Дом, в котором время остановилось. Отчет Вороны.

***
"Не стой у меня за спиной. Я не настолько тебе доверяю."

***
- Страх парализует. Очень удобно, если ты на охоте, - серьезно говорит Сова, глядя, как я ёжусь под ее взглядом. Ухмыляется. - Действуешь не ты, а твой страх. Он бежит за тебя, прячется, плачет, падает в обморок... - заканчивает ожесточенно, - или кидается с кулаками, ножом. Не важно. Иногда это хорошо, если страх храбрый. А когда страх делает из тебя труса... это плохо. Это смерть. Возможно не для тела, но смерть. - Сова чуть дрожит, напряженно сутулясь, прищурив глаза, и это очень страшно.

***
Сжимаюсь, смотрю с ужасом, но в глаза:
- Правда или вызов? - Мерзкое, кстати, зрелище - смотреть Крысу в глаза; ухмыляется, пожимает плечами, нетерпеливо постукивая пальцами по коленке.
- Правда.
- Что может заставить тебя полюбить кого-то?
- Полюбить?- С откровенной неприязнью в голосе, - В твоей голове хотя бы чуточка мозгов вообще есть? Ты сильно ударилась головой и теперь видишь во мне идиота, на это способного?
Пугаюсь еще больше, но не отступать же теперь:
- Теоретически...
- Теоретически... - почти с шипением, - ...человеку бывает больно, если от него отрезать кусочки. Может, мне тоже решить проверить?
Сжимаюсь в комок, но все-таки продолжаю, раз уже нарвалась, хотя голос к концу едва слышен:
- Нельзя нарушать правила игры... нельзя не ответить на вопрос... только взять вместо него Вызов...
- Дура. - Огрызнулся Крыс, махнул рукой как на пропащую душу, поежился и нехотя начал говорить, тщательно подбирая слова. - Только что-то, что будет сильнее, жестче, что будет вызывать восхищение. Тогда может небеса разверзнутся? и я приобщусь к толпе идиотов, не умеющих контролировать свои чувства. - Недовольно поморщился, - Сойдет?
Киваю, не веря, что выжила и даже получила ответ.
- Отлично, - встряхивается Крыс. - Правда или вызов?
- Правда!
И, конечно же, стоило мне расслабиться, как Крыс с ухмылкой наносит ответный удар:
- Что за твою жизнь больше всего причинило тебе боли?

***
- Не бойся, Ворона, ты не первая будешь говорить.
- Я не знаю, что ему сказать. Мне не кажется, что Пес перестал быть гордым зверем.
Кажется, я впервые осмелилась возразить. Но я вспоминаю спокойные взвешенные слова Пса и понимаю, что подать голос против него будет сродни предательству. "Ты долго думаешь, Ворона. Это плохо. Зверь действует быстро - инстинктами." "И перед тем, как я уйду на ночную охоту. Правда или вызов?" "Раз так... пусть будет Вызов." "Победи. Не важно, кого или что. Просто - победи." "Я это сделаю, Пес." Очень боюсь, что Волк скажет, чтобы я высказалась, но он молчит. "Действуй инстинктами, Ворона. И помни о своем Вызове," - сказал Пес. И я повторяю:
- Я не буду ничего ему говорить.
- В этом я не сомневалась, птица, - мягко говорит Сова.

