Глава 1
Осенний вечер плавно переходил в ночь. Небо быстро обволакивало тяжёлыми тучами. Близилась гроза. Ветер стих и даже птицы прекратили своё пение. Лишь одинокий путник неуклонно шёл вперёд, словно пытаясь догнать последние отблески заходящего солнца.
Вскоре дорога привела мужчину к маленькой деревушке. Он остановился, издали наблюдая в размышлениях: стоит ли искать здесь ночлег или продолжить путь?
В итоге Тома решил не провоцировать местных жителей. Времена сейчас неспокойные. Самураи, как сословие, переживали упадок, а некоторые недовольные переменами даже опускались до весьма низменных поступков, вырезая целые семьи и поселения. Мало кто захотел бы дать пристанище незнакомцу, к тому же ронину, открыто носящему катану и вакидзаси.
Мужчина натянул пониже соломенную шляпу и поправил мино, прикрывавший давно выцветшую синюю рубаху. Эта потрёпанная накидка была единственной защитой от дождя, которым уже пахло в воздухе. Проходя через деревню, он внимательно осмотрелся, пытаясь не привлекать внимания. Из окон маленьких аккуратных домиков лился тёплый свет, порой слышался детский смех, в одном из дворов залаяла собака и ей вторила другая где-то издалека…
Простую умиротворённую картину нарушали лишь острые враждебные взгляды нескольких мужчин, сидящих у костра возле одной из хижин. Тома проигнорировал их недовольное пьяное ворчание и лишь крепче сжал катану, продолжая идти своим путём. На краю деревни он остановился возле колодца набрать воды. С самого утра во рту не было и крошки, поэтому хотя бы так можно было заглушить голод.
Утолив жажду и пополнив запасы, Тома направился в лес. Усталость от долгого пути давала о себе знать. Стоило заранее отыскать пустую пещеру или ещё какое убежище от уже начавшегося дождя и диких животных.
Однако, далеко зайти мужчине не удалось. Позади, сквозь ливень и грозу, послышался топот множества ног, и вскоре на небольшой опушке показалась толпа людей.
Десяток пар злобных глаз уставились прямо на него. Среди этих крепких деревенских мужиков были и знакомые лица тех, кого он недавно видел выпивающими у костра. Все были вооружены своими орудиями труда: вилами, мотыгами, лопатами. Представшая картина не предвещала ничего хорошего.
— Зачем вы следуете за мной? — чётким ясным голосом спросил Тома.
На самом деле он уже знал, что ожидает его дальше, но всё же надеялся решить конфликт путём мирных переговоров. Он не был угрозой для деревни и не хотел никому причинять боль.
Ответом ему стал громкий вой толпы, дружно кинувшейся на него.
Яркая вспышка молнии осветила поляну, искажая тенями лица окруживших самурая селян. Томе показалось, что в этот момент его сердце сдавили железными клешнями, а в горле застрял ком, перекрывая доступ к воздуху и мыслям. Это был вовсе не страх. Он уже множество раз сражался на поле боя и видел перед собой смерть.
Тома не испытывал жалости к своим врагам и рубил головы как ножом по маслу. Однако трогать местных жителей ему не позволяла гордость и кодекс бусидо. Истинный самурай никогда не поднимет своё оружие на крестьян, будь они хоть своими, хоть чужими. Тем не менее не все следовали законам, так что простой люд страдал, а Тома сейчас стал одним из тех, кому предстояло расхлёбывать последствия. Он знал на что идёт, открыто нося своё оружие, когда это запрещено.
Тома быстрым движением отцепил ножны и отразил ими удар мотыги, нацеленной прямо в его голову. Клинок следовало доставать перед равным соперником. Но эти разъярённые деревенщины не додумались даже принести кухонного ножа или серпа, они только и горазды были, что хаотично размахивать вилами да палками.
