Утопия для реалистов

Идея № 1. Мир гораздо лучше, чем мы думаем, но проблема в том, что у нас нет новой мечты

Если судить по сводкам новостей, то может показаться, что мы живем в самое ужасное время — постоянно происходят катастрофы, войны, теракты. Но на самом деле наше время — лучшее за всю историю человечества. Как отмечает автор, на протяжении большей части мировой истории 99 процентов людей были бедными, голодными, грязными, уродливыми, напуганными, глупыми и больными. Но за последние 200 лет — небольшой отрезок времени в сравнении с историей человечества — все изменилось. Миллиарды людей оказались в безопасности, стали богатыми, сытыми, умными, здоровыми и даже внешне привлекательными.

В 1820 году 84% мирового населения жило в крайней нищете, в 1981 году — 44%, сейчас — не более 10%. Возможно, вскоре мы искореним нищету навсегда, тем не менее даже ее заметное сокращение за последние века — уже огромное достижение.

Долгие столетия уровень жизни оставался неизменным, но в конце XIX века произошел резкий скачок — во всем мире значительно выросли численность населения и благосостояние. Сейчас средний доход на душу населения в десять раз выше, чем в 1850 году, а глобальная экономика выросла в 250 раз по сравнению с эпохой, предшествующей промышленной революции. Удивительно, но от голода сегодня страдает меньше людей, чем от ожирения. Растет продолжительность жизни — с 64 лет в 1990 году до 70 лет в 2012 году, что вдвое выше показателя 1900 года. Существенно снизилась детская смертность (с 1990 по 2012 она сократилась более, чем на 40%, также вдвое сократилась смертность женщин при родах), улучшается здоровье, меньше людей умирает от самых распространенных инфекций, снижается преступность. Благодаря улучшению образования и питания в большинстве стран растет средний IQ — на несколько пунктов каждые 10 лет.

Если бы средневековый бедняк увидел жизнь обычного современного человека, он бы безусловно сравнил ее с жизнью в утопии, в стране изобилия — нам доступна любая еда и удовольствия, какие только можно придумать. То, что раньше казалось чудом, сегодня обыденность. Мы улучшаем зрение и внешность, мгновенно получаем сообщения с другого конца света, и прогресс не стоит на месте. И не стоит думать, что это справедливо только лишь для развитых стран Запада. И Азия, и Африка развиваются огромными темпами.

По сути, все, о чем мечтали средневековые люди, есть у нас сейчас, но в то же время в этом коренится проблема. О чем нам мечтать в стране изобилия? Да, мы можем мечтать о чем-то еще большем, еще лучшем. Но эти мечты уже не вдохновляют. Наш рай становится унылым, хотя большинство людей здоровы, сыты, защищены. Автор отмечает, что наши мечты исчерпываются незначительным подъемом покупательской способности, решением экологических проблем, техническими новинками. Но это не может мотивировать людей, чья природа открывать новое и создавать то, чего никто не создавал прежде. Из-за этого многие люди страдают от депрессии, неудовлетворенности, даже с учетом того, что нам живется хорошо, как никогда прежде. Автор считает, что это всеобщая проблема — мы уже живем в утопии, о которой мечтали люди прошлого, но новую утопию мы еще не создали. Возможно, пришло время для ее создания.

Идея № 2. Если мы не придумаем новую утопию, нам нечего будет противопоставить зарождающейся антиутопии

Конечно, с утопиями не все так просто и нужно быть осторожными. Многие великие мыслители критиковали идею утопии-программы, которая предполагает набор жестких правил, не терпящих отклонений. Такие утопии вылились в фашизм и сталинизм, и история многому нас научила. Но, кроме утопии-программы, есть другой вид утопии — такая утопия лишь приблизительно намечает контуры, не пытается все втиснуть в какие-то узкие рамки, она вдохновляет на перемены, в то же время в ней остается место для разумных сомнений. Она не дает набор готовых ответов, а учит задавать правильные вопросы.

