Зарисовка №12.
Ночь окутывала остров плотным покрывалом тьмы. Звёзды ярко сверкали на черном бархате неба, отражаясь в спокойной глади моря. На скалистом берегу, примостившись на потрескавшейся глыбе, сидел Чонгук. Его длинные, заостренные уши слабо улавливали тихий шелест волн, разбивающихся о скалы.
Внезапно, из мрака ночи прозвучал мелодичный, чарующий голос, словно хрустальный колокольчик, переливающийся всеми оттенками лунного света. Чонгук повернулся, его взгляд устремился к источнику звука.
Там, на самой вершине отвесной скалы, в лунном свете, сидела сирена. Его имя было Чимин. Его гладкая, словно жемчуг, кожа блестела под луной, а длинные, развевающиеся волосы казались ниспадающими водопадами. Его голос, чистый и звонкий, заворожил Чонгука, заставив его сердце биться чаще.
— Это прекрасная песня, — прошептал Чонгук, очарованный звуками, льющимися из уст Сирены. — Ты завораживаешь.
Чимин мягко улыбнулся, но эта улыбка не достигла его глаз. Одиночество, глубокое и горькое, отражалось в его взгляде.
— Мое пение - это ловушка, — тихо ответил Чимин, — Я заманиваю мореходов на гибель.
— Мы, Сирены, обречены на вечное одиночество. Мы не можем покинуть остров, не можем прикоснуться к жизни, которую видим вокруг. Наше пение - единственное, что нам осталось. Мы заставляем мореходов разбиваться о скалы, чтобы поделиться с ними нашей болью, нашим одиночеством.
— Ты говоришь, что твое пение - это проклятие? — задумался Чонгук.
— Да, — кивнул Чимин, — Но оно же и наше единственное спасение.
Чонгук взглянул на Сирену, его взгляд был полон сочувствия.
— Я не хочу, чтобы ты страдал, — сказал он, — Я не хочу быть твоей жертвой.
Чимин вскинул брови, удивленный.
— Ты... Ты не боишься моей песни? Ты не хочешь умереть, чтобы разделить мою боль?
— Я хочу понять тебя, — ответил Чонгук, — Я хочу быть рядом с тобой, несмотря на боль, которую ты испытываешь. Я хочу, чтобы ты перестал страдать.
Чимин замолчал, его взгляд застыл на лице Чонгука. Впервые за долгие века его сердце дрогнуло. В нем затеплилась надежда, искра тепла, которая уже давно потухла.
— Я не знаю, что будет дальше, — прошептал он, — Но я готов попробовать.