Словно танцуя безумный танец, самурай кружил среди десятка людей, отражая их удары искусными, отточенными до совершенства движениями. Брызги воды разлетались во все стороны, сверкая в отблесках молний. Тонкое лезвие клинка так и просилось вырваться наружу, чтобы разбавить дождевые капли человеческой кровью, но крепкая хватка мужчины продолжала удерживать его в ножнах.
Тома оттолкнул от себя ногой в живот одного из нападавших, руками отражая удар другого. На какое-то время все остановились и отступили, тяжело дыша. Крестьяне начали понимать, что так просто этого ронина не одолеть.
Вопреки внешней видимости, Тома был уже на пределе: ноги подкашивались, дыхание было прерывистым, желудок сводило от голода и усталости. Он воспользовался моментом затишья, и попытался вновь достучаться до нападавших:
— Прекратите! Я не хочу вас ранить или убивать!
В следующий миг громкий звук грозы перекрыл глухой удар. Голова закружилась, затылок онемел, а в глазах потемнело. Не в силах больше стоять, Тома рухнул на колени. Соломенная шляпа отлетела в сторону и завязанные в пучок волосы растрепались по лицу липкими прядями, прикрывая нахмуренный от боли лоб. Мужчина попытался встать, опираясь на катану, но его грудь безжалостно пронзили острыми вилами. На мгновение нападавшие замерли, словно придя в ужас от осознания собственных поступков. Тома сначала с удивлением посмотрел на орудие, всё ещё торчащее в груди, а затем на проткнувшего его человека. Тот в панике выдернул вилы и из ран самурая потоком хлынула кровь.
— Д… Добейте его! Б-быстрее! — вскричал селянин, пряча свой трусливый прищур от чистого и открытого взгляда Томы.
По лесу раздавались хлюпающие звуки. Его тело разрывали на части простыми инструментами. Кровь и плоть брызгами разлетались во все стороны, смешиваясь с грязью и наполняя округу характерным ржавым запахом. С каждым последующим ударом по телу расходилась ужасная боль. Двигаться было до бесконечности невыносимо, но руки Томы тянулись к оружию. С трудом он смог ухватиться за ножны. Казалось, вот сейчас ронин обнажит свой клинок и… Его руки опустились. Уж лучше умереть так, чем переступить через себя и нарушить кодекс.
Постепенно самурай перестал подавать признаки жизни и его дыхание угасло. Мужчины, переполненные яростью, наконец остановились. Переглянувшись, они начали поспешно обшаривать труп, но ничего ценного не нашли: всего-то несколько мелких монет, на которые разве что кусок хлеба купишь, да потрёпанное письмо с заплывшими от влаги иероглифами. Перевернув ронина, они посмотрели в его пустые глаза. Только сейчас протрезвевшие селяне осознали содеянное, но какой-либо вины они не чувствовали. Это всего лишь очередная смерть. Не убьют они – убьют их.
Забрав катану и вакидзаси – единственные действительно ценные вещи, люди ушли. Они не знали, что в покинутом ими человеке всё ещё теплился крошечный огонёк, упорно не желавший погаснуть.
Перед глазами Томы проносилась вся жизнь: вот он маленький держит деревянный меч, копируя своего отца, а мать поправляет его кимоно; в какой-то момент он посвящает свою жизнь господину; его первая выпивка и поцелуй. Воспоминания сменяют друг друга и уходят в даль. Глаза Томы немного приоткрылись, но капли дождя не давали разглядеть пространство.
Стоило ли это того, чтобы сейчас умирать такой болезненной и никчёмной смертью? Как будут чувствовать себя родители, если больше не получат ни одного письма от него? Будут ли они плакать, искать его? А найдут ли от него хоть что-то? Неужели он так и умрёт, как обычный уличный бродяга?
Томе было тяжело принять подобную смерть. Ещё предстояло столько сделать, столько мест посетить, узнать людей. Если бы ему дали ещё один шанс… Убил бы он тех крестьян? Долго думать не приходилось, есть только один ответ – нет. Уж лучше он умрёт, но будет верен своим ценностям.
