Началась икота.
Как же я ненавижу икать. Я задерживаю дыхание, в горле стоит ком, живот болит, кислота подступает к глотке.
– Оказалось, что он маньяк! Можешь себе представить? Я очнулся в какой-то палате, как в фильмах ужасов. Столик с инструментами хирургическими рядом, он на меня с ножом идёт, а я просто смирился уже со своей судьбой. – Говорит, с набитым пиццей ртом, мой знакомый.
Да заткнись ты нахуй, думаю. Вместо слов из моего рта вырвался громкий кряк после очередного спазма икоты. Какая-то тупая сука за соседним столиком не сдержала смех. Я хватаю вилку, вскакиваю, опрокидываю стул, на котором сидела, оказываюсь за спиной у смешливой твари и вонзаю столовый прибор ей в плечо. Поднимается паника, такие же мерзкие её подруги пытаются повалить меня на пол, я в порыве злости толкаю их на столик. Всё шумит и грохочет, а спазм икоты едва ли не заставляет меня выблевать обратно съеденную пиццу.
Знакомый быстро соображает, хватает оставшиеся куски пиццы вместе с тарелкой, затем берёт меня за руку и тащит к выходу. Мы бежим по людным улицам, через какое-то время забегаем во дворы, всё это время икота преследует меня по пятам, но теперь настроение поднялось. Вскоре мы выбились из сил, останавливаемся под тенью козырька какого-то продовольственного магазина. Знакомый принимается энергично доедать пиццу, а я пытаюсь отдышаться, спазмы икоты мешают мне вдохнуть в полную силу. Каждые три секунды я издаю громкий скрип, визг или стон, а знакомый смеётся и давится обедом. Теперь и мне смешно.
– А как ты…. Гх… Выжил? – Спрашиваю у знакомого.
Он щёлкает пальцами, принимает важный вид.
– Поэтому он мне нужен. Кое-что произошло, когда он попытался убить меня. Этот человек изменил во мне абсолютно всё, я будто проснулся, широко раскрыл глаза и выспался при этом. Я полон с…
Раскрывается дверь магазина, выталкивает его вперёд, тарелка падает на асфальт и разбивается.
– Нечего в проходе стоять, олух! – Кричит грубый женский голос из помещения.
Мы отмахиваемся от неё и уходим вниз по улице. В этом районе множество новостроек до конца недостроенных, так что они выглядят одновременно новорождёнными и постаревшими. Прохожие нам встречаются редко, автомобили проезжают только грязные и дешёвые, дорога недоделанная, пыль летит в лицо.
Я вдруг думаю о том, кто я для этого человека, с которым сейчас иду по одной дороге. Такие мысли редко посещают мою голову, да и я не чувствую к нему сильной привязанности, но вдруг стало мне неприятно от того, что я похожа на собаку, которой некуда приютиться. Отстаю от него на несколько шагов, перестаю слушать его байки, которым я не особо верю, осматриваюсь по сторонам. Куда мы вообще идём? Чем дальше мы ступаем по этой разрушенной дороге, тем меньше шансов что-либо найти здесь. Справа, между многоэтажками, замечаю параллельную дорогу, по ней кто-то пробежал и скрылся из поля моего зрения. Если я так послушно сейчас ступаю за своим знакомым, почему бы мне не пойти за совершенно чужим человеком? Слева вижу поворот во дворы, решаю повернуть туда. Не знаю, зачем я это делаю, мне просто вдруг захотелось пойти отдельно от всех.
Знакомый продолжал говорить, не услышал, как я бросила его. Иду глубже во дворы, повсюду лежат кучи щебня, бетонные плиты и огрызки металлических штырей. Здесь восьмиэтажки достроены до конца, но меня что-то тревожит. Смотрю направо, налево, наверх. Эти дома не могут быть пусты, я вижу в окнах признаки и призраки жизни. Шторы, жалюзи, растения, бутафория, движения. Понимаю вдруг, у этих домов нет ни входа, ни выхода, кроме окон. Нет подъездов, нет дверей. Бегу вперёд, осматриваю следующее здание – та же картина.
– Роза! – Слышу, знакомый кричит, обнаружил пропажу.
