину, не нарушая ее сильными привязанностями. Внешний фасад и привычки С совсем не походили ни на торопливую веселость его сверстников, ни на удрученную снулость старших. Он дрейфовал где-то между, защищенный и несвободный, в плену собственных ограничений.
Агата разглядела все это в старой фарфоровой вазе, обитательнице каминной полки. Цветы на вазе, бежевые стебли, цветы внутри. Все говорит о традиционности, которая никогда не была сильной стороной этой женщины. Но зато сквозь скучный рисунок, и гулкую пустоту сосуда, она как на ладони видела ухоженные руки и прибранное нутро С, которого она загадала. Все ее любовники, муж и даже отец из года в год упрекали ее в отсутствии стабильности. Удивлялись ее неформальному отношению к привычным ценностям. Ей уже перевалило за сорок, но даже сейчас ее дочь смотрит на мир куда более здраво. В погребе она держит вино, на полках у нее полно свечей, на стол перед ужином она стелет салфетку, и все равно остается греховно легкомысленной, лишенной почвы под ногами художницей в глазах окружающих ее взрослых людей. Ничто не способно сдвинуть ее с ее пьедестала вздорной девушки, женщины, теперь вот старухи. И именно этим она довольна, именно этим пользуется, вводя людей в заблуждение о своей безобидности.
Утром, через пару недель после своего дня рождения, Агата проснулась с безупречным знанием того, что сегодня она узнает нечто новое. В доме царили потоки легкого нетерпения, сновавшие по комнатам, поскрипывающие паркетом, покачивающиеся на портьерах. Утро позвякивало и навязывалось. Пришлось встать и своим присутствием утихомирить разбушевавшиеся энергии. Уверенный завтрак из омлета, приправленного сыром и признанием собственного любопытства. Отказаться от кофе. Работа не заладилась с самого начала, мысли шаловливо расползались.
К обеду, нетерпение лишь усилилось, покалывая и пощипывая Агату за бока, лаская небо привкусом грядущей неожиданности.
«Мой покой, где ты?» — Как только они вошли, с ними вошел аромат, тяжелящий голову. Запах слишком молодой, чтобы задеть Агату. Сладкий запах телесного совершенства, прелость сигарет, туалетной воды, перемешанных на коже, запах мятной жвачки и чего-то еще, гораздо менее спокойного. Судя по всему, Полина оказалась той, кто мастерски подстроил матери ловушку.
Вот и он, тот, кого она провидела, и немного больше того, что она могла учуять на расстоянии мысленного усилия. Чувство сюрприза мгновенно обернулось осознанием напасти.
— Агата — она протягивала руку, на которой уже горел след от предупреждений, не сулящих ей спокойную зиму.
Все карты таро на свете не могли бы нашептать ей больше того, что она сама безвозвратно ощутила, притрагиваясь к этой руке. Ее глаза, слегка подернутые сдержанной вежливостью, лишь слегка коснулись мужчины, который здоровался с ней. Ее рука любезно ответила на рукопожатие, на мгновение, прижавшись своими пальцами к его ладони. Мысли еще не оформились в единое целое, немного запаздывая, ослепленные позабытыми ощущениями. Но под желудком, в центре тела, сразу отозвалось что-то. Когда ты взрослая, некоторые вещи ты быстро понимаешь и, не дожидаясь помощи эльфов, фей и прочей нечисти. Никакие предсказания не нужны, если немного опасно и прохладно внутри от простого «здравствуйте».
Теперь ведьма могла воочию изучить то, что ей не удалось разглядеть сквозь пространство старой вазы.
