djah_ejik @ 2017-02-11T22:16:00

Порт приписки Весна.

Грегор проснулся рано, никогда он еще не чувствовал себя настолько бодрым и живым. За окном слышалось многоголосье птиц, факт этот невозможно было игнорировать, как и тот, что вчера, когда он укладывался спать без трех минут полночь, никаких птиц вовсе не было, а был суровый постпостновогодний, свежий, недавно вылупившийся январь. Январь две тысячи семнадцатого года. И птиц не было очень давно. Синицы из парка сюда не прилетали, а последние чайки улетели на запад в прошлом году, в теплом оттепелевом декабре. Он сам наблюдал за ними с тоской, провожая взглядом за крыши соседних многоэтажек. Хотя, кто мешал ему стать обладателем билета в небо, Грегор не знал. Видимо, никто, но он всё равно почему-то тосковал, видя как птицы улетают, а он остается.
Грегор сбросил простыню, под которой завел привычку спать даже в самые чудовищные морозы и сибирякам не снившиеся, и почувствовал, что тело слегка влажное от пота. В комнате было свежо и жарко. Очень свежо и не очень жарко, в самый раз для весеннего солнца, которое, пока светит в окно, создает ощущение уже наступившего лета, пока за дом не закатится.
Комната вся пропахла запахами с улицы: вот слегка гнилой запах обнаженной земли, вот запах теплого, щедро нагретого асфальта, запах воды и запах озона. Ого, кажется дождь собирается.
Стоявший на подоконнике пузырек недорогих духов примешивал к заоконной симфонии свой робкий голосок свежих зеленых цитрусов, но никак не хвои, как вчера, в две тысячи семнадцатом году.
Прозвонил будильник. "Я же уже встал, зачем он продолжает звонить, - недоуменно подумал Грегор, но не стал нажимать кнопку выключить. И продолжил смотреть в окно.
Там, над башнями парили огромные белоснежные чайки. Вернулись! Сердце ликовало. Грегор подумал, что нечего рассиживаться дома и полез в ящик с одеждой, быстро оделся, едва глянув на себя в зеркало. Изнутри он чувствовал себя так изумительно, что не нашел ни единой причины обращать внимание на отражение  своего внешнего вида. Схватил с вешалки ветровку,освободив ее из цепких лап крепкой овечьей дубленки, цапнул ключи с крючка и вышел за дверь. За которой вопреки какой-то фантомной памяти о лестничной клетке на 4 квартиры и двух лифтах за серыми дверями, было небольшое помещение, сразу ведущее на улицу. В котором стояли его, Грегора, вещи. Изумрудного цвета самокат, большой кожаный чемодан с привязанными к ручкам разноцветными ленточкамм-флагами. И бидончик для молока.
"Какая жизнь, - думал Грегор, проходя мимо самоката и любовно оглядывая его блестящие ручки. - Неужели вот так, а, и моя жизнь?" И всё в нем, что он считал собой, говорило, что, конечно, да. И что он жил здесь всегда. И Каталина тоже была, и малыш Роберт был, и второй домик, где они вместе с смешными кошками его всегда ждали, тоже был. А января не было. Ни здешнего, ни какого-то в две тысячи семнадцатом году.
Грегор отворил дверь и спокойно вышел на улицу. Башни, которых в городе было ровно двенадцать, видимые отовсюду, приветствовали его. Грегор махнул им рукой и собрался было повернуть направо, на улицу Ливневую, ведущую в его библиотеку, как какое-то незнакомое ранее чувство заставило его остановиться и растерянно смотреть по сторонам. Новый звук. Шум прибоя.
Грегор не знал, что побудило его мгновенно развернуться, потянуть носом воздух и последовать за его явственными указаниями. В городе уже висели зеленой дымкой почти явившиеся миру листья, город, одетый в фату, был прекрасен, по-весеннему могущественен. Казалось, нашепчи ветру  слова, и он помчится исполнять их.
Грегор что-то шептал. И не чувствовал, как по щекам бегут слезы. Он шагал, время от времени дотрагиваясь рукой до середины груди, этим жестом извиняюсь перед редкими прохожими. Впрочем, они только улыбались ему и шли мимо.
Через несколько сотен шагов он остановился, потому что уже почти пришел туда, куда шел. Вышел на набережную с белоснежными ступенями к песку, с золотыми львами, которых пытался вылепить в своей недомастерской в том, оставшимся январе, только еще лучше, живее и достовернее, величественнее и законченнее, чем в его попытках.
За линией прибоя грациозно изгибая паруса стоял на якоре красавец корабль-лебедь, или нет, это скорее была чайка. Красавица чайка с белыми прямыми парусами. Совершенно точно корабль-девочка, корабль - морская птица...
Грегор онемел от восторга. Он отдал бы за этот корабль свою библиотеку, да, сложно было признать, но он знал это наверняка. И конечно никогда не отдал бы Каталину и Роберта. Хотя и не думал, что всё с ним, с ними вот так. А отдавать не пришлось. Отдал только январь. Январь, да несколько часов своего времени, что позволил себе размечтаться, дать волю мыслям и тайным желаниям.
Грегор спустился по ступеням и очутился в теплом песке, побрел не чуя ног под собою к своему заветному кораблю. Теперь понадобится лодка...

(Посвящается А., которому об этом я сказать стесняюсь. И Д., который оттуда, наверное, знает сам...)