На счет Пьера Корнеля

Прочитал трагедии Пьера Корнеля - «Иллюзия», «Сид» и «Гораций», на очереди «Полиевкт», «Цинна» и комедия «Лжец».

Их много больше, но этого достаточно.

Пока что могу сказать, что если сначала дуэт «Корнель и Расин» казались мне подобием «Эсхила и Софокла», которые также чужды адекватности, как последние двое - духу Эврипида и Менандра. То теперь уже на «Иллюзии» Корнеля я был немало удивлен великолепием некоторых строк, которые просто не укладываются в тот дух "римских добродетелей" и "гомеровского эпоса", которому подражали сами греческие и римские классицисты.

Например, девушка-героиня просто вертит на иллюзорном фаллосе решение отца (!) выдать её за воплощение "римской добродетели" (!!), который в ответ на её отказ грозит (!!!) воспользоваться силой общественных норм и добиться от отца насильственной (!!!!) выдачи. И это, если признать Корнеля певцом гражданского и государственного долга - это должно быть положительные персонажи?

При чем героиня эта от начала и до конца прямо заставляет зрителя симпатизировать своей стойкостью, и даже главный герой, её возлюбленный — несколько раз (!) проявит двуличие и корыстность. И разве ответ отца на её желания не выдает авторского пренебрежения?

О дерзкая! Вы так решили оправдаться?

Мне с философией прикажете считаться?

Ни ваши знания, ни к рассужденьям страсть

Не могут отменить родительскую власть.

И даже сам стиль подачи вызывает желание продолжать чтение, хотя возможно это просто удачный русский перевод, но не думаю что оригинал хуже.

Мы с вами пользуемся разными словами:

Что розой звали вы, я назову шипами.

По-вашему — любовь и верность, а по мне —

Навязчивость и казнь на медленном огне.

Вы полагаете, что знаками вниманья

Мне оказали честь, а я как наказанье

Воспринимаю их. От вас я на таю

Мое презрение и ненависть мою.

И это говорит главная героиня образцовому жениху! Как далеко это от возвышенных идеалов классицизма и воззрений аристократии! И выбирает она — слугу, который бежал из дому (!) из-за того, что посчитал воспитание отца (!) слишком суровым (!).

Это максимально, «эллинистическая» трагедия, но никак не «римская» или «аттическая». И что не удивительно, её раскритиковали, как и раскритиковали вышедшего в том же году «Сида». Но удивительнее реакция на эту критику.

Если в «Сиде», наряду с реверансами в сторону аристократической морали с важностью понятия чести, мы видим и не меньшую важность любви, а поведение главной героини в рамках канона «чести» — выглядит смешно до нелепости. Если в «Сиде» в конце-концов героиню избавляют от этих глупостей и её жажда чести уступает любви. То уже в следующем с перерывом в 4 года «Горации» мы видим доведенный до передела и абсурда «римский» типаж.

Не знаю что случилось за эти 4 года, но уже в «Горации» вступительное посвящение впервые обращено к кардиналу Ришелье, которого Корнель расхваливает выше всякой меры (лицемерие 100% к гадалке не ходи), сравнивая себя с поэтом-Горацием, а его с императором Августом. Очевидно, что пьеса пишется сугубо под заказ, да не просто кого-либо, а самой-самой верхушки общества.

И тем страннее, что «Горация» считают самой трушной поэмой Корнеля, её считают архитипичной и по ней изучают самого Корнеля в первую очередь. У меня есть подозрение что виной тому то, что при жизни Корнеля эта его поэма была самой нашумевшей (ещё бы, при таком покровительстве и рекламной кампании). Но неужели нашумевшая = лучшая?

В «Горации» уже идет речь в основном не о конфликте древних обычаев и молодого нонконформизма, и поворот не только в том, что вся симпатия отдается консервативному взгляду. Теперь на первый план выходит «патриотизм», гражданский долг, защита родины — иными словами «интересы Государства». Они важнее и установленных обычаев, и любви, и свободы.

Он мог жестокое отсрочить поражение,

Беду отечества, — хоть на одно мгновенье,

И смертью доблестной со славой павший сын

Не опозорил бы родительских седин.

Та кровь, что в час нужды не отдана отчизне, —

Позорное пятно на всей грядущей жизни,

И каждый лишний миг, что он ещё живет,

Его и мой позор пред всеми выдает.

Суровое мое решение непреклонно:

Старинным правом я воспользуюсь законно,

Чтоб увидали все, как власть и гнев отца

За трусость жалкую карают беглеца.

Так решает отец, едва услышав, что его сын начал бежать с поля боя. Он горд тем, что умерло двое его братьев и печалится, что не погиб третий. Трагично, не спорю, но это трагедия идиотов. И если она имеет назидательный смысл в обществе таком же отсталом, как Рим и Альба тех времен, которые описывает пьеса — то это не касается Парижа XVII века, по крайней мере, не должно было бы касаться.

Я не буду пересказывать детали — но фарса там предостаточно. Во имя чести отец готов убить последнего сына, во имя чести сын убивает сестру, потому что она прокляла Рим в злости от потери близких людей, во имя чести сын готов умереть за убийство сестры (что бесчестно же, ну). Во имя чести жена не хочет жить дальше. Все просят смерти, но убить себя тоже нельзя (бесчестно же, ну). Честь, честь, честь, долг, долг, долг.

Но чего стоит вообще весь центральный сюжет для того же античного грека эпохи эллинизма? Да ничего он не стоит. Две дамы переживают, что у одной муж находится в стане врага, а родственники в Риме, у другой наоборот, и они не могут выбрать, за кого «болеть», а точнее они считают что жизнь окончена в обоих исходах. Ведь или муж убьет родственников (и тогда он бесчестен), или родственники мужа (и тогда любовь R.I.P.), да и вообще в обоих случаях победитель окажется убийцей близкого человека.

