«Анархо-феминизм — это тавтология»

Интервью Марии Рахманиновой об анфем-движении, субкультуре и анархическом будущем

Докторка философских наук, активистка и авторка проекта AnFem Мария Рахманинова — одна из немногих исследовательниц анархизма в России. В своих научных работах, фотопроектах и акциях она критикует советскую и постсоветскую гендерную традицию и предлагает использовать феминизм и анархизм как оптику для осмысления действительности и организации горизонтальных сообществ.

Как вы оказались в анфем сообществе? Для меня все началось с академической работы в университете. Я с самого начала занималась исследованием анархизма — в бакалавриате, в магистратуре, в 2011 защитила кандидатскую по философии анархизма, потом докторскую. Так что в моем случае это профессиональный интерес на протяжении почти 15 лет. Группу ВК [речь о сообществе «AnFem» в социальной сети ВКонтакте — прим. ред.] я создавала в 2014 году как просветительскую и приглашала к сотрудничеству девушек, чтобы вместе рефлексировать о современных социальных, политических и исторических проблемах. У большинства девушек не гуманитарное образование, но мы все равно занимаемся переводами. Недавно мы впервые перевели на русский язык эссе Эммы Гольдман «Вольтерина Де Клер», посвященное известной анархистке XX века. Сейчас мы работаем над переводами аналитических статей об экологии. Так что основная деятельность группы по-прежнему просветительская, но активизмом мы тоже занимаемся. В моем случае все это — проявление гражданской позиции.

В чем особенность анархофеминизма? Вообще анархофеминизм — это тавтология. Анархизм предполагает отрицание любых форм господства и вообще в нем по умолчанию предполагается феминизм. Но практика показала, что даже у самых угнетенных мужчин работает инерция власти над женщиной. И приходится уточнять: «Никаких форм власти — а также власти над женщиной». Увы, у анархистов в разные времена сохранялось это предубеждение из патриархальной культуры.

Они готовы были выступать против всех форм власти в отношении себя и других людей, но им не всегда хватало мужества, чтобы отказаться от власти, которой они обладали сами.

Сейчас это так же, и этим часто манипулируют. С одной стороны, умалчивание этого не является противоречивым, потому что оно априори предполагается анархизмом, но, с другой стороны, когда это не проговаривается, как бы не вполне понятно, от чего еще надо отказаться — и поэтому иногда это удобно замалчивать.
Увы, реальность последних ста лет показала, что эта скобка должна быть. Вообще принципиально анфем не отличается от собственно анархизма.

На каких позициях стоит анфем? Наша главная задача — это переосмысление советских и постсоветских гендерных моделей, критика постсоветской маскулинности. Это акцент, который делается в специфически женской области. Мы не замыкаемся на какой-то сугубо феминистской проблематике или анархистской проблематике — мы, наоборот, используем и феминизм и анархизм как некоторые средства, оптику, ракурс, с которого мы в целом смотрим на мир и находим стратегии вмешательства в реальность. Мы вырабатываем принципиальную позицию с которой можно было бы реагировать на актуальные вопросы, которые касаются всех нас: мы высказывались насчет, например, пенсионной реформы, дела «Сети», дела сестер Хачатурян. Мы реагируем на все актуальные вызовы и стараемся организовать горизонтальные связи и индивидуальное взаимодействие разных людей разных профессий. С кем сотрудничает анфем-коммьюнити? Мы стараемся не ссориться с другими течениями феминизма и сотрудничать на той дистанции, которая предполагается разницей политических взглядов. Мой опыт показывает, что именно в сепаратных группах складывается успешное взаимодействие.

Мы ждем когда можно будет не быть сепаратистками.

Но из-за токсичной маскулинности это время еще не наступило. Когда отсутствуют случайные проявления властного взгляда или взгляда не рефлексирующего себя и свои размеры в пространстве, в группах все работают очень эффективно: без домогательств, нарциссизма, ничего лишнего, ничего личного, никаких обсуждений, никаких выпиваний, междусобойчиков — дело делается, работа работается, все происходит в срок, все поддерживают друг друга.

Есть ли негативный опыт взаимодействий с представителями других движений? Наиболее напряженное сотрудничество — с мужчинами-анархистами. Кто же хочет отказываться от тех форм власти, которые у них есть? Есть мужчины, которые очень агрессивно отстаивают право на патриархальную картину мира и на отсутствие феминизма в анархосообщества. И это наиболее фрустрирующие кейсы.
Это не мейнстрим, но появляются отдельные персонажи, которые наделены социальным капиталом, еще хуже если незаслуженным. Казалось бы, что нам делить?

Как люди попадают в анфем-среду? Сообщество в принципе очень немногочисленное. Но я наблюдала три стратегии. Некоторые приходят из гражданского активизма: когда люди симпатизируют анархистской критике господства и просто присоединяются к акциям. Еще приходят из академии, но исследовательниц крайне мало. Например, есть очень яркая исследовательница в МГУ Жанна Черненко — она занимается американскими анархофеминистками. Есть Мадина Тлостанова — она сейчас профессорка в Швеции и исследует постколониальный феминизм. Есть еще те, кто приходят из субкульутуры, но этот путь мне лично неизвестен — я никогда не тусовалась. Какое значение имеет субкультурная составляющая как некий культурный код, основа для сообщества? Здесь важно различать субкульутру и контркультуру. Под анархизмом мы понимаем контркультуру именно как производство какого-то высказывания, творческое осмысление реальности. У субкультурных ребят, которые позиционируют себя как анархистов, часто бывает каша в голове: путают лево и право, Маркса и Кропоткина — и хорошо если они знают эти имена.

В обществе есть стереотипное представление об анархизме как хулиганстве — но это не анархизм, и анархизм в этом не виноват.

Анархизмом следует называть некоторый способ мыслить, и поэтому способу можно определить, кто в какой мере способствует сохранению и развитию движения, а кто не влияет на него или влияет негативным образом. Исходя из такой шкалы, я бы обозначила субкульутру рефлексирующую и двигающуюся в сторону контркультуры как нечто положительное. Как построить общество, в котором будет возможен анархизм? Анархизм для меня — это «куда», а не «где». Это методология поиска. Нужно преодолевать молчание и разобщенность, которая у нас присутствует: мы не можем обсудить с соседями, как нам устроить свою жизнь в своем доме или дворе. Мы даже не можем понять наши возможности, потому что не осознаем наши желания — и тем более, не можем объяснить их друг другу. Нужны базовые предпосылки для первого разговора о том, как мы хотим быть и как нам быть вместе.
Нужно обрести базовый навык говорения друг с другом и чувствовать значимость речи другого. Это позволит изменить низовые прослойки культуры так, чтобы разговор о чем-то большем стал возможен.

Ксения Вахрушева 22 февраля 2020 Для курса small media проекта Антиуниверситет