Современному человеку нужна именно такая утопия, ведь, при всех наших достижениях, проблемы и несправедливость остаются. Нам стоит задать себе многие неудобные вопросы — почему наше богатство растет, а свободное время нет?; почему мы не покончили с бедностью, хотя нашего богатства вполне достаточно для этого?; почему существует такая сильная дискриминация по географическому признаку и уровень доходов больше чем наполовину определяется тем, в какой стране вам посчастливилось или не посчастливилось родиться?

Автор считает, что мы должны возродить свою способность мечтать о чем-то большем.

Мы должны помнить об ужасах фашизма, диктатур, тоталитарных сект, но это не значит, что мы должны отказаться от идей о лучшем мире.

Без новой мечты мы лишь можем что-то незначительно улучшать, делать еще более эффективным, лучше управлять задачами, выпускать еще больше, максимизировать прибыль. В нашем обществе свободы слова и свободы вероисповеданий наблюдаются удивительные парадоксы — нам нечего сказать и нам не во что больше верить. Мы можем исповедовать абсолютно любые ценности, но ценности большинства людей уж очень близки к тому, что продвигают крупные корпорации; молодежь убеждена в собственной исключительности, но в то же время удивительно не уверена в себе и беспомощна при столкновении с реальностью.

Благодаря капитализму мы добрались до страны изобилия, но она начала вырождаться в антиутопию. Мы добились изобилия, потому что у нас была мечта, надежда, но сейчас мы их утратили. Отсутствие надежды — главная беда нашего времени, считает автор. Он приводит слова Бертрана Рассела: «человеку для счастья нужны не только наслаждения, но и надежда, и занятие, и перемены». Нам нужна утопия, которая возродит потерянную надежду.

Идея № 3. Основные предубеждения против идеи всеобщего базового дохода не подтверждаются на практике

Одна из главный идей утопии — всеобщий базовый доход. Но что будет, если раздавать деньги просто так? Очевидный и вполне логичный ответ — это приведет к лени, порокам, люди вообще перестанут работать, подскочит рождаемость, острее встанут проблемы наркомании и алкоголизма.

Очень сильно убеждение в том, что бедные люди просто не умеют правильно обращаться с деньгами — тратят их на что-то сомнительное, а не полезное. Из-за этого убеждения создается огромное количество хитроумных программ поддержки нуждающихся с огромным бюрократическим аппаратом, выполняющим функцию контроля. Постоянные проверки и недоверие еще больше унижают нуждающихся. Но как иначе, ведь если давать людям деньги просто так, то они вконец разленятся и перестанут работать? Парадокс в том, что это очевидное и логичное утверждение не подтверждается на практике.

Так, в 2009 году лондонская организация помощи «Бродвей» решила помочь деньгами 13 бомжам, которые ежегодно обходились государству в 400 тысяч фунтов судебных и прочих издержек, связанных с работой полиции и соцслужб. Каждый из бездомных получил от организации 3 000 фунтов просто так, без каких бы то ни было условий. Итоги эксперимента оказались неожиданными. Бомжи, вопреки прогнозам, не спустили все деньги в первый же день на алкоголь и наркотики. Большинство нашли себе жилье, все занялись восстановлением своей платежеспособности, проходили реабилитацию от зависимостей, многие восстановили контакты с семьями, записывались на обучающие курсы, думали о будущем. Бродяги не только не потратили все деньги сразу, но в среднем за год каждый потратил всего 800 фунтов из 3 000. Эксперимент показал, что государство сэкономило бы огромные суммы на издержках по содержанию бродяг, просто дав им деньги.

В 2010 году программы выдачи наличных денег были проведены в 45 странах Латинской Америки, Южной Африки и Азии, в них участвовало 110 миллионов семей. Исследователи из Университета Манчестера пришли к заключению, что такие программы способствуют снижению бедности, они дешевле других социальных программ и приносят долгосрочную пользу — растут доходы населения, улучшается ситуация в сфере здравоохранения, повышается собираемость налогов.

