February 26, 2020

Признание в любви

Я помню тень от ресниц на щеках, когда он спит. Эти расцелованные губы, в которых нежность и уязвимость соединяется с порочностью и жестокостью. Я знаю, как они изгибаются, когда он хочет причинить мне боль. Я помню, как невинно они приоткрыты в утреннем свете, когда я жду его пробуждения. Я помню его руки… подушечки пальцев и ногти, вены - рельефные на кистях и просвечивающие через белую кожу - на внутренней стороне запястья. Я так люблю его руки, когда он нежно и равнодушно, как ветеринар зверюшку, проверяет мои соски после пытки зажимами. И его мизинец, который всегда так изящно отогнут, как на картине прерафаэлитов, шрам, пересекающий среднюю фалангу его мизинца так очевиден мне всегда... даже в полной темноте - я знаю, он отмечает место трамы, рассеченного сухожилия, и от этой классической красоты и этого знания мне горько и сладко и тепло, как от какао с горькой полынью.

Я помню тень от ресниц на щеках, когда он спит. Эти расцелованные губы, в которых нежность и уязвимость соединяется с порочностью и жестокостью. Я знаю, как они изгибаются, когда он хочет причинить мне боль. Я помню, как невинно они приоткрыты в утреннем свете, когда я жду его пробуждения. Я помню его руки… подушечки пальцев и ногти, вены - рельефные на кистях и просвечивающие через белую кожу - на внутренней стороне запястья. Я так люблю его руки, когда он нежно и равнодушно, как ветеринар зверюшку, проверяет мои соски после пытки зажимами. И его мизинец, который всегда так изящно отогнут, как на картине прерафаэлитов, шрам, пересекающий среднюю фалангу его мизинца так очевиден мне всегда... даже в полной темноте - я знаю, он отмечает место трамы, рассеченного сухожилия, и от этой классической красоты и этого знания мне горько и сладко и тепло, как от какао с горькой полынью.

Я помню его фотографию, где он зажал в руке металлическую рукоять. Я задыхаюсь от любви, когда вспоминаю его руки на той фотографии. Я помню его ногти, всегда гладкие и спокойные, но всегда хищно выступающие над ногтевыми сумками. Даже когда я прошу подстричь их, они все равно опасно длинные, и от этого меня охватывает жаром страсти.

Я люблю его грудь и соски… и то, какой запах они источают, когда он расслаблен и доволен, когда он только проснулся. Я не могу устоять перед тем, как он пахнет, и мне хочется трогать его грудь, ключицы, соски, грудную кость в середине. Трогать как реликвию, кончиками пальцев, омывать слезами. Я могу различать металлическую ноту нервов в его запахе, и тяжёлый густой звериный запах его пота после сессии. Я не знаю, как можно сказать его ключицам "я люблю вас", как сказать его запаху - я люблю тебя. Как сказать венке, бьющейся на шее - я люблю тебя. Сердцебиению, когда ты разрешаешь положить голову тебе на грудь. Я люблю тебя, черный, глубокий тук тук.

Я люблю белизну его боков, углубление его поясницы, я люблю запах у него между ног. Я люблю там все. Но это я уже люблю жадно и эгоистично.

Я хочу говорить его жопе: "я люблю тебя", языком проникая в нее, задыхаясь и уже не грани паники от удушья твердя исступлённо "я люблю тебя". Я люблю его яйца и член… той же самой эгоистичной любовью. Потому что когда я вижу его яйца, сходя с ума от похоти и желания, плавясь в экстазе, я хочу, чтобы им было так же хорошо, нет, в тысячу раз лучше чем мне. Только поэтому мне хорошо…

Я люблю его член. Я бы хотела, чтобы он стал моим стержнем, чтобы я была снаружи, а все что внутри меня - был бы его член. Но чтобы я могла им любоваться: блестящими полушариями головки, и алеющей дырочкой меж ними. Ты просишь меня закрывать глаза, а я так хочу видеть, как оттуда бьёт струя мочи мне на лицо. Потому что я люблю эту дырочку и твою мочу, и семя и слюну. Я так люблю его член. Его уздечка, и крайняя плоть, его тяжесть в моей руке, наполненность моего рта, боль в связках и мышцах челюсти… ох, тот раз, когда он таки оказался в моем горле…. Я говорила ему часто, что я люблю его член, и слова подрастетяли свою остроту. Но когда я буду выть, сжавшись в луже собственных нечистот и просить о спасении, о милосердии, о пощаде - все эти слова значат лишь одно. Я прошу тебя вставить свой член в меня. Я люблю его ноги, бедра, колени, икры. Мне хотелось бы, чтобы мои руки были лианами, чтобы я могла оплетать его ноги своими руками и стелиться вослед его шагам, и падать на землю утратив опору и жизнь. Я люблю его ступни и свод стопы, каждую длинную косточка его пальца, которая ещё не вышла наружу, но ее движение внутри стопы… делает меня счастливой. Его пальцы ног, совершенные совершенные совершенные. И каждое слово "совершенные" - это поцелуй.

Как сказать тебе, что я люблю тебя?