У С, конечно, была роскошная голова. Его голова должна покоиться на женщине, подминая под себя мягкость и плотность груди, щекоча жесткой щетиной скул ее кожу. Большая, тяжелая, на крепкой шее, с маленькими, плотно прижатыми ушными раковинами, с прекрасными темными русыми волосами и немного застывшим взглядом куклы. Или скорее манекена. Позже выяснилось, что это близорукость. Но дальнозоркость Агаты шептала, что не в зрении дело. Ледок во взоре у С должен быть другого происхождения. И не оттого, что он очевидно умен. Интеллект просвечивал сквозь тонкие вены возле висков, веселя прохладу глаз. Все это почти мелочи. Ведь даже опытный женский взгляд, оценивая, не мог избежать самой естественной ловушки, отвлекающей ото всех важных деталей. Тело. Забавно, ее дочь привела в дом мужчину, от тела которого так и веяло чем-то, что никак нельзя было уложить в рамки приличий. Он был довольно высокий, очень крепкий и весь словно распахнутый. И как новогодний подарок под елкой, так и просился, быть развернутым поскорее. А еще он был похож на желанную мягкую игрушку, которую сразу хотелось целовать, обнимать и уложить с собой в постель. Его аура переливалась сочным сливовым оттенком, напитываясь восхищением окружающих. И, тем не менее, это была аура человека скорее застенчивого, привыкшего унимать свои желания.
Отметив все это, внимательно проследив за своим внутренним взглядом, обратившимся на Северина, Агата мысленно пожелала удачи своей дочери и пошла наверх, доделывать визуализацию для последнего проекта. Визуализировать молодых мальчиков, не входило в ее планы.
С не задержался в гостях. В силу деликатности, или дефицита времени, он огорчил Полину ранним уходом. Она все никак не могла взять в толк, что произрастает из их общения, романтические флюиды все никак не появлялись, и даже не будучи ведьмой, любая женщина ощутила бы это дружелюбие, граничащее с отстраненностью. Умная Агата провела вечер у себя в кабинете, немилосердно разрисовывая альбом. Рисунки получались не обнадеживающие. Она словно начала расти и дробиться, предвкушая вторжение. И ничто, судя по всему, уже не могло изменить ситуации. Судьба распорядилась до смешного жестоко. Агата не могла позволить любить себя избраннику своей дочери. Но именно он должен был стать ее следующим мужчиной, и, судя по силе притяжения, это не кончится удачно. Когда она находила своих прежних любовников, что-то внутри мягко, но навязчиво подталкивало ее, по ногам, к бедрам и животу поднималась инстинктивная волна тепла, и Агата знала, что будущее готово определиться. Все, кто делили с ней постель, были ей симпатичны, порой ее даже обуревала вполне естественная страсть, отвечающая за тонус ее мышц. Но главное, она знала, что каждому из них она могла помочь. Она была их тайным укрытием, нишей с удовольствиями и источником силы. Все они отличались чем-то в прошлом. Красотой или силой, умом или талантом, и она преуспела в умении вернуть угасающим мужским сердцам храбрость и уверенность, что не все еще утрачено. Рядом с ними она точно ощущала свою миссию. Они дарили ей заботу и ласки, она возвращала им веру в себя. Она знала законы синергии и лихо управлялась с ними. Чтобы заставить мужчину вернуть былой успех или заслужить новый, ей нужно было просто думать о нем беспрестанно, говорить с ним о том, что ему важно, желать ему добра и отдавать часть своей удачи. Но что она должна была дать этому молодому, красивому мальчику? Агата в нерешительности отняла руку с карандашом от бумаги. А может это урок смирения для ее дочери, маленькой вертихвостки? Или, напротив, урок самопожертвования для нее самой, ибо она уже ощущала ту силу, которой ей придется противостоять в случае отказа от С. Ее рукипокалывало от возбуждения, ноги сводило от ощущения близкой любви. Да, возможно, тут даже не обойдется простым совокуплением, а придется раздирать себя чувствами. Поздняя страсть обычно пагубно влияет на женщин. Агата разумно раскинула ведические кости. Картина не менялась.