В последнее мгновение неминуемо ускользающей жизни, борясь со смертью за остатки сознания, Тома почувствовал, как дождевые капли прекратили барабанить по его ещё не успевшему окоченеть телу. Он с трудом приоткрыл веки, пытаясь сфокусировать помутневшее зрение, но мозг уловил лишь белое пятно. А ещё ликорисы. Алые ликорисы, растущие вдоль реки Сандзу.
Холодный лунный свет, проникая сквозь сёдзи, мягко касался до неестественного бледной кожи Томы. Его длинные ресницы слегка дрогнули, а ровные брови нахмурились. Мужчина понемногу приходил в себя. Вновь вернувшийся слух уловил неравномерный тонкий звон фурина где-то рядом и едва различимый методичный стук соудзу вдалеке. Больше никакие звуки не нарушали тишину и покой окружения.
Тома сначала глубоко вздохнул, а затем открыл свои яркие зелёные глаза, к которым быстро возвращался всё тот же естественный и привычный блеск и жажда жизни. Он пошевелил руками, пытаясь ощупать своё тело, но ожидаемой боли не последовало. Лишь ржавый привкус крови во рту и лёгкое онемение от долгого отсутствия подвижности напоминали о событиях, которые последними запечатлелись в памяти.
Мужчина поднялся с мягкого футона, осматривая себя и окружение. Его выцветшие старые рубаха и штаны исчезли, взамен он был одет в простой, но новый белый комплект. Тома закатал рукава и распахнул воротник, осматривая свои раны, вернее те места, где они должны быть. Его хорошо сложенное мускулистое тело было усеяно множеством уродливых и страшных шрамов, как старых, так и свежих, но затянувшихся.
«Так я умер или нет? Что это ещё за проделки тануки?» — подумал ронин, поправляя одежду.
Он всё никак не мог понять, почему так странно себя ощущает, и что это за место такое. Разве может человек с такими ранами выжить? И если это загробный мир, то почему он совсем не выглядит так, как описывается в легендах?
Тома ещё раз осмотрелся и подошёл к двери. Фусума легко и беззвучно скользнула в сторону, открывая красивый вид на ночной сад. На первый взгляд нигде не было ни души, лишь рядышком всё так же позвякивал нефритовый фурин, висящий под карнизом. Тома подошёл к нему ближе и протянул руку, хватая лист бумаги, прикреплённый к язычку. В свете луны отчётливо читались строки:
Самурай в удивлении поднял брови, в голос размышляя:
— Это предсказание новопочившему? Странное. Не так я представлял себе мир по ту сторону Сандзу. Или мне ещё только предстоит самостоятельно добраться до реки, если хочу благополучно переродиться?
— Могу показать короткий путь.
Прямо за спиной послышался ровный низкий голос. Тома аж на месте подскочил от неожиданности, а сердце пропустило удар. Он обернулся и круглыми глазами посмотрел на силуэт в тени комнаты. Но там же точно никого не было до этого?!
Незнакомец шагнул вперёд, выходя на террасу. Естественное ночное освещение коснулось его распущенных длинных волос, аристократичного лица и сверкающего лисьего взгляда, которым он неспешно оценил самурая.
— Резво выглядишь для человека, три дня пролежавшего в беспамятстве на грани жизни и смерти. Хотя… Ты уже, пожалуй, и не человек вовсе.
— Кто вы и как здесь оказались? — Тома в замешательстве отступил на шаг, с ещё большей настороженностью смотря на незнакомца напротив.
Тот в свою очередь беззвучно хмыкнул, с интересом наблюдая за собеседником и его реакцией на поддразнивания:
— Неверный вопрос задаёшь. Я хозяин этого места и это мой дом, а вот тебе советую ответить самому себе: кто ты и как здесь оказался?
— Моё имя Тома. Я ронин, путешествую по миру в поисках честного заработка, — с гордостью отчеканил мужчина привычные фразы. Правда, решительность быстро покинула его взгляд, и он неуверенно поджал губы.
Незнакомец наконец отвернулся. Неторопливо подойдя к краю террасы, он удобно сел на татами рядом с небольшим круглым столиком.
