Обычная болезнь.
Автор: Рю
Фанф подарен добрым другом канала ghoap?ghoap, который захотел остаться анонимным.
Вселенная 1: Обычная болезнь
Саймон сидел в машине, скрестив руки на груди, и наблюдал за домом Джонни. Узкие окна светились мягким, почти приглушённым светом. Снаружи дом выглядел тихим, как будто внутри ничего не происходило. Но Саймон знал лучше. На втором этаже кто-то нервно шаркал по полу. Пару раз он слышал приглушённый кашель и короткое ругательство. Джонни болел.
«Просто простуда», — уверял он по телефону, но Саймон знал, что его упрямый шотландец никогда не признается, если станет хуже. Этот хриплый голос уже тогда вызывал подозрения, но Джонни отмахивался, как мог.
Вздохнув, Саймон открыл дверцу и вышел в холодный декабрьский вечер. В руке пакет с супом, который он успел заехать купить по пути, и набором лекарств. На крыльце он замер на мгновение, как будто готовился к небольшой битве. Словно знал, что Джонни начнёт сопротивляться любой попытке заботы.
— Стучать обязательно? — пробормотал он себе под нос, уже вытягивая руку.
Едва пальцы коснулись двери, как изнутри донеслось:
Саймон закатил глаза, но всё же толкнул дверь.
Джонни сидел в гостиной, по шею укутанный в старое клетчатое одеяло. Его волосы были взлохмачены, на кофте виднелись следы пролитого чая, а на столике перед диваном стояла почти пустая кружка. Джонни поднял голову, увидел Саймона, и его лицо осветила слабая, но искренняя улыбка.
— Ну вот, — прохрипел он, пытаясь придать голосу бодрости. — Всё-таки пришёл, да?
Саймон молча закрыл дверь и поставил пакет на ближайший столик. Затем снял куртку и оглядел своего друга с таким выражением, что Джонни невольно поморщился.
— Ты думал, я оставлю тебя одного? — наконец произнёс Саймон.
— Я думал, ты поверишь мне на слово, — Джонни слегка откинулся назад. — Простуда, Райли, всего лишь...
— Конечно, простуда, — перебил его Саймон, подходя ближе. Он наклонился и протянул руку к Джонни, чтобы потрогать его лоб.
— Эй! Эй! — Джонни вскинул руку, словно защищаясь. — Чёрт, Саймон, я что, ребёнок?
— Нет, ты просто упрямый идиот, — спокойно ответил Саймон, несмотря на попытки Джонни вывернуться. Его пальцы всё же коснулись лба. — И с температурой, между прочим.
— Ничего серьёзного, — пробормотал Джонни, но его голос прозвучал слабее, чем он хотел.
— Ну да, ничего, — с насмешкой проговорил Саймон. Он выпрямился, затем открыл пакет. — Ты ел?
— Ясно, — Саймон достал контейнер с супом. — Сиди.
Он направился на кухню, оставив Джонни фыркать что-то себе под нос. Через несколько минут вернулся с подогретым супом и ложкой.
— И не спрашивай, голоден ты или нет, — отрезал Саймон, сунув ложку в руку Джонни. — Ешь.
Джонни сделал вид, что возмущён, но всё же послушно начал есть.
— Прямо как старушка, — проворчал он.
— Тебе ещё повезло, что я не старушка, — отозвался Саймон.
Весь день он не отходил от Джонни. Проверял температуру, наливал тёплый чай, подкладывал ещё одно одеяло, когда тот начинал дрожать. Убедился, что лекарства приняты, даже включил старый фильм, который Джонни любил, чтобы отвлечь его.
К вечеру Джонни почувствовал себя немного лучше. Он расслабленно сидел на диване, всё ещё кутаясь в одеяло, но уже не выглядел таким измученным.
— Знаешь, — негромко проговорил он, глядя на Саймона, который сидел рядом. — Спасибо, что пришёл. Без тебя... ну, было бы совсем хреново.
Саймон ничего не ответил. Он только кивнул и позволил Джонни облокотиться на его плечо.
Когда дом окончательно погрузился в тишину, Джонни сонно пробормотал:
— Ты умеешь делать всё... уютным, Райли.
Саймон усмехнулся и осторожно поправил одеяло на нём. Да, с утра Джонни наверняка станет прежним — упрямым, язвительным, независимым, именно тем человеком, которого он до безумия будет любить до конца их дней
Вселенная 2: Обычная болезнь?
Саймон сидел у кровати Джонни, сжимая его ладонь. Она была тёплой, но слишком слабой, и это пугало больше всего. В комнате пахло лекарствами и сыростью; за окном шёл дождь, монотонный шум которого лишь подчёркивал напряжённую тишину.
Джонни молчал, но его взгляд выдавал больше, чем он хотел. В этих голубых глазах не только усталость, но и страх. Такой же страх, который Саймон видел у людей, осознававших, что конец близок. Но это был Джонни — его Джонни. Человек, который смеялся даже в самых страшных ситуациях. И видеть его таким было невыносимо.