С еще не вполне оправился от удивления. Его глаза впитали красоту женщины, неожиданно мелькнувшую перед ним на пороге дома, где жила Полина. Тонко настроенный, не в пример большинству мужчин, он сразу почувствовал легкий зуд опасности, но аромат, исходящий от Агаты, успокоил его, притупил реакции. Экзотическая Агата, обладающая анестезирующим запахом, пригласила его войти, и он не колебался. Он входил в ее дом, позабыв о навязчивой Полине за спиной. Легкое, дружелюбное прикосновение сухих пальцев, лишь слегка обозначенное любопытством, и его ДНК словно перетекло ей в руки. С прямо почувствовал, что теперь она узнала о нем значительно больше положенного. Потом она ушла, унося с собой покой своего запаха, и он остался наедине с Полиной, что показалось ему еще худшей идеей, чем, утром, когда он из вежливости согласился помочь ей с резюме. И только на следующий день ему пришло в голову, что лишь навещая Полину, он сможет вновь повидать Агату и проверить, не обманула ли его память и чутье. Иногда он позволял себе небольшие авантюры, особенно если предмет изучения был женщиной. И не подумайте, Полина вовсе не была ему неприятна, просто ее привлекательность поначалу не была столь очевидной, как после знакомства с ее матерью.
Со стороны Агата выглядела спокойной, может даже слегка отстраненной. Это было не так. Она находила в себе все признаки душевного нездоровья и ненужного тяготения. Самое пограничное состояние владело Агатой. Ей хотелось причинить ему боль больше, чем сделать счастливым. Она хотела укусить его нутряную суть, заставить страдать и выжечь свое клеймо в его прохладном уме. Это означало распад. Она распадалась на множество маленьких глупых девок, совсем непохожих на ее спокойное взрослое я, и девки эти владели ее мыслями, так же как С владел ее сердцем. Тяжело, навязчиво и ненужно. Никакого созидания не хотела и не ждала она от этого влечения. Никакой возможности столкнутся с ним в реальной жизни, она не рассматривала. И все больше она силилась понять, зачем же тогда он так необходим.
Агате было странно, как мужчина, проживший на свете на четырнадцать лет меньше ее самой, довлел над ней, над всеми ее защитными экранами, выстроенными при помощи опыта и магии. Необычная властность скромности венчала его ауру. Одно не исключало, а лишь подпитывало другое, вульгарность и глупость словно просеивались сквозь фильтр его безмятежной строгости, такой удивительной в его возрасте. Ее робость рядом с ним граничила с дерзостью, пытаясь уравновесить нонсенс их общения. Чувствовать себя Алисой в стране чудес она отвыкла с юности, всегда принимая на себя ответственность. И пускай, не все ее решения можно было назвать взвешенными, она почти никогда не жалела о них. В странно же неподвижном лице С, изредка искажавшегося немного клоунской гримасой непривычного ему веселья, Агата видела лишь недоумение, несмотря на все свои попытки казаться разумной или хотя бы нормальной. Мужская привлекательность С возможно слишком явно читалась в ее взгляде, потому что в их тандеме, удавом была очевидно не она. Тело выклянчивало послабление, и хотя бы одно прикосновение. Но Агата знала, что одно такое движение повлечет за собой руины, которые бог весть когда, можно будет разгрести.
Они лежали на простынях, обозначавших постель, которой она бы побрезговала в реальной жизни. Но с некоторых пор ее жизнь была полна тайны и грязи, и тут было не до чистоплюйства. В то время она уже начала догадываться, что возможно на этот раз боги зашли довольно далеко, и ее миссия не заключалась в исправлении ошибок прошлого этого человека. Тут пахло несвершившейся драмой. Вязкий аромат предчувствия поселился в ее ноздрях.