***
- Ворона, ты хочешь с нами? - мимоходом удивляется Сова, и я бормочу что-то утвердительное, пытаясь незаметно не потерять из виду Конкистадора. Сова пожимает плечами; состайники выходят покурить перед сном, я плетусь следом, стараясь не попадаться никому на глаза. Переминаюсь с ноги на ногу, делая вид, что дышу свежим воздухом возле своих, пока Конкистадор беседует с преподавателями. Наконец он отходит от остальных и спускается с крыльца. Бормочу в никуда, что сейчас вернусь, и сбегаю следом. Окликаю его и несу что-то сбивчивое про место для находок и потерянную в классах чернильницу. руки дрожат от холода и волнения. Наконец - пора.
- Простите, сеньор... у Вас, здесь... - голос совсем жалкий, мне очень стыдно, но еще больше - страшно. Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до его носа, потом щелкаю по нему, не переставая лепетать, - что-то налипло, сеньор... простите...
Конкистадор смотрит на меня с брезгливым недоумением, в свою очередь дотрагивается до носа, вынимает изо рта папиросу и смотрит на нее.
- Вероятно, пепел. Бывает. - Наконец произносит он, я прощаюсь, и он уходит.
Меня тошнит от облегчения, и я на трясущихся ногах возвращаюсь к состайникам. Не самый блестящий способ выполнить вызов Крыса. Вспоминаю вечер накануне:
- Что ты нашла в Стае, дурочка?
- Стая - моя семья. Я верю Иберийцу, я чувствую в себе зверя, и я его разбужу. Я знаю, что я - как вы.
- Да ну? Зубы-то мягкие, х-ха.
- Я научусь. У щенков тоже мягкие зубы.
- Кутятам нередко и горло рвут. Пф. Правда или вызов?
- Вызов! - Крыс добился своего, спровоцировал и развлекается вовсю.
- Щелкнуть Конкистадора по носу. Сможешь?
- ... да. - Тихо, почти неслышно.
- Ты что, трусишь? - Прищурился Крыс.
- Нет.
Я не трушу, я задохнулась от ужаса, представив фигуру Конкистадора в этот момент. И самовольно добавила к вызову Крыса "и остаться при этом в живых".

***
Пес ведет себя странно. Он нервничает и злится. За ним не чувствуется правоты и спокойствия. Мне хочется взять его руки в свои и сказать: "Пес, ты говорил мне такие правильные слова, почему же теперь ты ведешь себя иначе?" Но я сказала свое слово, поэтому буду молчать. Если сейчас я что-то скажу Псу, Стая воспримет это как слабость.
Слово снова берет Ибериец, и я наконец понимаю, что происходит. Это не попытка осудить и унизить, это - протянутая рука помощи, предложение поддержки. Стая и сам вожак делятся с Псом своей силой. Завороженно смотрю на ритуал братания, пока меня не возвращает в реальность будничный вопрос про бинт. Мне кажется, что я совершаю святотатство, когда перевязываю порез Иберийца; хорошо, что руки делают все автоматически.

***
- Смотрите, здесь как раз все, кроме Иберийца. Может, сейчас?
Инстинктивно понимаю, что говорят обо мне, сжимаюсь в комок, достаю из сумки ракушку и рассматриваю ее, делая вид, что занята очень важным делом. Мне кажется, что, если занять как можно меньше места и ни на кого не смотреть, они тоже меня не заметят. Вспоминаю раздраженно прошенное Иберийцем накануне: "Я не хочу ничего об этом узнать".
- Бык, покарауль. Снаружи.
Они ни слова не сказали обо мне, но я чую опасность, чувствую их взгляды и стараюсь не поднимать свой и не шевелиться, словно это может сбить их с моего следа. Можно выбежать, Бык вряд ли станет меня ловить, и они этого не ожидают - но потом будет еще хуже. И стыдно бежать. Ко мне подходит Сова, я запихиваю сумку за спину и вжимаюсь в стену.
- Давай сюда, - она говорит про дневник, это очевидно. И нависает надо мной, кажется сейчас гигантской.
- Нет. - Сама поражена, что это сказала, но только на это слово меня и хватает. Состайники удивленно смеются, для них это просто игра, которая внезапно оказалась интереснее, чем они рассчитывали, и это гораздо страшнее, чем если бы они пришли бить меня всерьез.
Сумку выхватывают, я бросаюсь от одного к другому, ощущая всю нелепость своего поведения, они перебрасывают блокнот и читают вслух. Только ненадолго затихаю, когда Сова берется с выражением зачитывать вслух опус Кота, посвященный Псу, который меня в этот момент держит. Я проиграла Коту вызов, и теперь записываю за ним ехидные стишки, чтобы потом переписать их на стену. Честно говоря, я удивлена, что Пес до сих пор не оборвал руки нам обеим.
"Ты можешь взять то, что плохо лежит,если тебе это надо. Но никогда не бери у своей стаи," - читает Сова, и все смеются.
"Ты знаешь, что нужно сказать!" - шепчут мне в ухо Пес и Сова, когда я оказываюсь в их руках, и словно кидают меня друг другу. Они все больше похожи на забавляющихся хищников, я мечусь между распахнутых клювов и страшных лап со втянутыми до поры когтями, уже не понимая, кто где, пока наконец не бросаюсь на распахнувшую крылья Сову, зажмурившись от отчаяния.
Когда я прихожу в себя, моя голова лежит на коленях у Совы, и она держит у моих губ стакан с водой. В моих руках зажата сумка с дневником. Сова успокаивающе гладит меня по голове, надо мной стоит Пес и одобрительно смотрит. Чувстсвую, как Эсмеральда что-то проталкивает в мой судорожно сжатый кулак. Разжимаю ладонь и вижу матовую подвеску. Эмеральда улыбается и заглядывает мне в лицо. Она так красива, всегда настолько неуместо празднична в нашей подранной, с выдранными клоками шерстью и торчащими перьями Стае, что я невольно растягиваю разбитые губы в ответную улыбку.
Раздается громкий стук, в комнату заходит Аргумент. На меня набрасывают одеяло, и я делаю вид, что сплю.

