Александра Гармажапова: «Мы настаиваем, что в денацификации нуждается сама Россия»

Александра Гармажапова — журналистка, соосновательница антивоенного фонда «Свободная Бурятия». Узнали у неё, откуда взялся миф о бурятах как о «главных защитниках русского мира» и как демократия в её республике изменит жизнь всей страны

— Как появился Фонд?

Фонд «Свободная Бурятия» появился в апреле 2022 года. Он преобразовался из движения «Буряты против войны».

В конце февраля мы — буряты из разных стран — созвонились обсудить происходящее. Все были в ужасе и решили записать видеообращение. Думали, что вдесятером и снимемся, но многие подтянули своих близких. В итоге в первом ролике нас оказалось почти 20 человек.

Мы ожидали негатив — говорят, в регионе массово поддерживают «спецоперацию». Но нам писали слова поддержки буряты со всего мира, в том числе из самой республики. Их сообщения начинались одинаково: «Спасибо! Ну, наконец-то кто-то сказал, что мы против!»

Многие изъявили желание присоединиться к нашей кампании и стало понятно, что будет второе видео. Писали желающие сняться и из Улан-Удэ, но мы их отговаривали чтобы никого не подставлять. Мы и есть голос тех, кто не может говорить, находясь в России.

Родственники военнослужащих спрашивали, как расторгнуть контракт. Мы искали им юристов. Наши активисты ходили на митинги.

Стало очевидно, что есть запрос на консолидацию — было бы глупо, если бы мы после первого видео объявили всем: «Знаете, мы только один ролик хотели записать и не планировали работу в долгую, поэтому мы, пожалуй, пойдём. Лучики добра вам».

Так появился фонд «Свободная Бурятия». Мы команда, мы все сооснователи. Поэтому мне очень приятно, когда при перечислении бурятских оппозиционеров нас упоминают как организацию.

— Какие у него ценности?

Мы против войны с Украиной. Мы за то, чтобы жители Бурятии могли найти себе достойное занятие в республике, а не ехали из-за нищеты по контракту убивать других людей. Их кидают «пушечным мясом», поскольку государству их не жалко. Когда становится известно о военных преступлениях, как в Буче, то крайними делают опять же бурят, ведь они «дикари».

Мы за сильную демократическую Бурятию в рамках Российской Федерации. Это возможно в условиях, когда республика сама определяет свои экономические и социальные приоритеты, а не ждёт подачек из Москвы.

Мы за то, чтобы народы России имели равные права, а не разные для «государствообразующего русского» и остальных. За защиту родного языка и против дискриминации по языковому признаку. Россия не поддерживает языки коренных народов — в 2018-м национальные языки вообще были переведены в разряд факультативов. Сегодня бурятский язык не даёт никаких преимуществ и у молодёжи нет мотивации его учить.

Мы против расизма, ксенофобии и шовинизма. Моя Бурятия — это мой дедушка Бабасан, ветеран труда Восточно-Сибирского управления гражданской авиации. Когда я говорю о положении коренных народов в России, всегда вспоминаю, как в поликлинике в Бурятии на его вопрос, кто последний в очереди, ему ответили: «Не мычи на своём бурятском, говори по-русски». Я не хочу, чтобы другие дедушки (и не только они) сталкивались с таким отношением.

Защиту Байкала нам завещали предки. Он должен быть защищен не только на бумаге.

— Расскажите о флэшмобе «Денацификация России»?

Это наш ответ Кремлю. Мы настаиваем, что в денацификации нуждается сама Россия. Я родилась в Улан-Удэ, но выросла в Петербурге, который имел славу «коричневой столицы» России. Меня регулярно посылали «в свой Узбекистан», говорили, что «в моих кишлаках не дезинфицируют медицинские инструменты» и прочее.

Я уехала из России из-за постоянных расистских нападок. А теперь представьте мою реакцию, когда я услышала, что Россия (!) будет кого-то денацифицировать. И настаивает на этом, например, Рогозин, который в нулевые призывал к этническим чисткам и говорил, что «Москва — это русский город». Поразительная наглость.

Присланных историй очень много. Их объединяет одно — они пропитаны болью. Их авторам внушали, что быть удмуртом, чувашем, марийцем, аварцем плохо, хорошо быть только русским и говорить по-русски.

Нам всем предстоит огромная работа. Меня саму не обошёл стороной петербургский снобизм. Раньше я могла косо посмотреть на человека с акцентом. Хотя акцент свидетельствует об одном — знании как минимум двух языков!

— Чем будет заниматься Фонд после окончания военных действий?

Мы продолжим борьбу за наши ценности. Наша позиция неизменна — требование настоящей федерации и честных выборов.

Почему так много бурят в армии? Из-за нищеты. Почему в Бурятии, которая занимает 9-е место по добыче золота в России, нищета? Из-за отсутствия реальной федерации — центр выкачивает из региона все ресурсы, а молодые парни вынуждены идти на службу по контракту.

Мы будем бороться с ксенофобией, которой пронизано российское общество. Ксенофобия, к сожалению, присуща и российским либералам, которые сейчас очень стараются спихнуть с себя ответственность на нацменьшинства. Невзорову, Пионтковскому и другим отдельный привет.

Мы уверены: если у нас получится в своём регионе построить демократию, мы вдохновим всю Россию на перемены.

— Ваше любимое воспоминание о Бурятии?

Я очень любила ощущение общности — у нас семьей считаются семь колен. Помню, на праздники к дому съезжались десятки машин. Когда спрашивала, кто это, мне отвечали: «Родня». Буряты знают, что не останутся без помощи.

Моё любимое слово на бурятком — «урагшаа», что значит «вперёд». Калмыки, кстати, говорят чуть иначе — «уралан».

Читайте также: