Тишина и запустение
Провел в деревне пару дней. Там нынче тишь, забвение и оседает в солнечных лучах пыль. Я туда езжу давно и регулярно, лет пятнадцать назад не сказать чтоб кипела, но как минимум текла своя неспешная деревенская жизнь приграничной деревни — коровы, куры, трактора, сплетни, пьянки, постирушки, погранцы в патрулях, автолавка дважды в неделю, яблоки в соседском саду, рыбалка на пруду, детские голоса, скрип старого велосипеда, звон вёдер у колодца, запах копоти из бани.
А сейчас на всю деревню — два жилых дома, да несколько нежилых, да остальные давно разобраны и заросли травой в три слоя. И погранпереход закрыт давно, поэтому и машины не ездят. Начало мая — яблок еще нет, грибов нет, даже комаров и то нет. Только дома пустые стоят, брошенные, как будто в спешке из них хозяева бежали.
Дом с пристройкой, хлев, курятник, три сарая и летняя кухня. От всего остался только почтовый ящик на дереве, остального даже следов нет:
Деревня между тем в истории след свой имеет. Поместье Пещурова здесь раньше было, и гостил здесь как-то летом 1825 года Горчаков. А Пушкин Александр Сергеевич — знаете такого? — прознав о визите лицейского друга, примчался из недалекого Михайловского проведать однокашника:
Один из наиболее сохранившихся домов — местного художника Юрия Николаевича Наумова, который историю своей малой Родины знал, любил и по возможности передавал — картинами и рассказами:
За домом начинается парк. Почему не лес? А-а, потому что поместье. А у поместья свои парк в английском стиле, с аллеями, оранжереей, беседками и прочим. Оно, конечно, превратилось в заросли, но несколько лет назад из районного центра все поступила команда привести историческое наследие в соответствие с. Ну и по мере сил его привели, благо деревья многие еще остались. Вот как эта огромная лиственница. С лиственничной, между прочим, аллеи:
Те дома, которые еще стоят — стоят открытые и с беспорядком внутре. Вот в этом, например, доме жила семья многодетная, семеро детей. Хотя надо сказать, что сейчас в доме беспорядка ничуть не больше, чем когда они здесь жили. А запах — тот даже намного лучше, чем тогда:
А в другом доме хозяев вообще будто попросили внезапно с вещами на выход, да так, что и собраться никто не успел:
Впрочем, вспоминая хозяев, было все чуть по-другому — родители умерли, а дети поскандалили-поскандалили, да в обиде спились и сбежали туда, где народу побольше и подработка есть хоть какая. И памяти с собой никакой не взяли, не хотят помнить или не умеют.
В третьем доме — весь пол в колхозных документах и в останках пчелиных сот. И запах такой лекарственный, не выветрился до сих пор.
А вот тут Мишка жил, друган мой деревенский. В куче мусора на столе — моток фотопленки. Взяли, посмотрели напросвет — а там мы с ним как раз, стоим красивые:
В этой комнате печка стояла — «башня». В углу стояла-стояла, а потом взяла и рухнула от старости, проломив собой ветхий пол:
Так и стоит все это тихое убожество и покинутое гнилье посреди природы. А в природе весна, переходящая в лето:
Originally published at Блог Клинова Глеба. You can comment here or there.