***
Стены логова исписаны. Я вижу, что после драки кто-то нарисовал среди других членов Стаи ворону, больше похожую на феникса. Подхожу и пишу: "Никто не будет биться за тебя, если ты сам на это не способен". Так говорил Ибериец.

***
Громко стучит и заходит Аргумент, безразлично оглядывает комнату, отмечая отсутствующих. Стая тянется к свитерам и теплым накидкам, потому что сценарий давно известен: формальные вопросы, не менее формальные поиски "вышедших в туалет", объяснения, что они заперлись в кабинке или стоят в очереди, а потом - круги вокруг Дома или стадиона, за которыми с интересом наблюдают из окон чужих спален.
- Сколько можно чистить зубы?! - в бешенстве; наш куратор не идиот.
- Целых 32 зуба, Аргумент! - с укором в голосе.
Жду, что состайник отлетит от тяжелого подзатыльника к стене, но этого почему-то не происходит, и все тихо скалятся.
Наутро на зеркале туалета появится сделанная нами надпись: "Нелья просто так взять и почистить зубы!"
Главное - дождаться, пока куратор сочтет, что мы достаточно умотаны, и отправится спать. Это происходит после 6 утра, когда Стая, старательно зевая, возвращается после особенно зверской "разминки". Аргумент оглядывает нас, сонно жмущихся друг к другу, с нескрываемым удовольствием, и наконец уходит. Стая встряхивается, одеяла летят в угол, из-под кроватей и тумбочек извлекаются краски, чернила и слегка завонявший за ночь дохлый кролик. Кот лежит поперек нашего лежбища и придумывает последние строчки стихотворения, которое к утру украсит стену главного холла. Я выскальзываю из спальни, разуваюсь, и неслышно обхожу весь Дом, чутко прислушиваясь у каждой двери. Все спят. Самое время напомнить Дому о существовании Стаи.

***
В девять утра дверь распахивается со злорадным стуком, и Аргумент видит собирающуюся на завтрак Стаю, которая наперебой радостно приветствует своего куратора.
- Подъем! - все-таки орет он для порядка, но видно, что утро мы ему испортили.

***
- Ты, говорят, подралась с моей сестрой, - хмуро говорит Крыс, не глядя на меня, и я вижу маленькую белую птичку на своей ладони.