— Меня убили жители деревни и… — Тома неосознанно потянулся почесать затылок, но кончики его пальцев наткнулись на свежий шрам и он быстро отдёрнул руку. — Я превратился в призрака? Вы жнец смерти? Не ожидал, что вы будете выглядеть так благородно. Я вас слегка иначе представлял.
Аято из последних сил удержался, чтобы не расхохотаться на всю округу, разрушив образ знатного господина. Он предполагал, что этот человечишка его позабавит, но не ожидал, что аж настолько! Спасти его было верным решением.
Мужчина протянул руку к фарфоровому кувшину и разлил в две маленькие пиалы прозрачную жидкость, жестом приглашая Тому сесть рядом.
— Разговор предстоит долгим, не стой там.
Самурай на несколько секунд застыл в сомнениях, но в конце концов решил послушно сесть на указанное место. Он крепко сжал предложенную чашу и напряжённо потёр большим пальцем тонкий ободок, не решаясь испить из неё.
Хозяин дома, не дожидаясь собеседника, неспешно опустошил свою пиалу и привычным движением снова наполнил её. Он посмотрел на скованно сидящего Тому:
— Для начала хорошая новость – ты не умер. Спасти тебя было сложно, но мне удалось.
— Так это вы забрали меня из леса и принесли сюда?
— Мгм, — утвердительно кивнул Аято, — Должен заметить, что ты весьма тяжёлый. Спина начинает ныть от одних воспоминаний. Из-за тебя мне пришлось испачкать в грязи и крови свою любимую одежду. А ведь прекрасные ликорисы на подолах хаори много дней вручную вышивали лучшие мастерицы клана.
Вопреки сокрушительным словам, тон мужчины звучал легко и непринуждённо, создавая впечатление, словно на самом деле он ни о чём не жалел и все те убытки были для него сущей мелочью.
Тома решил пока что сильно не углубляться в эту тему и продолжил задавать вопросы:
— Очень признателен за вашу доброту, но как вам удалось меня спасти? Мои раны ведь точно были несовместимы с жизнью.
В памяти ронина снова возникли образы той ночи. Привкус крови во рту раздражающе напомнил о себе и он неосознанно сделал глоток, чтобы заглушить это чувство.
— Пф-ф! — прозрачная жидкость залила каплями деревянный пол, — Кха-кха! Это алкоголь?!
Аято с лёгким удивлением осмотрел Тому и согласно кивнул:
— Верно. Неужто слишком крепкий для тебя? А мне вот нравится вкус этого сётю. Нотки каштана отлично сочетаются с осенней погодой.
Тома решил промолчать о странных предпочтениях своего собеседника, о том, что негоже больного на голодный желудок алкоголем угощать и о том, что… Постойте!
— Почему я не чувствую голода и слабости? — мужчина с подозрением коснулся ладонью живота, а затем перевёл озадаченный взгляд на своего спасителя, — Сколько дней я был без сознания?
Аято совсем не спешил вдаваться в подробности, продолжая спокойно попивать крепкий сётю как обычную воду. А вот Томе сейчас было вовсе не до вальяжных посиделок под луной.
— Невозможно! Прекратите подшучивать надо мной. С такими ранами человек не может полностью выздороветь за такое короткое время, словно ничего и не было.
— Это я тоже упоминал – ты больше не человек. Так что ничего удивительного. Вообще, я рассчитывал, что ты встанешь на ноги уже через сутки. Но ты оказался настолько слаб и испил столько моей крови, что это мне пришлось отлёживаться целую ночь, восполняя силы. Надеюсь, ты не заставишь меня жалеть о предпринятых усилиях.
Тома больше не мог выдержать этих бессмысленных речей и с раздражением вскочил на ноги:
— Что за бред вы несёте? Я же попросил не шутить!
За мгновение воцарилась тишина и всё вокруг застыло. Даже ветер боялся нарушить натянутую атмосферу. Хозяин поместья наконец беззвучно поставил пустую пиалу на стол и поднял обжигающе холодный взгляд на собеседника.
