Так. Про хлебЪ

Нет, не понятно, почему во всём мире, в любой стране свежеиспечённый хлеб – или хотя бы просто свежий хлеб во всех своих интернациональных ипостасях – кажется просто-таки райской пищей!
Казалось бы, задумал я на ужин учинить пасту с тушёными в сметане грибами, или нравятся мне до одури всякие там салатики с оливками да хрустким перчиком, махонькими сладкими помидорчиками да пряным Маасдамом, или, к примеру, прусь я в этот весенне-осенний сезон от разной там японской рисовой суши-снеди, или проголодался и висит у меня перед глазами селёдка в винном соусе с лучком на подогретом чёрном хлебе и свежесваренной картошечкой «под хмели-сунели» - иду я с такими слюноточивыми грёзами домой. Иду и как-то так мельком вспоминаю, что белый хлеб в доме закончился. Ну, хлеб-хлеб, то же мне, большое дело – он и не нужен-то особо к пасте или с рису с черносливом (разве что тарелку потом вытереть от вкусного сока) – можно и купить. В попутном ларе по-возле дома покупаю обычнейший Нарезной батон, и вдруг происходит чудо!.. Придуманные меню притухают и гаснут, едва только сквозь упаковочный целлофановый пакет я чувствую, что в моей ладони лежит тёплый и мягкий хлебный бок. Эта тёплая мягкость, это мягкое тепло вызывают из памяти с детства не выцветший вкусо-аромато-Образ Х л е б а.
Отец, когда ходил в магазин за хлебом, всегда приносил батон с покусанной или ощипанной горбушкой и сразу же, с порога звал маму, меня и брата попробовать, мол, хлеб свежайший. А если в магазин с отцом ходил я, - ну, когда маленький был, - то, конечно же, именно мне отец предоставлял право отломить первый кусочек от свежего, лакового батона. Помню, отец ещё специально выбирал, ворочая булки специальной вилкой на поддоне (...дырки, булки, вилки! Но это в скобках), именно ту румяную булку, у которой оставались «припёки» - мягенькие капли вытекшего из формы теста, чистейшая корка.
А ещё помню дежурство по кухне в пионерских лагерях, когда можно было зайти «на хлеборезку» (редкостная роскошь для пионера) и набрать скока-хошь свежеструганных горбушек; или спуститься в «хлебный шкаф» (эт ж, вообще, сокровищница Фараона – вход только Фараонам и только в сопровождении жрецов) и там со дна ящиков и с опустевших хлебных стеллажей быренько набрать полные карманы тех самых «припёк», пока Шеф-повар проверяет хлеба и булки «на-сёдня».
А ещё, а ещё... Велосипедные «походы» по подмосковным дорогам с одноклассниками. Поход длится несколько часов, за это время все припасённые конфетки съедены, ужасно хочется пить и есть – вот бы ябловый сад, а то какое-нибудь проезжее кукурузное поле своими твёрдыми початками не сильно-то утоляет жажду и голод. И вот попадается посёлок, а в нём продуктовый магазин (какой-нибудь завалящий КООП или Промтовары с эмалированными кастрюлями, блёклыми школьными тетрадями и лентами-мухоловками на давно поломанных вентиляторах под потолком). И в этом магазине можно купить за пятак – весь наш «общак» на троих или четверых - четвертушку буханки, сиречь бородинского кирпичика. А хлеб оказывается свежий! И мы первым же делом торопливо (кто первый) общипываем ароматную трескучую корочку (чур, «уголки» мои!) и только потом разламываем – по-честному, на всех! – тёплый ещё мякиш. Сладость – невообразимая! Конфеты и вожделенные сады с наливными фруктами позабыты. Даже жажда позабыта на время, пока во рту не созреет кисловатое хлебное послевкусие и не начнёт обязательно кто-то икать «от сухомятки». Ну, да колонки в посёлочках и деревеньках тогда были едва ли не на каждом перекрёстке...
Вот и в этот вечер вспомнилось это вкусное и радостное ощущение: отломить и съесть горбушку свежего хлеба! Вкуснее, кажется, и нет ничего на свете.
Ну, разве что эту же горбушку да с куском подсохшего и растрескавшегося чеддера...