Впервые его тяжелые губы коснулись ее неделей раньше. Это было у нее дома, и, как назло, Р в это вечер не смог приехать. С, ступая по пути интуиции, появился во вторник. Поцелуй припечатал ее рот к нему, раздвинул границы, расставленные здравым смыслом. Агата не сомневалась, что ей понравится и вкус и умение С, его лицо не оставляло сомнений в чувственности. Он не шарил по ее телу, безотказному и натянутому, а тяжело и крепко держал ее, вдавливая в себя. Агата не нашлась, что возразить, ведь все равно им обоим было очевиден исход. Занятная природа взаимного влечения всегда удивляла ее. Несмотря на весь свой опыт, знание законов природы и течений жизни, Агата так и не вывела для себя формулу этого ощущения, которое так просто узнать, и от которого невозможно отделаться. Где берут начало эти токи, протекающие между людьми, заряжающие воздух и накапливающие желание в каждом миллиметре кожи. Она легко могла вычленить из толпы двоих, страждущих трогать друг друга, она сама пару раз в жизни оказывалась в ситуации, когда необходимость обладания чужим телом так остра, что происходят изменения в вертикалях и горизонталях вселенной, рождая возможность соединения. Чем заканчиваются подобные вещи, она тоже хорошо знала, поэтому вовсе не тешила себя надеждой на благополучный исход.
Вблизи, когда не видно лица, и стираются черты, она видела только его глаза, без бесов. Это были долгие тоннели нетерпения и сдержанности, как будто даже целомудрия. Агате казалось, что он старше, что он старый как вода в реке, как деревья в лесу, как камни, которыми выложены горы. Его старость не вязалась с молодостью тела. Он трогательно писал ей целыми днями, в обед приезжал из города, привозил скромные поцелуи и, похоже, очень скучал. Потом пропадал бессердечно, беспечно, и женщине приходилось занимать сутки всеми возможными делами, чтобы не замечать страха. Иногда она смотрела на него со стороны, когда, прикрывшись дружбой с Полиной, он подолгу просиживал с ними на кухне. Мать и дети. Они вместе смеялись, смеялись над Агатой, которая была слишком стеснена неразглашенностью своих отношений, и Полина находила ее странной, а С рассеянно гладил мягкий бок дивана. Как будто это было тело его любовницы. Агата почти перестала видеться с Р, который требовал внимания, и в те редкие минуты, когда они были рядом, она чувствовала себя спокойно и понятно. Она чувствовала и любовь и теплоту Р, в то время как от С веяло лишь бездной и жаром. Отчего некоторые люди даже в молодости недоступны и словно по-нездешнему умны? Агата не всегда знала, как подступиться к льдистым берегам С, праздновала победу, угадав любую мелочь. Хотя всю жизнь особенно после брака, она была на высоте прозорливости обращения с мужчинами. Было странно чувствовать себя новичком, неуверенно ступать, нащупывать подсказки вслепую. Сердце стало быстрым, бездумная душа требовала поступков, как тело пищи. Так происходила ее любовь.
Я уж точно не знаю, что происходило внутри Северина. Контрастность его поступков, слов, реакций смущают меня, наводят на мысль о болезни души. Не будем называть его сумасшедшим, но пожелаем удачи смелой Агате, бросившей вызов его одиночеству.
Агата бьется крепко, поставив на кон высокую цену своего сердца и гордости. Она готова сразиться с холодом С за право обладать его душой.
Агата сидела в ванной, рассматривая сквозь пленку воды расплывающиеся пальцы. Кожа от влаги уже совсем сморщилась, оплела кружевами кончики ногтей. Так Агата чувствовала себя еще дряхлее, как будто, вода, испарившись, все равно не позволит рукам разгладиться, оставит узор старости. О чем могла думать мать, лишенная совести, сама своими губами отвоевавшая себе счастье страдать. О дочери Полине. Полина не казалась грустной, и даже как будто принимала дружбу С с доброжелательностью, граничащей с равнодушием. Агата надеялась, что увлечение прошло, и никто кроме нее самой не пострадал. Чувство вины и неразумности. Удивление от неустанно растущего восхищения молодым мужчиной утомляли ее. Она переставала ощущать себя в своей надежной шкуре мудрой волчицы. Пузырьки кислорода как на водорослях качались на тонких волосках предплечий. Когда Агата встала из воды, они пропали.