— Поумерь свой пыл. Парень ты, конечно, забавный, но у меня нет намерений потешаться над тобой за счёт лжи.
Тон его голоса был настолько низким и леденящим, что Тома боялся пошевелиться. Впервые он ощущал животный трепет добычи перед хищником. Опыт многих битв доказывал – перед ним опасный противник, настолько сильный, что бежать бессмысленно.
И правда, самурай не успел моргнуть, как существо за столом в миг оказалось за его спиной.
— Слышал когда-нибудь о вампирах? — уха коснулось лёгкое дыхание, а по всему телу прошлись мурашки. — Я один из них. И ты теперь тоже.
Аято неторопливо обошёл новообращённого и снова посмотрел в его яркие малахитовые глаза, наполненные одновременно ужасом и растерянностью. На лице вампира появилась едва уловимая улыбка, а взгляд значительно смягчился, сводя на нет всю грозную атмосферу.
— Благодаря чудесному стечению обстоятельств мне довелось созерцать твоё последнее сражение. Честно говоря, я бы без зазрения совести прошёл мимо, оставив твой хладный труп на съедение волкам, однако… Твоё поведение меня очень заинтересовало. Почему ты до самого конца так и не достал катану из ножен?
Слишком много шокирующей информации заставило мозг Томы работать медленнее обычного. Сначала он уставился на свои руки, рассматривая их так, словно впервые видел, а затем коснулся ладонью сердца и прислушался. Бьётся. Живое. Это ощущение равномерного ритма вернуло мужчину в реальность. Он пока ещё не понимал, какие эмоции сейчас испытывает, но уже уловил одну мысль:
— Вы спасли мне жизнь из чистого любопытства?
— По большей части именно так. Но желание сделать тебя своим слугой также присутствует, — Аято хитро сощурил глаза. — Ценишь ли ты свою жизнь в достаточной мере, чтобы отплатить верной службой за её спасение?
Словарь японских терминов:
Фурин (традиционный японский колокольчик) – как правило его прилепляли к навесу у дома, часто нему прилепляли лист со стихотворением.
Вакидзаси (короткий японский меч сёто) – носили в паре с катаной.
Мино – японский дождевик из соломы.
Фусума (местные дверки) – это скользящая дверь, обклеенная японской бумагой, отделяющая помещения друг от друга.
Сёдзи (местное окошко) – решетчатая деревянная рама, ячейки в которой затянуты японской бумагой. Она не позволяет постороннему взгляду попасть внутрь дома, а заодно мягко и ровно рассеивает солнечный свет по комнате.
Татами (местный коврик) – мат для пола, изготовленный из тростника игуса.
Футон (местная кроватка) – традиционный японский матрас.
Соудзу (та самая бамбуковая трубка с водичкой из аниме) - тип водяных фонтанов, которые используют в японском саду.
Сётю – прозрачный крепкий алкогольный напиток, недорогой в производстве. Крепость может достигать 35%, но в среднем на рынке составляет 25%, что делает сётю крепче саке, но слабее водки.
Дополнительная информация, которая может быть вам интересна:
Красный ликорис в Японии связан с печальными воспоминаниями, смирением, пламенными чувствами, тоской по умершим и воссоединением. Также по некоторым трактовкам Ликорис тесно связан с миром мёртвых, «иным берегом», куда рано или поздно попадает каждый человек. Согласно некоторым текстам, он растёт вдоль реки Сандзу, той самой, что отделяет мир живых от мира мёртвых, и направляет души умерших к их следующим перерождениям.
До 1875 года самураи имели право носить холодное оружие, что приводило к резне деревень, изнасилованиям и грабежам, поэтому японские крестьяне боялись самураев и выполняли все их прихоти. Но 28 марта 1876 года был принят законопроект «Запрет ношения мечей за исключением лиц в церемониальной одежде, военной или полицейской униформе». Самураи бунтовали и шли в оппозиции и многое другое. В целом самураев как сословие уничтожали в период 1866-1889 годов.