***
- Ворона! Подойди потом ко мне! - окликает Бык, я рассеянно киваю и, против обыкновения, не бегу сразу, а иду мимо - за Могильник, куда тянет странное чувство, что там сейчас мое место. Я так долго училась слышать свои инстинкты, что не могу позволить себе проигнорировать такое яркое ощущение.
Это странное место со странными людьми. Пытаюсь познакомиться. Слабак, Тряпка... Вы не похожи на свои имена. Они меня не слушают, увлекают в круговорот своих странных историй. Подчиняюсь, они здесь хозяева. Но мне быстро надоедает быть свидетелем их драк; пытаюсь вмешаться и чувствую, что их это развлекает.
- Что за удовольствие бить того, кто не может за себя постоять! - наконец возмущаюсь я, уже не думая о том, что они там - вместе, это я - чужая.
Эти слова приводят их в восторг, и меня пытаются втянуть в драку уже как участника, а не свидетеля или жертву.
До последнего стараюсь защищаться, не нападая. Они ничего мне не сделали, мне не нравятся эти игры.
- Ты знаешь, что нужно сказать, - ехидно выдыхает мне в лицо Слабак, и я сразу вспоминаю состайников и летающий по комнате дневник. И начинаю злиться - не от этого воспоминания, а от ощущения фальши. Злится и бить в ответ. Но каждый раз, когда Слабак падает, я отступаю - несмотря на то, что с каждым разом, поднявшись, он бьет сильнее. Остальные улюлюкают и подбивают меня добить Слабака, пока он не добил меня. Или это уже не Слабак? Меня шатает, но я не дам им меня спровоцировать. Я не понимаю их игр. "Зверь не знает страха. Он не боится теней, темноты, страшных историй... Опасаться стоит лишь того, что реально. И не потому,что ты этого боишься, а потому, что этого действительно стоит опасаться". Так говорил Ибериец. Я не ощущаю угрозы. Почему-то уверена, что они меня не убьют. Зверь не убивает, если не хочет есть. Я не стану никого убивать просто, чтобы избавиться от боли, потому что кто-то хочет, чтобы я убила. Я никому не позволю направлять мои поступки.
Я не помню, как оказалась во дворе Дома. На запястье краснел шрам, руки были в засохших подтеках крови. Кажется, чужой, хотя уверенности у меня не было.