С был похож на эльфа из сказки. Он только что вошел с улицы, за плечами спортивная сумка, а дыхание чуть скреплено легким запахом алкоголя. Даже запах вина из его рта казался виновато сладким. Никакого брожения, никаких перегнивших виноградин. Только свежие ягоды. Бывают люди-искушения. Агата смотрела на трофей своей поздней победы с сомнением и опасением. Совершенство форм в сочетании с умом пугали ее своей невозможностью. Редкий вид мужчины, действия которого предугадать она почти не пыталась. Он зачем-то принес яблок и предложил отправиться в город выпить где-нибудь с его знакомыми. Что она будет делать с его молодыми друзьями? Обвивать С руками-веревками, тихо шептать ему в полутьме баров милые глупости, не обращая внимания на взгляды со стороны. Или, держась за бокал, говорить едко и откровенно, в надежде эпатировать юную публику. Агата еще не решила, как все это будет, но запирать С в спасительном уединении она не стала.
Их краткие встречи продолжались уже три месяца, незаметно осилили лето и перетекли в осень. Меланхоличность С по-прежнему смущала Агату. Его редкие появления, их отношения, слишком сильно пахнущие физической близостью, мало поддающиеся контролю, изматывали ее. Впервые в своей жизни Агата так остро хотела научить мужчину любить ее. Она как голодная собака искала в его поступках и словах мельчайшие признаки привязанности, но находила их, только когда он прикасался к ней. Тогда его глаза тяжелели, он хватался за ее тело, как утопающий за спасательный круг, сильно и больно. Ей бывало немного не по себе в такие моменты, но в другое время он бывал слишком отстранен. Даже его нежность имела странные формы. Но в целом, Агата принимала все как есть, ни на что не могла повлиять и предпочитала думать, что его страсть еще может принять иную, более глубокую форму зависимости. Зависимость. Вот о чем она по-настоящему мечтала для него. Чтобы вместо нее он проводил ночи без сна, и под утро, захлебываясь случайной дремой, грезил только о ней. Зрелые мужчины были все-таки более зрелыми. И старомодными и приятно предсказуемыми. С ними Агата чувствовала почву под ногами и уверенность пусть и немного неуклюжую в грядущем дне. С украл у нее и то и другое. Это был вопрос поколений или именно личные качества? Интересно, ее дочь тоже такая же спокойно повелительная, прохладная и независимая с мужчинами? Агата теперь ни в чем не могла разобраться. И веды давно молчали.
Все тайное становится явным не в одночасье. Девушка и в 23 может не быть наивной. Глупые глаза стареющей матери не могли обмануть Полину. И С, который долго относился к ней самой с едва скрываемой прохладцей, вдруг зачастил в гости, проводя ладонями по волосам, сдерживая предвкушение, приходил пить чай, угощаться несъедобными домашними пирожными. И вот со временем Полина все-таки уловила и точно определила суть отношений между желанным мужчиной и Агатой. Ее не смущал этот укромный союз, она не собиралась рушить мамины чары, но здравомыслие подсказало, что она может потребовать от С делиться. Однажды вечером она взяла С за руку и привстав на цыпочки, шепнула ему нечто, что заставило его присмотреться к ней повнимательнее. Маленькая Полли, немного холодная, еще схваченная юношеской припухлостью, оказалась довольно жестока. Агате и правда будет не по себе, если ее любимая дочь уйдет из дома, на ходу собирая осколки своего разбитого сердца. Полина уже приготовила небольшую мизансцену с таблетками или бритвой. Бритва несомненно привлекала ее больше. Пурпурная кровь на бархатных запястьях была красивее банального отравления. Полина могла долго фантазировать о последствиях ее суицида из-за предательства матери, в том время, как уже немного скучающий С разглядел в ней определенную живость ума. Ему льстило некое подобие домашней драмы, что завязалась в угоду его тщеславию. Ему даже не приходило в голову, как изобретательна может быть Полина на пути к желаемому. Провоцировать ее и дальше он счел неуместным, бросать Агату тоже пока не хотел, оптимальное решение пришло само собой. Тем более Полина была готова делить внимание С с Агатой. Собственничество не красит, это участь пожилых.