На самом деле Корнель здесь рисковал, вообще сравнив ВЕЛИКУЮ ЧЕСТЬ с какой-то дрыстаной любовью, и надо было показать этих девушек в нелицеприятном свете, но от них снова-таки веет героизмом и твердостью характера.

Но в чем вообще проблема? Почему так тяжело сделать выбор? Если твой возлюбленный такой тупой, что ВО СЛАВУ ГОСПОДА во имя чести, готов убивать дорогих тебе родственников и вообще плевать он на тебя хотел, сравнивая с «родиной», то о чем может идти речь вообще? Или чего стоит тупорылый брат, который убив твоего возлюбленного, ТРЕБУЕТ твоего ликования, и готов тебя убить за то, что твое расстройство от содеянного омарчает его военный триумф?

Да там все персонажи умалишенные, кроме двух женщин-героинь, и если в чем и есть трагедия, так это в том, что они вынужденны жить в эпоху, где полностью властвуют умалишенные мужчины. Это трагедия жизни в плену у варваров. Неужели зритель должен искреннее переживать за смерти тех мужчин на поле боя? Нет, он переживает за смерть сестры Горация, павшего от его руки. Он переживает за её смерть, хотя она только что (!) хулила Рим, хулила честь и славу. Я не поверю, что Корнель здесь на стороне «доблестных» римлян, эта фибула создается лишь для утешения кардинала Ришелье и не более того.

Вот она, речь благородного Горация, ещё до того (!) как его сестра прямо оскорбила Рим:

О недостойная! О вызов нестерпимый!

Как! Имя недруга, что мной повержен в прах,

И в сердце у тебя, и на твоих устах?

Неистовство твое преступно мести жаждет,

Уста о ней твердят и сердце горько страждет?

Рассудку подчинись, желаньям ставь предел,

Чтоб за свою сестру я больше не краснел.

Ты заглушить должна свое слепое пламя,

Моими славными утешится делами,

Чтоб от тебя иных не слышал я речей.

И тупость Горация, его отца, его друзей и подпевал, на фоне здравомыслия его сестры Камиллы должна была бросится в глаза, поэтому в конце Горация оправдывает царь, власть которого описывается превыше всего, даже любого здравого смысла. Сам Гораций говорит в положительном тоне:

«Невинный может стать достойным осужденья

Когда властитель наш о нем дурного мненья».

Именно этот последний эпизод пьесы должен был снять все вопросы и растрогать владыку Ришелье. Но как искусственно выглядит эта вставка! Так же искусственно, как и вступительное посвящение. А «критика» потом удивляется, как это так Корнель позже «разочаровался» в абсолютизме, который до того он так любил и так воспел в «Горации»!

«К началу 1644 года у Корнеля, начиная с трагедий «Родогуна», «Теодора» и «Гибель Помпея», происходит разочарование в абсолютизме, и эти его трагедии получили в литературоведении название «второй манеры», ибо их содержание — это не судьбы нации, а образ монарха-тирана и кипящие вокруг него страсти придворных интриганов и проходимцев».

Удивительное дело, как только умер Ришелье! Корнель просто прогнулся под давлением властьимущих, а позже не выдержал и выплеснул всё это наружу, как только угроза со стороны Ришелье исчезла. А что видит критика… мы видим и сами. И это энциклопедическая рецензия в XXI веке! Это в ней говорится, что:

«В «Горации» первенствующее значение и окончательная победа принадлежат патриотизму; Корнель достигает высшего пафоса в изображении римского гражданина, старика Горация, предпочитающего смерть сына его позору, ставящего государство выше семьи».

И что: «Знаменитое «Пусть бы умер!» (Qu’il mourût!) старика Горация, в ответ на вопрос, что мог сделать его сын, оказавшийся лицом к лицу с тремя противниками; яркий контраст между словами Горация: Albe vous a nommé — je ne vous connais plus и ответом Куриация: je vous connais encore — всё это и многое другое вызывало восхищение современников».

В русском переводе это звучит так:

Гораций:

Закончим разговор бесцельный и пустой:

Избранник Альбы, ты — отныне мне чужой.

Куриаций:

А мне ты все же свой, — тем горше я страдаю,

Но мрачной доблести твой не принимаю.

Как в наших бедствиях, достигнут в ней предел,

Я чту её, но все ж она — не мой удел.

И снова таки, разве симпатию не должен вызывать как раз Куриаций? Разве трагедия не в том, что Гораций победит? И разве трагедия нашей «критики» не в том, что она за пафосными речами главных героев не видит ни жены Горация, ни его сестры?

Я не хочу сказать, что Корнель хорош, не хочу его поднимать на щит, и советовать каждому. Корнель действительно вполне консервативен, в том плане как он всюду пытается играть на важности «кровных уз», растягивая трагедию именно из них. Но всё таки в нем есть довольно значительная нотка «эллинизма», которую трудно не заметить. И на эту нотку я и хотел обратить внимание тех (включая себя в будущем), то наткнется на эту заметку.

P.S.

забыл упомянуть, как «высший пафос старика Горация» комично и жалко выглядит, когда он пиздит про «лучше бы сынок умер чем бежал», готов его клясть, а через 5 минут узнав о том, что это был обманный маневр и сынок всех победил - наш «высокопафосный» и «честный» старик Гораций начал сразу же петь в другую дудочку.

«О милый сын! О честь и слава наших дней,

Оплот негаданный для родины своей!

Достойный гражданин, достойный отпрыск рода,

Краса своей страны и лучший сын народа!»

«Чрезмерна эта честь - меня слепит она»...

Старик Гораций так пожрал говна.