Диагноз прозвучал как приговор. Врачи сделали всё, что могли, но болезнь оказалась сильнее. Саймон ненавидел эту беспомощность. Всю свою жизнь он был тем, кто защищал, спасал, кто стоял между жизнью и смертью. А сейчас он мог только сидеть здесь и сжимать его ладонь, надеясь, что этого будет достаточно.
— Ты не обязан здесь сидеть, Саймон, — тихо проговорил Джонни, отводя взгляд. Его голос был хриплым, почти шёпотом.
— Заткнись, — спокойно ответил Саймон, не выпуская его руки.
Джонни усмехнулся, но быстро отвёл взгляд, чтобы Саймон не заметил, как его глаза наполнились слезами.
— Я серьёзно. Это ничего не изменит.
Саймон наклонился ближе, заставив Джонни посмотреть на него.
— Может, это ничего не изменит, — начал он, — но это важно для меня.
Джонни тихо выдохнул, прикрыв глаза. Его дыхание было неровным, а лицо — слишком бледным.
Саймон проводил с ним каждый день. Он готовил еду, хотя Джонни почти ничего не ел, рассказывал истории, читал ему газеты вслух, когда тот слишком уставал, чтобы держать книгу. Иногда они просто сидели молча, и эти моменты, наполненные тишиной, казались самыми тяжёлыми.
В один из таких вечеров Саймон поймал себя на том, что считает каждую минуту, проведённую с Джонни, как подарок. Соуп вдруг нарушил тишину.
— Хэй, Саймон, — начал он, его голос звучал слабо, но уверенно. — Ты ведь понимаешь, что я не боюсь смерти?
Саймон замер, встретившись с его взглядом. Эти уставшие глаза всё ещё были голубыми, яркими, как море, и Саймон чувствовал, как где-то внутри разрывается что-то важное.
— Не боишься, значит? — тихо переспросил он, стараясь сохранить обычный спокойный тон.
— Нет, — слабо улыбнулся Джонни. — Я боюсь... оставить тебя одного.
Слова, сказанные таким тихим, надломленным голосом, ударили Саймона сильнее, чем любая пуля. Он стиснул зубы, его рука сильнее сжала ладонь Джонни.
— Прости, — добавил Джонни, отворачиваясь.
Саймон наклонился ближе, его голос был твёрдым, но в нём звучала боль:
— Ты меня не оставишь, Джонни. Никогда.
— Тихо, — Саймон нежно дотронулся до его щеки. — Ты всегда будешь со мной. В каждом чёртовом воспоминании, в каждом дне, что я проведу дальше. Я не позволю себе забыть.
Джонни посмотрел на него, и по его щеке скатилась единственная слеза.
— Спасибо, Саймон, — тихо сказал он, его голос был почти неразличимым.
Саймон остался рядом до утра, не отпуская его руки ни на секунду.
Вселенная 1: Обычная болезнь
На третий день болезни Джонни уже начинал возвращаться к своему обычному состоянию. Правда, Саймон всё ещё не позволял ему вставать слишком рано и уж точно не давал спуску, когда речь заходила о лекарствах или отдыхе.
— Райли, мне скучно, — буркнул Джонни, с трудом усаживаясь на диван. Его голос был ещё слегка хриплым, но уже не таким слабым, как пару дней назад.
— Тогда отдохни, — спокойно отозвался Саймон, поставив перед ним стакан горячего чая.
— Да я отдохнул, — протянул Джонни, закатывая глаза. — Если ещё немного полежу, у меня от скуки мозги закипят.
— Это ты ещё не пробовал мой суп, — невозмутимо заметил Саймон, садясь напротив.
Джонни посмотрел на него, явно оценивая степень сарказма, и хмыкнул.
— Саймон, я всего-то простудился. А ты ведёшь себя так, будто я из огня вытащен.
Саймон, который до этого момента сосредоточенно изучал что-то на своём телефоне, поднял взгляд.
Джонни замер. На долю секунды его лицо изменилось, и взгляд стал немного мягче. А затем он тихо рассмеялся.
— Ладно, ладно, ты победил. Но хватит уже смотреть на меня, как на беспомощного щенка.
— Как скажешь, — ответил Саймон, пожав плечами.
На самом деле он точно знал, почему так опекает Джонни. Это не просто беспокойство — это привычка. Заботиться о нём стало чем-то естественным, как дышать. Но Джонни не должен был об этом знать.
Днём Саймон принёс ему пару подушек, чтобы тот мог устроиться поудобнее, и сел у окна, вытирая нож, который достал из кобуры.
— Эй, — вдруг сказал Джонни, разглядывая его. — А ты вообще когда-нибудь отдыхаешь?
Саймон не сразу ответил, продолжая свою работу. Наконец он мельком взглянул на Джонни и спокойно сказал:
Джонни покачал головой, едва сдерживая смешок.