***
- Ворона, ты веришь в сказки?
Бык такой большой и сильный, что ему можно все: быть добрым, верить в сказки, защищать птенцов вроде меня и таскать им подарки из Наружности. И водить людей в волшебный сад, где мило улыбающиеся женщины разливают чай и угощают вареньем, а огромный рыжий кот ложится на колени теплым пузом и урчит, подставляя голову под ладонь. В качестве подарка за вход кот выбрал из моего Хлама волчок - подарок Быка из последнего полета. Мне муторно и скучно здесь, а непоколебимо-милые хозяйки кажутся искусственными. Я глажу кота, говорю любезности, пробую варенье и ищу повод сбежать, никого не обидев. Понимаю, что Бык поделился со мной самым сокровенным, и не хочу обижать его, показав, что хочу побыстрее уйти. Каждый раз, когда я открываю вот, чтобы попрощаться, что-то случается: поспевает чай, кто-то приходит, хозяйка приносит книгу. Это начинает пугать. Я нервничаю - мне кажется, что-то важное происходит сейчас там, снаружи, пока я тут натужно пью чай. Говорю с Канцлером - он кажется замороженным, потом приходит Свечка, и выясняется, что она в Саду может говорить, а Клара - видеть. Я наконец-то с облегчением выполняю вызов из давней игры - прошу Свечку процитировать мне Закон Дома. Они показывают мне отрисованный от руки свод Законов, очень красивый, и, после многочисленных реверансов, извинений и заверений, мне наконец-то удается вырваться наружу. Бык с сожалением идет со мной.
Не успеваю я обрадоваться свободе, как нас замечает и окликает Пес - таким голосом, что даже Бык срывается на бег, не говоря уже обо мне.
Пес бледен ни то от пережитого, ни то от ярости.
- Где ты была, когда была нужна Иберийцу?! Где вас носило? Почему его лечит Калиостро, а не ты?! - набрасывается он на меня, и я холодею от страха - не перед Псом, хотя он, кажется, едва сдерживается, чтобы не убить меня на месте, а перед тем неведомым, что произошло, пока мы были в проклятом саду. Бык пытается вступиться, говоря, что я была с ним, но Пес не обращает на его слова внимания. Я готова утонуть в жалости к себе, сожалениях и страхе, но усилием воли встряхиваюсь и пытаюсь узнать, что произошло. Пес бесится, но отвечает, однако быстро становится понятно, что никто ничего толком не понимает. Вышел окровавленный и израненный, лечение не помогает, где он сейчас - и то не знают. Наконец мне удается задать правильный вопрос: когда и откуда он появился. Слышу ответ, и внутренности завязываются в скользкий холодный узел. Не позволяю себе задуматься, чтобы не испугаться до ступора.
- Кажется, я понимаю, кто это сделал, кто знает, что случилось и можно ли чем-то помочь, - пихаю сумку ничего не понимающему Быку и стремительно убегаю.
Страх трансформируется в ярость; я почти уверена, что все правильно поняла, и собираюсь получить ответы на свои вопросы любой ценой. И отомстить, если понадобится. Мне кажется, они могли убить его - я не позволяю себе останавливаться на этой мысли, и вообще - останавливаться.
На лицах играющей компании изумление, когда я врываюсь к ним - они явно не ожидали меня увидеть снова, да и я не мечтала об этой встрече.
- У вас был Волк? - с разбега спрашиваю я, потом соображаю, что они могут и не знать его имени. - Минут сорок назад. Волк, Ибериец. Вожак Стаи. Мой вожак. - Говорю отрывисто после бега, невольно принимая боевую стойку, пока они кружат вокруг меня как акулы, почуяв развлечение. Глаза блестят, на губах блуждают улыбки. Мне противно смотреть на них. Для них я - новая игра, и они выжмут максимум. Но я слишком четко знаю, чего хочу, меня не могут сбить их издевки и вопросы, и в итоге я понимаю: Иберией был здесь, и что бы с ним ни сделали - это сделали они. Прижимаю к стене, кажется, Слабака, и требую объяснений. Он плотоядно улыбается:
- Ну же. Спроси так, чтобы я ответил.
Мне уже все равно. Я должна знать, что с Вожаком, требуется ли ему помощь, и если да - то какая. Через некоторое время Слабак (или все-таки Тряпка?) лежит на полу, я прижимаю его коленом, и выворачиваю ему за спину руку, когда он пытается встать. Он получает непонятное мне удовольствие от происходящего, отвечая на вопросы, только получив очередной удар. Я узнаю главное: Ибериец был здесь по своей воле и получил здесь то, чего хотел. Силу, свободу для своего Зверя и власть над ним. С Волком все более чем в порядке. Слабак снова пытается встать, кто-то протягивает мне пистолет и на сей раз я уверенно приставляю его к голове противника, заставляя его снова лечь.
- Послушайте, да она любит его! - с восторгом невпопад восклицает он. - Он не будет с тобой, Ворона, если ты не станешь сильной. Послушайте, он говорил про какую-то девушку. Но не про нее, про другую!
Сказанное кажется мне настолько нелепым, что я начинаю смеяться, и едва не теряю контроль над своим противником. Нелепым - и оскорбительным для Иберийца, поэтому я сильнее выворачиваю противнику руку. Волк - вожак, он научил меня всему, я сделаю для него что угодно. Это не любовь, это - гораздо больше.
- Чего ты хочешь для него, Ворона?
Провокационный вопрос. Осторожно. Силы. Чтобы он мог поступать так, как сочтет нужным. Чтобы он стал Главой Дома.
- Он станет им, если сам захочет. У него достаточно сил сделать все, что он посчитает нужным, - вкрадчиво говорит Слабак.
Понимаю, что достаточно. Рывком встаю, отдаю пистолет в чью-то протянутую руку. Я пришла не убивать. Мстить не за что, я узнала все, что хотела. Почему-то я уверена, что никто не кинется на меня сейчас. Подношу к лицу руку, и понимаю, что оно все в крови, на сей раз - точно чужой. Замечаю на запястье второй шрам и понимаю, что стою посреди двора, и ко мне уже спешит Пьеро, напуганный моим видом. Пытаюсь отвернуться от всех сразу и одновременно найти глазами Быка или Пса, чтобы сказать им, что с Иберийцем все в порядке. Не понимаю, сколько прошло времени. Наконец замечаю одного Пса - в противоположном конце двора от того места, где мы расстались. Он хмурится, глядя на меня. Качаю головой на расспросы: все в порядке, это не моя кровь. С Иберийцем все в порядке, ему не нужна наша помощь, все хорошо. Говорю сбивчиво, и еще больше сбиваюсь от того, что Пес не выказывает ни радости, ни облегчения от принесенных мною новостей. Решаю, что мне показалось. Теперь нужно умыться. Пес мрачно оглядывает меня:
- Иди через Кофейник.

***
"Ты убьешь человека, если это потребуется? - когда-то спросил меня Пес. - Не для спасения своей жизни, а потому что так надо". "Да". Пес сказал, что ему нравится мой настрой. Странно, что он так легко мне поверил. Не думаю, что тогда я представляла себе, что могу трясти человека, как куклу, и требовать от него - кровь за кровь.

