Насекомый интеллект
Часть 1. [Без названия.]
Глава 1. Отражение отражения.
Адам Лукач, сколько себя помнил, всегда был неравнодушен к науке и к фантастике, а в особенности — к научной фантастике, и с детства взахлёб потреблял буквально всё, что мог найти среди литературы и кинематографа в этом жанре. Особенно сильно его увлекала мысль о ещё несовершенных открытиях о самой сущности мироздания, которые были бы в состоянии сделать вчерашнюю научную фантастику сегодняшней реальной технологией. И хотя его усердие и упрямство в процессе того, как он пытался грызть гранит науки, вызывали даже у его преподавателей уважение и иногда немного тревогу, хватать звёзды с неба над академическим полем деятельности он всё-таки так и не начал.
Мысль о том, что великим учёным ему увы стать не суждено, пришла к нему в тот момент, когда он уже восьмой месяц к ряду служил младшим научным сотрудником в своем же институте после того, как из него выпустился. Эта мысль удивительным образом совпала с его же наблюдением, что в жанре научной фантастики стало всё тяжелее и тяжелее находить что-то реально стоящее, что захватывало бы и вдохновляло на научные изыскания. Переспав со всем этим багажом умозаключений, наш молодой учёный обнаружил, что за все эти годы к науке он охладеть всё-таки успел.
Однако не смотря на неизменную страсть к фантастике, да и в целом — к литературе, мысль попробовать себя в звёздохватании над художественным полем деятельности ему пришла не сразу. Стоит сказать, что перед этим Адам сполна вкусил от целого года тухлых миазмов собственного же экзистенциального кризиса, от которого время от времени пытался скрыться в страницах новых научно-фантастических книжек, которые на самом деле обычно уже странице на тринадцатой начинали являть читателю свою второсортность, а то и третьесортность. Однако, мысль попробовать написать что-то научно-фантастическое самому однажды ему всё-таки пришла…
Адам Лукач смотрелся в зеркало, повторяя заученную речь. Сегодня ему было суждено взять очередную высоту в дисциплине писательского искусства: его восьмая по счету книга получила Пулитцера, и Адам готовил слова благодарности за признание и перечислял в памяти имена всех, кого хотел поблагодарить за веру и поддержку.
Надо отметить, что его восьмая книга произвела невероятный фурор по всему миру и уже через год после издания была переведена на одиннадцать иностранных языков, и она и вправду была прорывом человеческой мысли, Лукачу удалось описать идеи и концепции науки и жизни, которые были совершенно инновационны для своего времени, в то же время он воплощал социальные противоречия и проблемы в настолько непредсказуемых и фантастических сюжетах столкновения человечества со внеземным интеллектом, что они буквально обнажали суть людского общества и его замысел, его пороки и благородства до такой степени, что философы-современники смогли за этим разглядеть и саму Цель Творения Человека.
Определенно Пулитцеровская премия была лишь скромной толикой вознаграждения, которое по-настоящему заслуживал научно-фантастический роман с названием «Насекомый интеллект»: ведь вклад в развитие человечества, заложенный в этой книге, предстояло осознать и оценить лишь поколения спустя. Но и Адам Лукач этого ещё не знал, как и вообще даже не думал об этом; сейчас он просто смотрелся в зеркало, повторяя заученную речь. Через четверть часа ему уже нужно быть в автомобиле, который подадут к отелю, чтобы отвезти его на церемонию награждения лауреатов.
Те дальнейшие тринадцать минут, которые автомобиль провел в движении, показались Адаму самым нескончаемо долгим промежутком его жизни, ведь в памяти разрывами фейерверков стали с огромной скоростью и мельчайшей детализацией проноситься моменты, связанные с написанием “Насекомого интеллекта”: лица, встречи, мысли, умозрительные эксперименты и, что? — сны? Вспоминая всё больше и больше подробностей прошлого, ему самому начинало казаться странным, что описанное в книге, вообще хоть когда-то было его собственными мыслями.
Однако, уже давайте перестанем быть голословными, и постараемся с максимальной точностью также вспомнить всё то, что в тот момент вспоминал Адам, проносясь по вечереющему Нью-Йорку, уставившись в одну точку, расположенную где-то за стеклом его окна в авто, но из этой точки так хорошо были различимы образы Нью-Йорка, отражающиеся в отражении его собственного лица. Им так нравилось земное зрение, и за его постижение они были готовы щедро платить своими собственными ноу-хау о вселенском знании. Но Нью-Йорк им не нравился: ни Адаму Лукачу, ни разумным насекомообразным инопланенянам, или проще говоря – сапиосектоидам.