Меня теперь тревожит только то, что на этой улице нет ни одного здания, в которое можно было бы войти. Кто-то смотрит на меня из уголка одного окна, сразу же прячется. Перебираюсь через кучи камней, чтобы обойти вокруг одну из многоэтажек. Надеюсь, что двери найдутся там. Здесь растёт трава. Я оказалась в уютной нише, окружённая высокими зданиями с трёх сторон. Голые стены, ни окон, ни дверей, только пара каких-то труб возвышается вдоль шва меж двух зданий. Мне кажется, что впереди есть какой-то вход. Точнее, моё зрение вдруг упало настолько, что я не могу рассмотреть стену впереди. Медленно шагаю дальше, смотрю на землю. Старые газеты, пластиковые бутылки, металлолом. Покинутая детская машинка в виде грузовичка, которую захотелось подобрать, забрать себе. Я сдержалась, взрослый же, блять, человек.
Нет, впереди – стена. Оборачиваюсь. Я в другом месте. Темно. Холодно. На меня падает снег. Снежинка закрывает последнюю точку, сквозь которую я ещё могла видеть ночное небо. Хочу вдохнуть воздуха, как же страшно.
– Роза, нас обманули! Сука, предатель! – Кричит мой знакомый.
До зимы ещё далеко, ведь сейчас начало лета, откуда взялись сугробы?
– Этот сугроб набрался специально ради тебя. – Начал объяснять незнакомый мне голос.
– Ты можешь себе представить, что всё в этом мире взаимосвязано? Снежинка к снежинке, узорчик морозный к оконному стеклу, могилка для определённого человечка. Вот и у тебя есть такая могилка, только она выглядит как снежный сугроб.
Я пытаюсь пошевелиться, начать дышать, открыть глаза, закричать, всё тщетно.
– Не пытайся понять. – Голос неприятный, грубый, мужской, прокуренный.
– Есть в мире силы непостижимые, порой непонятные даже тому, кто этой силой обладает. Рождается человек с певчим голосом, послушает совета, будет знаменитым певцом. А откуда голос появился, почему родился вместе с его телом, пропитал собою его голосовые связки, связанные именно той связью звуковых частот, которые нужны, чтобы услада наполнила слушателя, никогда понять не сможет. Об этом будет философствовать посторонний умник, и тоже будет не прав.
– Держись, Роза, я сейчас всё сделаю! – Слышу голос знакомого, он пыхтит, копает мой сугроб.
– Я к тому, что тебе нужно принять простой факт: твой сугроб появился ради тебя единственной, он часть твоего тела, хоть и постороннее проявление. А вот когда выкопают тебя, и высвободят ли вообще, зависит уже не от тебя вовсе. Четыре весёлых мужика в тот день должны будут выйти на работу, они должны будут нести четыре лопаты, идти по определённой улице, говорить нужные слова в определённое время суток. Это настоящая магия. Они тоже часть твоего тела, потому что связаны с тем сугробом, который обязаны будут пронзить своими лопатами.
Знакомый кричит. Я понимаю, он не может раскопать сугроб. Слышу звон лопаты, которую он выронил из своих рук. Во что ты меня втянул, мразь?
– Один писатель выразил идею о том, что сотворение мира происходило посредством сочинения музыкальной композиции. Думайте о вашей жизни в таком ключе, ведь отныне вы должны сыграть композицию верно, если хотите сохранить самообладание, овации и возможность самостоятельно поклониться восхищённой публике в конце.
Он называет нам своё имя. Работодатель.
– Не ной, Уроборос. – Приказывает он моему знакомому. – Ты мне нужен, мне понадобится твоя сила, которой ты ищешь объяснение.
Хочу закричать, какого хуя ему оставили свободу, а меня закопали в сугроб? Ну пиздец, что сказать. От тебя, обращается ко мне Работодатель, нужно лишь искусство, я придумаю что-нибудь интересное с тем, что от тебя осталось, а затем отпущу. Что? Что? Что, блять? Что, блять?
Где-то засмеялась смешливая сука. Как же, она с этого района, живёт в одном из зданий без входа или выхода. Мы теперь соседи, оказывается. Как же я ненавижу эту жизнь.
Единое солнце освещает единую землю, разделённую лишь прихотями людских помыслов да страстей.
Женщина, продавщица в собственном продовольственном магазине, очень бережно относится к входной двери. В её помещении нет другого выхода. Она знает, как важно сохранять проход свободным. Дальше по улице ни в одном из зданий не найдёшь ни входной двери, ни чёрного выхода. Лишь окна и сплошные стены. Дальше район недостроенный, заброшенный городскими властями, заселённый лишь частично. Единственный плюс – в этом районе никогда не бывает быдла. Здесь не бывает алкоголиков, наркоманов, не бывает ссор, криков и аварий. Это самый мирный район города Склеп, вот только у зданий здесь нет дверей.