Исследования показывают, что выдача бесплатных денег связана со снижением уровня преступности, детской смертности, недоедания, частоты подростковой беременности и прогулов, с ростом школьной успеваемости.

Автор считает, что политикам необходимо понять, что в нуждах бедных лучше всего разберутся сами бедные. Но бесчисленные организации помощи и правительства убеждены в обратном, поэтому они инвестируют в обучение, средства производства, скот. Проблема в том, что у бедняков просто зачастую нет возможности содержать скот или средства производства. То же самое с курсами для бедных — исследования показывают их неэффективность. Бедность — это отсутствие денег, и лучший способ решить эту проблему — просто дать денег бедным, чтобы они сами купили то, что им нужно, а не то, что считает нужным кто-то другой.

Исследования показывают, что люди не спускают бесплатные деньги на табак, алкоголь и наркотики, а, напротив, в большинстве случаев их потребление даже снижается. В Либерии проводился эксперимент. Самым закоренелым беднякам — алкоголикам, наркоманам, преступникам — выдавали по 200 долларов. Даже они не спустили деньги, а потратили их на еду, одежду, лекарства, на создание предприятий мелкого бизнеса.

Бесплатные деньги не только не делают людей более ленивыми, но, напротив, иногда люди даже больше работают, получая их.

Это доказал Минком — крупномасштабный социальный эксперимент в Канаде, проведенный в 1973 году. В небольшом городе Дофине с населением 13 тысяч человек всем был гарантирован базовый доход. Семья из четырех человек получала около 19 тысяч долларов в год в пересчете на современные деньги без каких-либо условий. Этот эксперимент доказал, что естественное опасение о том, что, получая гарантированный доход, люди перестанут работать и станут заводить большие семьи, не имеет под собой оснований. На деле произошло с точностью до наоборот. Молодые стали позже жениться, рождаемость снизилась, существенно улучшилась успеваемость в учебных заведениях. Мужчины не стали работать меньше, молодые матери расходовали деньги на отпуск, учащиеся — на продолжение учебы. Снизились случаи госпитализации, уровень бытового насилия, жалобы на плохое состояние психики.

Предположение о том, что те, кто получает гарантированный доход, станет работать меньше, не подтвердилось и в США, где тоже проводились подобные эксперименты — в Нью-Джерси, Айове, Индиане, Сиэтле, Денвере и других городах. Небольшое сокращение количества рабочих часов компенсировалось другими полезными занятиями — поиском лучшей работы, работой по дому, творчеством, дополнительным образованием.

Интересно, что в США при Ричарде Никсоне собирались реализовать идею базового дохода, но проект провалился в сенате. В 1969 году Ричард Никсон чуть было не ввел безусловный доход, равноценный 10 000 долларов в год по нынешним меркам, но его отговорил советник — Мартин Андерсон, который восхищался идеями Айн Рэнд о свободном рынке. Андерсон привел довод из классической книги социолога Карла Поланьи «Великая трансформация» (1944), в одной из глав которой описывается одна из первых в мире систем социальных выплат — спинхемлендская система, которая существовала в Англии в XIX веке и с которой базовый доход имел много общего. По мнению Поланьи, эта система не только побуждала бедных к еще большему безделью, но и угрожала основам капитализма.

Известно, что многие выдающиеся мыслители — Давид Рикардо, Карл Маркс, Фридрих Хайек, Джон Стюарт Милль, Иеремия Бентам — считали Спинхемленд ошибкой. В ней они видели причину восстания сельскохозяйственных работников 1830 года. Но что же действительно произошло со Спинхемлендом? Как оказалось, отчет королевской комиссии, в котором содержались негативные заключения, якобы сделанные на основе статистических данных, был, по сути, сфабрикованным. В 1960-1970 годах историки выяснили, что большая часть текста отчета была написана еще до того, как были собраны какие бы то ни было данные, а исследование королевской комиссии содержало грубейшие ошибки и было предвзятым. А другое исследование показало, что спинхемлендская система на самом деле хорошо работала.