Тут у Лукача впервые произошел проблеск обратной связи контакта, который сапиосектоиды установили с ним уже тринадцать-четырнадцать земных лет назад. Он увидел, грубо говоря, как это работает словно отражение даже не самой сути, а лишь карикатуры сути в мутной луже. Однако кое для кого этот момент стал настоящим прорывом: для сообщества сапиосектоидов это был первый подтвержденный успешный осознанный контакт с разумной иноземной формой жизни. И они сами конечно же знатно офигели, одномоментно открыв для себя весь психо-эмоциональный спектр земных млекопитающих: этот спектр и был причиной того, что потом сапиосектоиды еще очень долго к месту и не к месту начинали впадать в эйфорию высоких амплитуд и состояния измененного сознания, короче говоря, инопланетные насекомые в буквальном смысле начинали истово кайфовать, попадая в осознание с “человеческим”, однако думаю нам, людям, всё-таки вряд ли понять, что в такие моменты чувствовали сверчки, или шершни, тараканы, жуки – именно так называли сапиосектоидов в “Насекомом интеллекте” жители Земли, которые проявляли к ним враждебность и агрессивность.
Именно в тот момент в дорогой машине в Нью-Йорке Лукач испытал очень богатую гамму ощущений, основной нотой которой всё-таки выступал страх, и это был настолько фундаментальный, давно забытый и животный страх, которого человечество уже не испытывало давно, поэтому через ноосферу поползло распространяться по всему человечеству. Это был страх сродни тому, что должно быть чувствуют перед тем, как тебя неминуемо сожрут со всеми потрохами. Адама прошибло настолько глубоко этим чувством, что он буквально оцепенел в попытке беспомощно расплакаться, но он так и не смог этого сделать, вместо этого он рассмеялся настолько сильно, что некоторое время не мог себя остановить. Водитель такси удивился немного, увидев в зеркале изменения настроения своего пассажира, однако не придал происходящему большого значения.
Когда Адаму удалось немного успокоиться, оставалась еще буквально пара минут до завершения пути, однако ему трудно было скрыть волнение и возбужденность, связанные с тем, что только что он буквально увидел как за землянами уже второй десяток лет с орбиты Юпитера наблюдали разумные инозвездные насекомые. Их “корабль” просто не выходил из планетарного затмения, чтобы жители Земли не смогли увидеть лишнее космическое тело с домашней планеты, а у космических миссий землян не было особых задач смотреть в ту сторону космоса.
Тем временем к Адаму Лукачу пришло и радостное спокойствие, потому что он догадался, что если бы сапиосектоиды и правда преследовали целью стереть человечество с лица Земли, то это событие было бы уже событием сравнительно недавнего прошлого. Зачем-то сапиогуманоиды были очень нужны сапиоинсектоидам. Лукач пока что не понимал этого совсем. Или всё-таки смог уловить отражение отражения сути?
Глава 2. Давайте познакомимся.
Межзвездный вид Грансектус (прим. автора от “гранд” - большой, и “инсект” - насекомое) Сапиенс Интерстеллар – Gransectus Sapiens Interstellar: сапиосектоиды так сами захотели назваться в людской классификации организмов, а потом и сами предложили более удобный в разговоре вариант сапиосектоиды – типа инопришленцы, но сапиенсы – т.е. разумные, и инсектоиды – т.е. насекомообразные. Для них нашим языком мы конечно же стали сапиогуманоидами, правда пока не интерстелларами, в отличие от них, что на самом деле создавало между нами некоторое различие.
Для насекомых инопланетян, кстати говоря, мы, сапиогуманоиды, были даже не первым вариантом из разнообразия видов на Земле, с кем они рассматривали установление контакта перво приоритетным. Какой-то их собственный протокол предписывал им для начала “связаться” или хотя бы попытаться “связаться” с наиболее “близкими эндемичными кузенами”, т.е. организмами, наиболее близкими с точки зрения “генетического железа”, на котором собиралась жизнь, которых они нашли в раках-богомолах, также известных как креветки-богомолы, но психо-эмоциональная отдача от этого вида организмов оставила желать лучшего. Также они предприняли попытки сконтактировать с пчёлами и муравьями, как оказалось только лишь для того, чтобы убедиться, что земные роевые насекомые пошли по пути хемосенции и строительство языкового аппарата для общения с ними будет буквально титанической задачей, а пример с раками-богомолами уже сообщал о том, что “протокольный подход” может давать осечки, особенно если применяется не в домашней звездной системе.