***
Нахожу Крыса в спальне, на полу, сжавшегося в комок, окаменевшего. Накрываю крылом, баюкаю, отпаиваю травами, говорю что-то успокаивающее, в какой-то момент понимая, что повторяю слова, которые Ибериец говорил Псу.
Потом мы некоторое время сидим в Логове, с ожесточением исписывая стены. Мне кажется, что Крыс стал меньше и старше.

***
- Ты ловишь ветер, Аргумент. Все будет так, как будет.
Внимательный взгляд. На какое-то мгновение мне показалось, что сейчас Аргумент приложит нашего вожака о стену. Волк совершенно расслаблен, смотрит куратору в глаза, не моргая. Хищник. Плечи Аргумента расслабляются.

***
Стою у двери в Логово, отпугивая случайных гостей и давая Волку побыть с сестрой. Захожу только однажды, смотрю исподлобья:
- Куда за тобой идти, если ты не вернешься?
Я верю, что можно сделать что угодно - вопрос только в цене. А за Иберийца я заплачу любую цену.

***
Стою, вжавшись в стену и закусив кулак, понимая, что мы - случайные свидетели, от которых ничего не зависит. Что бы ни произошло сейчас - это будет воля Иберийца, поэтому можно только смотреть во все глаза. Единственный способ достойно попрощаться: доверять, не вмешиваться. И не думать, что будет через мгновение, и что будет со всеми нами потом, пока еще можно об этом не думать.

***
Крысолов дергает за перо, хватает в охапку, тормошит, блестит глазами, скалится и убегает, брякнув что-то несуразное, но от души. Оборачиваюсь вслед, ловлю теплое послевкусие от встречи. Где же ты был раньше, дикарь.

***
Говорю с Магистром, потому что меня отправила к ней Кот. Меня тревожат ее вопросы, я не понимаю, кто она и можно ли отвечать на них. Да, я многое могу сделать для Дома. А для Стаи - все. И сейчас приоритеты для меня именно таковы. Не совсем понимаю, к чему она клонит, словно мне предлагают перепрыгнуть в своем видении сразу через несколько ступеней - чувствую, что могу это сделать, но не хочу, а еще несколько слов - и придется. Испытываю облегчение, когда наш разговор прерывают. Мне тяжело думать о Доме, когда на моих глазах разваливается Стая.

***
Эсмеральда танцует с Кардиналом, и у них такие лица, что я понимаю - даже сад не сможет им повредить, они не здесь, они где-то еще дальше. У меня не поворачивается язык окликнуть их, чтобы предостеречь - решаю, что, если они вскоре не вернутся сами, приду еще раз.

***
У Совы такое лицо, что от взгляда в него может остановиться сердце. Мне кажется, что от нее попахивает безумием в этот момент. Она прислоняется к косяку и, глядя сквозь меня, роняет слова тяжело и размеренно, словно капли ядовитой ртути, обезличенные и неживые:
- Я делаю лучшие амулеты по эту сторону. Лучшие чертовы амулеты.
Уже понятно, что Бык не вернется, но сейчас я гораздо больше боюсь за Сову. Она заканчивает рассказ, и я понимаю, что допустила ошибку, которая стоила нам Быка. Но не могу позволить себе заниматься самобичеванием, потому что на это нет времени. Нет Волка, и пропало ощущение защищенности, знания, что есть кто-то, кто обо всем позаботится. И я пытаюсь делать то, что делал он - там, где могу. Не позволяя себе думать о том, что я - не Ибериец, а маленькая, ничего не умеющая и не значащая Ворона, у которой нет такого права. Лучше я буду расплачиваться за свои поступки, чем за бездействие. Мне кажется, что Волк бы одобрил такой подход, и я не позволяю себе погрузиться в бездны самобичевания. Не так важно, есть ли у меня право на что-то, чем все равно не занимается никто другой. Если найдется более достойный и знающий - он поставит меня на место. А пока - лучше я, чем никто.

***
- Возьми. Это тебе. - Протягиваю Филину свой дневник. - Это про Иберийца, и немного про Стаю. Меньше, чем мне бы хотелось, но что есть.
Филин берет, и в кои-то веки не насмешничает.

