Долгие выходные

Какие хорошие сумерки теперь. Как хороши они в сочетании с затянувшимися и чуть разленившими выходными.
Сумерки эти начинаются вскоре после позднеобеденного времени, и в это время особенно хорошо, что по радио течёт неторопливая бессловесная музычка (что-то Soma.FM полюбила Гарольда Бадда и Гектора Зазу) - хочется растянуться наискосок по кровати поверх покрывала и глядеть в серое небо по-над перилами балкона. Кстати, на днях как раз отметил, какой ровный рассеянный свет дают с неба в такую пору - глаза отдыхают, а фотокамера во всём обнаруживает шедевральную че-бе'шность.
И вот растягиваюсь, придвигаюсь к тёплому боку уже дремлющей Метёлки, успеваю накинуть угол покрывала на наши скоро остывающие ноги и - падаю в дрёму.
А просыпаюсь уже в темноте. Вокруг - нужно включить торшер, а внутри - нужно если не почистить зубы, то хоть чаем смыть-запить гадостный вкус. Но даже в этом чувствуется прелесть теперешних сумерек: с ленцой, с ленцой я поджигаю торшер, с ленцой раздуваю огонь под чайником.
И вот ещё...
В такие выходные я чувствую себя и взрослым и ребёнком.
С детства помню выходные дни, как дни семейного покоя и безделия, когда родители не торопят с утренним подъёмом, а сами до достаточно поздних утренних часов валяются в постели с разговорами; следом мама или отец готовит блины, наполняя всю квартиру шипением и характерным маслянным туманом, сильнее всего ощутимым на кухне; дообеденная пора с уборкой-стиркой-готовкой, всегда заканчивающаяся тем, что отец углубляется в чтение отложенных и рассортированных газетных вырезок, мама мелким кубиком нарезает картошку под какие-то россказни по радио и шум выкаченной на середину кухни "Эврики", а я на свежеубранном столе в своей комнате затеваю новый беспорядок; после обеда отец ложился на диван с книжкой (нередко он что-то весёлое вычитывал нам всем, пока выпивался обеденный компот. Но это в скобках) и вскоре уже засыпал, мама бралась за пошив или глажку семейной одежды или перебирала какую-нибудь крупу, то и дело отвлекаясь на варево в большой сопящей скороварке, а я, если не уходил гулять, то что-то себе рисовал или раз за разом расстреливал из пушки морячков да пехотинцев, засевших за бойницами крепости или даже отважившихся на психическую атаку (дураки!) - и так до вечера, до сумерек, до ужина...
Я это к тому, что только теперь меня чудесным образом нагоняют эти воспоминания, скрещиваясь с теперешним днём, с теперешними сумерками. И это теперь я валяюсь с Метёлкой в постели до полудня. Я теперь готовлю неторопливый завтрак, пока Метёлка кормит чем-то стиральную машину. Я теперь убираюсь там-то и там-то, всякий раз оказываясь в конце концов за компьютером на фотосайте, в то время как Метёлка, проубиравшая где-то и вымывшая что-то, оказывается на диване в кухне с планшетом на коленях. И дальше-дальше - всё то, что когда-то делали по выходным мои родители, делаю теперь я.
Теперь я.