Кусачие каникулы.

Признаться, я испытывал гордость за себя, когда чуть хромая вернулся домой и, только дав себя обнять, рассказал Метёлке о досадном покушении бродячей собаки на мои ноги во время обеденного перерыва. Рассказал и снова мысленно похвалил себя за благоразумие: метёлкины глаза, наполнившиеся слезами и тревогой, отказывались верить мне и самим себе, едва метёлкины уши услышали слова «собака покусала». Она видела только прорванные джинсы с запёкшейся кровью, ссадины от волчьих челюстей на одной лодыжке, а на другой – бинты до самой щиколотки, и это никак не могло быть просто «собака покусала». Наверное, все жёны, подобно супруге брильянтоворукого Семёна Семёновича (шёл-упал-очнулся-гипс-закрытый перелом), з н а ю т, что тАм, под этими бинтами скрыто страдание куда более мучительное, да просто муж, как мальчишка, обманывает её, чтобы не пугать ужасной правдой.
Правда же была в том, что собака испугалась моего внезапного – как чёрт из табакерки! – появления неподалёку, и только инстинкт «чужой на моей территории» в паре с «нападение – лучшая защита» вынудили её зло-презло залаять и броситься на меня. Дура, трусливая дура. (Я помню из школьного отрочества, как в байдарочном походе по какой-то реке отцу время от времени приходилось причаливать лодку к берегу и спрашивать у оборигнов, как зовётся их деревушка. В один из таких «десантов» за ним из деревни увязалась стайка разномастных псин, захлёбывающийся лай которых я услышал задолго до того, как увидел идущего к берегу отца. Видимо, ни умиротворить, ни пристыдить, ни уговорить озлившихся от скуки сук отцу не удалось и он, рассердившись, уже то и дело отгонял их от себя, зычно вскрикивая, выполняя ложные выпады и замахиваясь руками, будто собирался чем-то бросить. До самого берега этих приёмов хватило, а уж на берегу для отца, кадрового артиллериста, нашлось вдоволь крупной гальки, чтобы сбить спесь, а затем и вовсе прогнать поскуливающих облезлых полканов.)
Не замедляя шага и двигаясь в нужном мне направлении, я всячески показывал собаке, что ей нечего опасаться, что я прямо сей же час и уйду отсюда. Да что там, я даже в о п р о ш а л её, мол, ты что, успокойся, я прохожий – и собака, встречаясь с моим взглядом стихала и отворачивалась (будто пристыжённая), однако, стоило отвернуться мне, как собака вцеплялась мне в ногу и следом возобновляла лай. Второй укус был крепче первого, и тут уж я её отогнал от себя подальше, вложив во взгляд укоризну. Зараза! Видать, прошлую жизнь провела в коммунальных войнах за полочки в холодильниках да мешочки с пшёнкой.
Вырванный джинсовый лоскут я заметил сразу, а вот кровь – только когда уже разделся и уселся за рабочий стол переобуваться. Без шума, не привлекая к себе внимания коллег, я вышел в туалет, где заперся в кабинке и закатал побуревшую местами штанину. Красная кровь струилась из глубокой раны, под смятой кожей была видна моя мышца. Подаренный на новый год носовой платок сослужил свою службу в качестве перевязочного материала. Врач в травматологическом пункте похвалила мою находчивость и всё переделала, а в перерывах между уколами всё выспрашивала о происшествии (для отчёта), одновременно удивляясь моему легкомысленному отношению к полученной травме. На работу я вернулся уже после конца рабочего дня с листом нетрудоспособности аж на трое суток и с парой направлений – к хирургу и на прививки от бешенства. Досаде моей не было границ: царапина же, а меня от работы отвлекают!
Позже, когда Метёлка поуспокоилась, а мне поднадоело отшучиваться от домашних обязанностей хриплой присказкой бедного гусара «я же раненный», я сам задумался о своём несколько неадекватном рвении к работе. И в самом деле, что это за гиперответственность! Ну и что, что дело, которым занимаюсь на работе, доставляет всё-таки удовольствие, - всё равно это чепуха в сравнении с часами свободы. К тому же можно побыть вдали от коллег-паникёров. И потом не сам ли я приговариваю всякий раз такой, казалось бы, формальный, но вместе с тем и правдивый слоган про «главное – здоровье»? Ведь врачи куда как лучше меня представляют серьёзность моей раны, они озабочены, чтобы не случилось гораздо более серьёзных последствий, а я такой прикидываю разорвать в клочки голубой «бюллетень», наплевать на все прививки от какого-то там бешенства и завтра же, как ни в чём не бывало, придти на работу. В конце концов, меня уговорила Метёлка, обрадованная перспективой видеть меня дома целых три дня.
Хирург, не взирая на мои заверения о моём великолепном самочувствии и прекрасной физической форме (на третий этаж поликлиники пружинистым бегом через ступеньки), продлил три дня до субботы, и я получил неделю каникул с ежедневной обязанностью приходить то на прививку в Чертаново, то к хирургу в Бирюлёво. Я чертовски давно не был в муниципальных поликлиниках, и, признаться, наблюдения оказались весьма познавательными, поучительными, впрочем, об этом как-нибудь в другой раз...