Идея № 4. Многие пороки — не причина, а следствие бедности

Автор считает, что государство не должно проводить политику унижения бедных, мучая их подозрениями и заставляя проходить бессмысленные бюрократические процедуры. Мы должны перестать тратить деньги на неработающую систему и нанимать армию контроллеров. Гораздо эффективнее и дешевле просто дать людям деньги, а они сами решат, как ими распорядиться. Практика показывает, что, скорее всего, они не бездумно спустят их, а потратят их на что-то полезное. Они не станут работать меньше, напротив, люди получат возможность найти лучшую работу. И в то же время — стыд и недоверие, жизнь в постоянной нищете и стрессе, в борьбе за выживание, без надежды вырваться из замкнутого круга заставляет нуждающихся людей искать спасение в алкоголе и наркотиках.

Результаты исследований показывают, что те, кто растет в бедности, чаще имеют проблемы в поведении. Корреляция бедности с психическим нездоровьем выявлена еще ученым Эдвардом Джарвисом в работе «Отчет о безумии» в 1855 году. Но что является причиной, а что — следствием?

То, что психические проблемы — во многом следствие бедности, показала история открытия восточной ветвью индейцев чероки собственного казино в Северной Каролине. Вопреки опасениям, открытие казино не увеличило уровень преступности. Доходы от казино индейцы направили на строительство школы, больницы, пожарной части, а большая часть денег шла напрямую в карманы нескольким тысячам представителей народа, и в 2001 году эта сумма составляла от четверти до трети всех доходов семьи. После открытия казино были отмечены положительные тенденции — поведенческие проблемы детей сократились на 40%, упал уровень преступности несовершеннолетних, снизилось употребление алкоголя и наркотиков, улучшилась успеваемость. Кроме того, индейцы не стали работать меньше, опасение о том, что дармовые деньги делают людей ленивыми, вновь не подтвердилось. Один из представителей племени говорил, что главное, в чем помогли деньги — это снизили напряжение, и что энергия, которую люди тратили на волнение о пропитании, высвободилась и была направлена на заботу о детях.

Распространено мнение, что бедный человек должен преодолеть бедность сам. По выражению Маргарет Тэтчер, «бедность — это дефект личности». Бедные действительно могут совершать глупые и импульсивные поступки — они подвержены ожирению, зависимостям, у них большая вероятность встать на преступный путь, они больше занимают и меньше откладывают. Во многом глупые поступки объясняются действием так называемого эффекта дефицита, описанного психологом из Принстона Эльдаром Шафиром и экономистом из Гарварда Сендилом Муллайнатане. Суть этого эффекта в том, что когда человек ощущает дефицит, неважно в какой области — денег, еды, времени, любви, то это выводит его психику из равновесия. Причем в краткосрочной перспективе его действия могут быть эффективными, но в долгосрочном плане его решения вредят ему и окружающим. Нуждающийся совершает глупые поступки просто потому, что находится в условиях, в которых любой человек будет поступать глупо. Главный вопрос, волнующий его, — как выжить, а задуматься о чем-то долгосрочном у него просто не остается сил. Автор приводит слова из мемуаров писателя Джорджа Оруэлла, который сам долгое время жил в нищете. В мемуарах он вспоминает о том, что он чувствовал, как ему просто незачем вставать с утра с кровати. Он описывает суть бедности как то, что в ней будущее просто исчезает — остается только одно — выживать здесь и сейчас.

Программы помощи бедным чаще всего направлены на борьбу с симптомами, а не с корнем проблемы. Бедный сначала должен обеспечить себе приемлемый уровень жизни, а уже потом заниматься образованием и прочим. Сначала ему нужно решить проблему дефицита. Результатом этого будет лучшее здоровье, лучшая успеваемость, лучшая работа, лучшая забота о детях и, в целом, — сокращение огромных государственных расходов, направляемых на борьбу с симптомами бедности. Эксперимент по предоставлению бесплатного жилья в Голландии показал, что каждый евро, вложенный в борьбу с бездомностью и ее предотвращение, позволяет экономить от двух до трех евро расходов на социальные службы, полицию и судебные издержки.

