После пар я завалился домой

После пар я завалился домой и считал вслух полученные оценки.
Двойка, тройка и две пятёрки.
Цифры кружились в голове, образуя дату дня рождения — 25 января, 35 лет.
Тридцать пять лет сегодня исполняется моему брату.
Нужно приехать, поздравить.
Через стеклянную дверь фотография веет прошлым: Мама, Папа, Сашка и я.
Саша в костюме дракона, лица не видно; верхняя красная пасть прикрыла всё, кроме улыбки.
Мама с Папой нагнувшись, обнимали нас за плечи, губы застыли, что-то говорили куда-то в будущее, смотря в объектив.
Половины меня нет. Два заячьих ушка, редкая улыбка и хмурый взгляд — вот и весь я, умещённый туда.
«Лишний» — подкалывал меня Сашка, когда пересматривали фотографии.
Такая фотография есть и у меня, и у родителей, и у Саши дома.
От моего дома до Сашиного примерно три часа езды. Добираться на такси, автобусы в такую глушь не ходят. Потом ещё пешочком пройтись придётся. Берёзки, снежок хрустит. Хорошо у них.
Насчёт подарка я не стал заморачиваться. Купил его любимые сигареты «Кент». Как-то он меня угостил ими.
Не понравилось.
Сплошная горечь.
Что он только нашёл в них?

На улице потемнело. У подъезда стояли три тела, из них извлекалось неприятное горячей жижей, оно стекало, смердело.
Я обошёл их и сел в такси. Белая машина без каких-то наклеек, свидетельствовавших, что это такси. За рулём весёлый пухляк, его улыбка растягивалась, щёки становились крупнее и крупнее. Казалось, он что-то хотел сказать, но я лишний раз назвал адрес и остальную дорогу смотрел в окно.
В какой-то момент он включил радио;
Играл шансон.
Я бросил на него взгляд, по всей видимости, выражающий что-то страшное, он скривился и выключил.

- Кумиры умерли давно, а я остался здесь, — единственное, что он сказал за всю дорогу.

Снег хрустит, ворон приветливо каркает, цветы возле гранитных плит поражают своим многообразием. Где искусственные, а где настоящие, — вялые замершие уже, — всё наводило тоску.

Ну вот я и пришёл. Калитка со скрипом открылась.

- Не убрано у тебя, снег совсем не убираешь, — сказал я тихо, шёпот этот прошёл по кругу, ударяясь о стволы деревьев и вернулся мне в лицо с большей громкостью.

Я принял правила этого места и более не произносил ничего.
Достал подарок.
Открыл, прикурил одну, положил на плитку, остальную пачку положил вниз, к цветам.
Свежие.
Слегка тронутые снегом.
Сегодня уже кто-то был.
Наверное, родители.

«Цветы...» — крикнул в себя. Забыл. Забыл купить цветы.

С холодной темной плитки на меня смотрели глаза Саши. Чистые, ясные.
Ему было столько же, сколько и мне сейчас.
Мать постоянно нас сравнивала до и после его смерти. В этих сравнениях я всегда занимал меньшие позиции. В детстве я этому удивлялся, ведь я младший, меня больше любить должны, а сейчас понимаю, что всё это было поделом. Крики, угол, ремень.
Всё поделом.
Он заканчивал одиннадцатый класс, определялся куда поступать. С отцом они ездили по приёмным вузов.
Ему было интересно всё: от преподавания высшей математики до режиссуры.

Перед ним открывались врата взрослой жизни, где он показал бы себя большим человеком, но последний звонок, который он отмечал на даче одноклассников среди шума, веселья, обличил врата жизни во врата кладбища, которые отворились ему в семнадцать лет.
Никто не заметил, как всегда улыбающийся Сашка всё больше хватался за грудь, тяжело дыша вышел изо стола, зашёл в дом и рухнул на кровать. Подумали, что уснул.
Действительно, уснул.
Надеюсь, всё было не больнее хлопков, которыми нас лупил отец когда-то.

Родителей жалко. Он был для них опорой, поводом для гордости. С его уходом они перестали заливаться смехом, кожа дрябла, под глазами всё больше появлялось морщин.
Бесконечные приводы в полицию, учёт в школе — всё это не могло не повлиять на них. Но проматывая всё прожитое в голове, приходит осознание, что по-другому нельзя было.
Первая сигарета, первый фингал, первая любовь, второй год в шестом классе, засосы в детском лагере, ночные вылазки через окно — мои немногочисленные подвиги, которые не могли существовать рядом с Сашиными — отличник, стипендиат, хороший гитарист, да и просто хороший брательник.

Я топтал снег, кривился, смотрел по сторонам, а Саша всё смотрел на меня, так и не отвернувшись от омерзения, думать становилось сложнее. Не понятно, перед ним или родителями мне стыднее.
Ветер дул сильнее, волосы на пустой голове развевались.
Куда делась шапка?
Я присел на заметённую лавку, уронил пару слёз. Никогда не плакал на кладбищах. Пожалуй, самый момент, чтобы пропустить оставшиеся, дабы смыть ими позор своего существования.

«Курение убивает» — мелькнуло на пачке сигарет.

Я высыпал сигареты из неё, а пачку выкинул.

Осмотрел — участок ещё на два места. Для меня здесь места нет. Здесь я лишний, ухожу, хватит.

***

Фонарь подсвечивал дверь подъезда. Неприятное слабым розовым цветом выглядывало из-под плотной плёнки снега. Подъезд согревался теплотой слов курящих детей.

На столе тлела беленькая. Завтра работать не пойду. Проведу день с пользой для мира. Сделаю для него полезное.