— Возможно, — спокойно согласился Саймон, отложив нож.
К вечеру Джонни настоял на том, чтобы выйти во двор. Саймон долго ворчал, но в итоге согласился, лишь выдавив: «Только не забудь одеяло».
Во дворе стояла старая деревянная скамейка, которая скрипела при каждом движении. Они сидели рядом, закутавшись в тёплые одеяла, и молча смотрели на звёзды.
— Мы всегда будем так? — вдруг тихо спросил Джонни, нарушив тишину.
— Ну, ты заботишься, а я пытаюсь не выглядеть слабым.
Саймон склонил голову набок, словно обдумывая его слова.
— Да, МакТавиш, — наконец ответил он с лёгкой усмешкой. — И так будет всегда.
Джонни отвернулся, чтобы Саймон не заметил, как он улыбнулся.
Вселенная 2: Обычная болезнь?
В последующие дни Джонни всё чаще просил Саймона рассказывать истории. Они лежали в комнате, где время будто застыло, где шёпот дождя за окном служил единственным напоминанием, что мир всё ещё продолжает жить. Райли никогда не отказывал. Он знал: Джон цепляется за каждую возможность почувствовать себя живым, за каждую крупицу нормальности, которая осталась.
— Помнишь, как мы чуть не погибли в Афганистане? — однажды спросил Джонни. Его голос был слабым, но в глазах вспыхнула искра воспоминаний.
Саймон оторвал взгляд от книги, которую держал в руках, и посмотрел на друга.
— Который раз? — уточнил он, позволив себе лёгкую улыбку.
Джон тихо рассмеялся, но этот смех тут же перешёл в надрывный кашель. Глубокий, раздирающий лёгкие, от которого Райли мгновенно напрягся. Он подался вперёд, крепко положив руку на плечо друга, словно это могло остановить приступ.
— Всё в порядке, — хрипло выдавил Джонни, пытаясь поднять на него взгляд.
Но Саймон не ответил. Он молчал, его глаза, потемневшие от бессилия, говорили больше, чем любые слова. Это не было «в порядке». Ничего не было в порядке.
Поздним вечером, когда дождь снова забарабанил по крыше, Джонни позвал Саймона к себе ближе.
— Сядь рядом, — попросил он, с трудом приподнимаясь на подушке.
Саймон, ощущая невыносимую тяжесть в груди, послушно сел, оставив книгу на прикроватном столике.
— Райли, — начал Джонни, его голос был едва слышен, будто каждый звук причинял боль. — Ты ведь будешь жить дальше, правда?
Вопрос прозвучал просто, но за ним скрывалось столько боли, что Саймону пришлось стиснуть зубы, чтобы не дать эмоциям вырваться наружу. Он взял Джонни за руку, крепко сжал её, словно этим мог удержать его здесь, в этом мире.
— Я не знаю, Джон, — тихо сказал он, глядя прямо в уставшие голубые глаза друга. — Но я знаю одно: всё, что я делаю, я делаю ради нас.
Джон слабо улыбнулся. Улыбка была едва заметной, но такой настоящей.
— Ты всегда был чёртовым упрямцем, Саймон, — прошептал он, его голос почти затихал. — Спасибо тебе за это.
На следующее утро, когда первые лучи солнца робко пробивались сквозь серые тучи, Джон МакТавиш больше не проснулся.
Саймон долго сидел рядом, держа его руку. Она уже начала холодеть, но он не отпускал её. Он смотрел на спокойное лицо Джонни, на ту едва заметную улыбку, что застыла на его губах. Он не плакал. Слёзы казались ему слишком жалким способом выразить эту всепоглощающую боль.
Когда-то он обещал Джонни, что не оставит его. И теперь, даже в этот момент, он не мог заставить себя уйти первым.
В какой-то момент он аккуратно заправил одеяло, укрывая Джонни так, будто хотел защитить его от всего мира. Затем Саймон поднялся и медленно направился к двери.
На крыльце дождь уже стих, и воздух казался странно свежим, почти пронизывающим. Райли поднял взгляд на горизонт, где небо начинало окрашиваться в нежные розово-оранжевые оттенки.
— Ты не оставил меня, МакТавиш, — тихо сказал он, голос был низким, но твёрдым. — Ты просто стал частью этого мира.
Он остался стоять, пока солнце окончательно не поднялось. Каждый вдох отзывался болью, но в этой боли было что-то ещё. Воспоминания о Джонни согревали, как тёплый свет восхода. И он знал, что будет любить и помнить его до самого конца — как друга, как брата, как человека, который подарил ему частичку себя.
Саймон понял, что не сможет оставить это чувство позади. Оно стало частью его, как воздух, как свет. И он будет жить, чтобы чтить его память, чтобы помнить его голос, смех и то, как Джон умел любить этот мир, даже когда всё вокруг рушилось. Саймон понял, что он будет жить и любить этот мир... До безумия любить его до скончания его дней...