То же самое с безработицей — исследования показывают крайне низкую эффективность многих программ по борьбе с ней, иногда и отрицательную. Некоторые программы даже увеличивают срок, в течение которого человек остается безработным, а то, что государство тратит на социальных работников, обслуживающих эти программы, гораздо выше размеров пособий по безработице. Бюрократия буквально не дает человеку вырваться из бедности, заставляя проходить множество унизительных процедур, выполнять бессмысленные задания. По выражению автора, государства ведут борьбу не с бедностью, а с бедными.

Кроме того, важно понимать, что дефицит — понятие относительное, мы сравниваем себя с окружающими в нашем контексте.

Здесь ключевую роль играет уровень неравенства доходов, расслоение общества.

Так, например, в странах с высоким уровнем материального неравенства больший уровень насилия, люди чаще испытывают стресс и волнуются о том, как к ним относятся окружающие, что выливается в серьезные заболевания. В таких странах человек, рожденный в бедности, скорее всего, и закончит свои дни бедным, социальный лифт работает плохо. Автор соглашается, что для стимулирования соревновательного духа необходим определенный уровень неравенства, но сейчас, по его мнению, в развитых странах показатели неравенства слишком высоки. Причем парадокс в том, что неравенство плохо не только для самых бедных, от него страдают и самые обеспеченные слои — они живут в атмосфере подозрительности, в постоянном стрессе, страдают от депрессий и беспокойства.

Идея № 5. Нам нужно пересмотреть систему показателей экономического развития

Валовый внутренний продукт (ВВП) — сумма всех товаров и услуг, производимых страной, с учетом сезонных колебаний, инфляции. Иногда этот показатель корректируют на покупательскую способность и теневую экономику. Он стал своего рода священной для современного общества мерой прогресса. Проблема в том, что он создавался во время Великой депрессии и учитывал нужды того времени, но сейчас, по мнению автора, этот показатель устарел.

Так, если вы повыбиваете все окна в здании, то люди, которые займутся их переустановкой, заработают, что улучшит общие показатели производства. Экономисты зафиксируют рост, и он увеличит ВВП. Проблема в том, что этот показатель не учитывает, что это был за рост и каковы его истинные причины. Именно поэтому ВВП растет после бедствий и катастроф, но значит ли это, что государство, которое задалось целью увеличить ВВП, должно радостно приветствовать стихийные бедствия и трагедии?

ВВП растет от плохого — разрушений, психологических проблем и проблем со здоровьем населения. По мнению автора, лучший с точки зрения ВВП гражданин — это тяжело больной человек со множеством зависимостей, склонный к бездумному шоппингу, который все свои семейные обязанности отдает на откуп коммерции.

Кроме того, этот показатель не учитывает много хорошего — состояние окружающей среды, работу по дому, если она выполняется бесплатно, заботу родителя о ребенке, волонтерство. Польза Википедии никак не отражается в ВВП, ведь люди тратят на нее время, но денег она не приносит. В ВВП не отражает влияние технологических изменений, ведь возможности связаться с другим концом света сегодня удивительно дешевы, зато, из-за особенностей оценки, чем больше банк рискует, тем выше его доля в ВВП.

Автор отмечает пагубную тенденцию современности — чем важнее занятие человека или организации для жизни, тем меньше их вклад в ВВП.