***
Заглядываю в комнату к Дикарям, подавляя в себе мимолетное желание Вороны прежней проскользнуть тихо и незаметно. Меня шумно замечает Крысолов, зовет сесть рядом, и я прохожу через всю спальню, наступая на пенки и одеяла, стараясь не отдавить ног - делая вид, что быть на виду для меня в порядке вещей. Устраиваюсь между Крысоловом и Филином, и Крысолов объявляет, что ждать всех можно до бесконечности, и давайте уже начинать. Мелькает шальная мысль, не меня ли он ждал, но уж больно сложно в это поверить.
Весь вечер краем глаза невольно наблюдаю за Филином и Покахонстах - они сидят на соседних кроватях, через тумбочку, и ведут себя как посторонние друг другу. Ни одного взгляда, жеста, движения друг к другу. Гадаю, что из жизни Иберийца перейдет по наследству Филину. Оплакивала ли Покахонтас Волка, или ей довольно человека, и она не чует, что он стал совсем иным внутри?

***
- Ты хотела рассказать эту сказку? - проницательно шепчет Филин. Я ревниво следила за его лицом, пока он читал дневник, словно Филин мог чем-то обидеть мою память об Иберийце, чьими словами и мыслями был полон блокнот.
- Если хочешь, расскажи сам, - шепчу я.
- Нет. Это должна быть ты. - Филин передает мне блокнот, и я благодарно затихаю у него под боком. Это - для всех нас, но и для меня лично тоже. Этой ночью должна прозвучать сказка, рассказанная Иберийцем.

***
- Я видел, как вы говорили с Пьеро. - Медленно киваю. - Он тебе нравится?
- Он милый. Он приносит мне стихи, мне приятно.
- Ты хочешь быть с ним? Он мог бы приходить к тебе открыто, не прячась.
- Почему ты спрашиваешь?
- Есть несколько причин, - Филин щурится, и я замечаю, что у него совсем другая мимика, не такая, как у Иберийца, и взгляд другой. С каждой минутой они кажутся мне все более непохожими. - Во первых, мне любопытно.
Меня настолько шокирует такая постановка вопроса, что последние черты сходства Филина с Иберийцем стираются, я смотрю на совсем нового человека и пропускаю какой-то кусок разговора, осмысливая происходящее. Он перечисляет причины, смотрит насмешливо и непонятно, и на несколько мгновений мне кажется, что сейчас он предложит мне быть с ним. И эта мысль не кажется мне кощунством - это не Ибериец, и я стала совсе другой. Но Филин смазывает конец разговора, я отвечаю невпопад, думая о своем. Кажется, Филин провоцирует меня, рассказывая, как славно можно будет теперь измываться над Пьеро, а я говорю, чтобы он не смел, и что я буду за него драться. Мне неожиданно очень, очень обидно. Хочу спросить, любит ли Филин Покахонтас, но знаю, что никогда не спрошу.
- Я остаюсь в Доме, - говорит Филин.
- Я все равно буду с тобой драться.
- Почему ты хочешь со мной драться? - в его голосе спокойный интерес, он неторопливо расстегивает рубашку, готовясь к бою.
Пытаюсь сосредоточиться на его словах. Как же ему объяснить? Медленно подбираю слова.
- Я не хотела оказаться второй просто потому, что ты ушел, это нечестно. Хорошо, что ты не уходишь. Но мне не нравится, что ты хотел уйти, это неправильно. Меня устраиваешь ты в качестве второго, но не устраивает Пес в качестве первого. А еще я злюсь.
Филин улыбается.
- Хороший, честный ответ.
- А еще ты задешь хорошие вопросы в плохом контексте, - я бросаюсь на него, чтобы не дать уточнить - но, кажется, он и так понял.
Это одна из самых яростных наших драк, я не понимаю, где чьи кулаки, пока мы не падаем. Откатываемся друг от друга, понимая, что это ничья.
- Продолжим? - Филин все так же насмешлив.
- Подожди. - Я медлю, внезапно осознав, что все это время больше всего боялась, что он проиграет, окажется слабее меня. Мы тяжело дышим. - Давай.... позже, - все-таки произношу я, глядя на Филина, который, похоже, и сейчас все понял правильно. И думаю, что драться мы с ним будем постоянно, потому что его новый насмешливый взгляд вызывает у меня немедленное желание наброситься с кулаками и еще какие-то непонятные мне чувства, в ответ на которые проще всего подраться.