Шаги за спиной

Непроглядная, тяжелая от предстоящей грозы летняя ночь. Воздух полон шумами: шелестом, шорохами и шарканьем. Ветром проносится сквозь смолу темноты последняя электричка с ее желтыми пряничными окошками. Состав замедляется, и хриплый машинист шипит через динамик: “Платформа Холщевики”.

Курносая белокурая первокурсница, поправляя короткие волосы, встает и, опасливо оглядываясь по сторонам, покидает вагон. Сперва медленно проходит мимо разноцветных, оббитых не пойми чем скамеек, затем, уже побыстрее, выскакивает из тамбура, полного ужасов и табачного дыма. Под ее лакированными туфлями с желтой прошивкой пошатываются шершавые кирпичи перрона. Девушка в спешке спускается с лестницы и пересекает пути.

Ветер крепчает, рычит и ревет, порывается вырвать с корнем деревья и фонари. Кружатся в вихре пробки и консервные банки. Девушка ускоряет шаги, мысленно радуясь, что не надела шорты. В последний момент передумала, предпочтя им широкие вельветовые штаны, из тех, что волочатся по асфальту.

Эти штаны оттенка молочного шоколада она купила в Питерском секонд-хэнде. А через пару углов, на той же улице, приобрела черный шоппер со слащавой надписью о любви к городу на Неве. Она была там впервые, путешествуя с лысеющим, немного разжиревшим отцом. Тогда он не был еще тем брюзжащим мещанином, которого она с возрастом стала избегать. В школьные годы ее часто терзали мысли о причине их размолвки с матерью: заключалась та в патологическом финансовом невезении, или же в страсти к рукоприкладству? Вероятно, все-же в их совокупности.

Так или иначе, в шестнадцать лет она лишилась привычного уклада жизни, перестала понимать собственного отца и стала все чаще задумываться о том, понимала ли его вообще? Что это был за человек? Какими были его мечты и характер? Она сказать не могла.

Тучи туго затягивают низкое небо. Разыгрывается буря, перекатывается рокотом гром и сверкает молния. Яркая вспышка освещает затянувшийся шрам на правой руке. Она получила его пару лет назад, когда отец позвал ее кататься на коньках. Неудачно упав, рассекла артерию и залила кровью любимый шарф с чудными узорами. Рану чудом зашили, но шарф спасти не смогли. Тогда ее одноклассник, влюбленный в нее парнишка-шатен, подарил ей похожий. С одноклассником она позже рассорилась, а шарф так и остался лежать на комоде, то и дело напоминая про изменчивость жизни.

“Поразительно, — думалось ей, — как быстро может все поменяться, оставляя от человека лишь клочок ткани и обрывки воспоминаний. Неужели всю жизнь будет так же?”

Мысль эта пронзает ее, дальше шествует в шоке. Еще одна вспышка и грохот, из темноты на секунду показываются жмущиеся друг к друг бродячие шавки. Непонимающе, и оттого жалостливо скулят, сверкая глазами. Щенки их похожи на тех, что замерзали зимой на Литейном, куда она, свернув с бульвара шаржей, шла греться в кафе за теплой шарлоткой. Это была вторая ее поездка в Питер, когда…

Раздаются шаги за спиной, выдергивая ее из патоки мыслей. Шаги за спиной по дороге от электрички, обычное дело, только прежде их не было. Девушка оборачивается, но никого нет. Начинается дождь, до дома минут пятнадцать.

“Наверное, ветер шалит” — успокаивает она себя. Но минута — и шорох, минута — и шаг. Не прекращается шорох. Может, листва шелестит? Она проходит через темные арки деревьев, то и дело поглядывая назад — вдруг это чья-нибудь шутка? Но раз за разом позади никого.

Ветер валит деревья, склоняя их к самой земле. Дождь диагоналями бьет в лицо, заглушая все звуки, кроме шагов. Они отчетливы и ритмичны. Девушка ускоряется, местами срываясь на бег.

“Что если порвутся дешевые шнурки? Нужно было брать те, что дороже.” — с горечью заключает она.

Остается совсем немного, вот уже виден торец дома. Шаги, несмотря ни на что, все ближе и ближе.

“Может быть это птицы? Какие тут птицы, тебя вот-вот схватят, а ты только и думаешь, что о птицах да о шнурках”.

Яркие всполохи молний, пощечины ливня, раскаты грома. Соленые слезы смирения и отчаяния. Нога хлюпнула в луже, лодыжки намокли. Шаги сзади перерастают в прыжки. Девушка подбегает к подъезду, дышит прерывисто, в панике шарится в шоппере, силясь найти ключи. В ухе слышится шепот, сознание рисует кошмары. Последняя вспышка вдруг озарила кривые линии мертвого дерева.

Закрыв за собой дверь на все замки и трижды перепроверив каждый, она погасила во всей квартире свет и, раздевшись догола, уснула.