С Полиной оказалось веселее, чем он предполагал. Не так волнительно как с Агатой, но и не так душно. Агата, казалось, сама того не желая, лишала его воздуха, томила своей горячностью, желанием быть сильной, нежеланием делить его ни с кем. Эта связь все равно не могла продолжаться долго. А Полина была легкой, нелюбопытной, хотя и не такой умелой как ее мать. В целом, разрываться между ними он бы не хотел. Но ему и не пришлось.
Когда очень хочешь заполучить кого-то, когда впадаешь в зависимость и мечтаешь только привязать к себе покрепче желанного человека, как правило, это заканчивается весьма драматично. Агата ощущала охлаждение всеми сантиметрами кожи. С отдалялся, не успев насытиться. Она это точно знала, ведь их дней и ночей было по пальцам пересчитать за все время. Иногда он делался холоден и отстранен, иногда поспешная вежливость подменяла нежность, а следовать за ним она не могла себе позволить.
Приближался день рождения Полины, и нужно было готовить подарки, и даже вечеринку. В кое-то веки дочь захотела отпраздновать дома и позвать друзей. Перетянуть кресло в гостиной, заказать цветы, докупить свечи. В кондитерской на лимонные торты предзаказ, надо все успеть. Агата отвлекалась тем, что до мелочей продумывала меню осеннего праздника. Но даже грудка птицы, которую она бросила в раковину мыться, напоминала ей о сердце.
День рождения обещал быть превосходно уютным. Полина, красивая и такая взрослая, немного загадочно ждала кого-то. Она пребывала в приятном возбуждении предвкушения, и это было видно в ее глазах. Когда пришел С и принес большой букет тяжелых пионов, клонивших к полу крупные головы, Агата вздрогнула, ведь она сказала ему заранее, что скорее всего уедет. Но он появился, и Агата уже радовалась, ее интуиция, побежденная радостью соскучившейся женщины, молчала. Агата поняла, что не происходит ничего противоестественного. Ведь все приглашенные — друзья из одной компании. Вечер наполнялся простыми углеводами сладкого, животными белками и алкогольными испарениями. Все сидели за столом, С сидел совсем рядом с Агатой, чуть не задевая ее локтем, но почти все время спиной, отвернувшись. Он ни разу не помог ей наполнить бокал. Его небрежная веселость грела всех вокруг, оставляя голодать только ее. Она все ждала, и ее слегка тошнило от напряжения. А во время танцев, он держал в руках только Полину и улыбался.
— Они, конечно, очень красивая пара, — к Агате наклонилась девушка в чем-то сумрачно-синем. Лучшая подруга Полины. — Мне кажется, ей повезло с ним, он такой привлекательный парень.
Полина подошла и взяла Агату за руку. Рука была безвольная, чужая. Агата посмотрела на нее, как на незнакомый предмет.
— Мам, я знаю, тебе нравился С, и ты нравилась ему. Он рассказал мне об этом. Но я считаю, это даже хорошо, что так получилось. Теперь он точно понял, что ему нужна я. И дело не в возрасте, я уверена, а просто он меня выбрал.
Агате вдруг пришло в голову, что эти двое очень похожи. Какие странные теперь молодые люди.
— Ты не против, если он сегодня у нас переночует?
Даже пыль, попадавшая на кожу, оказалась такой тяжелой, что причиняла ей боль.