Мимоходом

***
— А ты на море хочешь? На чёрное? А мне там уже скучно. Ну, я туда, короче, с самого детства ездил. Как бы всё знаю. Крым там. Ну, может, не всё. Я там не всё ещё нарисовал. Да, всегда как бы рисую. Ну, может, не всегда. Последние два года рисую. Короче, стараюсь. Да.
Это был всклоченный парнишка в мешковатой куртке с исчирканным узором (бумажка на прилавке книжного магазина, на которой расписываются все ручки и фломастеры) и в таких зауженных и светлых джинсах, что они напоминали скорее фланелевые кальсоны, повисшие на заду. Белые невыразительные кроссовки прибавляли его облику ещё больше рассеянной пижамности: не успел надеть штанов, убежал в зимнем белье.
Его собеседница, блестяще причёсанная, пышно смаргивающая и улыбающаяся влажными кораллами пополам с жемчугом, почти не переставала смеяться и во время собственных коротких рассказов, и в процессе слушания историй парня в кальсонах.
— Я в мебельном магазине работаю. Нормально (и пальчиками так потёрла, большим по указательному). Я всё успеваю, бегаю такая, да, а она нет. Ей, наверное, лет 45. Она даже в отпуск ушла. Сказала, если меня не уволят, то она из отпуска сюда не вернётся. Прикинь. Ага. Нет, не переживаю. Такова жизнь.
— Ты в планетарий сходи обязательно. — торопливо проговаривает парень перед расставанием — Там на Сириус дают посмотреть, на Юпитер. Планеты, короче, разные. Пока!

***
Мне нравятся пожилые грузины. Я их так общо называю, потому что отличаю от азербайджанцев, от армян, но не могу отличить ни свана, ни осетина, ни абхазца, а называть их кавказцами мне не нравится — что я, американец какой-то что ли, чтобы эфиопа, зимбабвийца, тунисца да сенегальца звать братом-афроамериканцем!
Так вот мне нравятся пожилые грузины. Мне нравится то, как на их языке звучат русские слова с глухими и звонкими шипящими, все эти «женщина», «послущай», «щто ты» и «ты панимаищ». Мне нравится хрипотца их шопота, когда они рассказывают что-то доверительно, с оглядкой вокруг. А больше всего мне нравится в грузинах вот это: «это я тебе говорю!» и сам при этом так отстраняется назад, гордо распрямляется, зыркнув чёрными глазами, одна рука непроизвольно ложится на пояс, а другая складывается в жесте, одновременно указывающем большим пальцем на себя, а указательным — вверх, куда уже поднялись седые кустистые брови.

***
Войдя в вагон на «Октябрьской-кольцевой», я оказался прямо перед парнем, у которого рюкзак висел точно так же как и у меня, спереди и на одном ремне. И тоже Lowepro. Кажется, я заметил улыбку на лице парня. Рыбак рыбака...

***
Светофор в этом месте зажигается для пешеходов на совсем короткое время, а в часы-пик машины норовят урезать этот и без того короткий временной коридор. Перехожу улицу такой, уже за серединой, а справа на меня медленной надвигается мельхеоровый лоб глянцево-чёрного джипа. Надвигается и начинает вдруг сигналить, громко и протяжно, типа торопит. За лобовым стеклом на зеркале заднего обзора покачивается большой католический крест. И глаз водителя не видно за его зеркальными очками.
Сидит и гудит. Смиренно так, млять, бибикает.