По мнению автора, пора поставить под сомнение показатель ВВП как меры общественного благосостояния. Сейчас нам кажется бесспорным тот факт, что экономика должна расти, но это очевидная нам идея стала популярной лишь в середине ХХ века. Мы много чего не можем ускорить или сделать более эффективным, и в этом нет никакого смысла — мы не можем сделать более эффективным создание шедевров или заботу о ребенке. ВВП был хорошим показателем в неспокойное время, но для нашего времени нам нужны альтернативы, новые показатели. Более того, сам создатель ВВП, Нобелевский лауреат Саймон Кузнец, беспокоился о той популярности, которую приобрело его изобретение. Сегодня есть несколько альтернатив ВВП — индикатор подлинного прогресса (ИПП) и индекс устойчивого экономического благосостояния (ИУЭБ), которые учитывают то, что не учитывает ВВП, — социальное неравенство, уровень преступности, экологическую обстановку, добровольную работу. Так, в США ИПП снижается, а в с Западной Европе растет гораздо меньшими темпами, чем ВВП. Тем не менее, хотя эти показатели отражают то, что не отражает ВВП, они тоже не лишены недостатков и многое не учитывают. Возможно, подходящий показатель нам еще только предстоит создать.

По мнению автора, мы должны предложить альтернативу аксиоме роста и эффективности. Тенденция ясна — в экономике все большая доля должна принадлежать трудоемким услугам и продукции — здравоохранению, образованию, безопасности, о чем свидетельствует обширный государственный сектор благополучных скандинавских стран. Производительность в таких отраслях нельзя повысить, и рост государственных расходов в них является, по убеждению автора, хорошим признаком, а вовсе не симптомом болезни, как считают многие политики и экономисты. Ведь, чтобы направлять большие суммы на эти малоэффективные области, нужна высокая эффективность работы других отраслей, и, в целом, большой социальный сектор является признаком высокого развития государства. Именно в этом и выражается богатство страны — чем больше ее благосостояние, тем больше должны быть ее расходы на здравоохранение, образование, социальную помощь.

Кроме того, не стоит забывать, что расходы на услуги государственного сектора несут множество скрытых выгод, зачастую многократно превышающих затраты, в то время как выгода в частном секторе таит множество неочевидного ущерба.

В стремлении к росту и эффективности мы забываем посчитать издержки — так, автор приводит данные, согласно которым, на каждый фунт, заработанный рекламным агентством, приходится 7 фунтов ущерба в виде стресса, загрязнения окружающей среды, чрезмерного потребления. В то же время каждый фунт, заработанный мусорщиком, приносит 12 фунтов пользы.

Идея № 6. Людям необходимо больше досуга

В прошлом многие мыслители, предвидевшие эпоху процветания, среди которых Бенджамин Франклин, Джон Мейнард Кейнс, Карл Маркс, Джон Стюарт Милль, Джордж Бернард Шоу, думали, что у людей будущего будет так много свободного времени, что это станет проблемой. Однако вместо этого промышленная революция, которая стала причиной взрывного экономического роста, принесла то, что стало противоположностью досуга.

Автор приводит данные, согласно которым в XIV веке средний английский фермер работал 1500 часов в год. Это даже меньше рабочего года человека, работающего стандартные 40 часов в неделю. В первой половине XIX века заводскому рабочему приходилось работать вдвое больше времени и только для того, чтобы выжить — зачастую 70 часов в неделю, без выходных и отпусков работали даже дети. Но с середины XIX века ситуация начала меняться, рабочая неделя сократилась до 40 часов, несмотря на некоторое недовольство высших слоев.

Одним из первых, кто ввел 5 дневную рабочую неделю, был Генри Форд. Он долго экспериментировал с продолжительностью рабочего времени и понял, что отдых и сокращение рабочей недели повышают эффективность работы сотрудников. Так, производительность его рабочих была наиболее высокой при 40 рабочих часов в неделю, а дополнительные 20 часов увеличивали эффективность только в краткосрочной перспективе, после четырех недель работы в таком темпе производительность снижалась.

Тенденция сокращения рабочего времени продолжилась и во второй половине XX века, но в 1980-х годах эта тенденция прекратилась. Мы стали богатыми, но свободного времени у нас не прибавилось — предсказания о всеобщей праздности не сбылись. В последние десятилетия увеличивается не количество досуга, а количество продукции.

Автор отмечает, что даже в Нидерландах — стране с самой короткой рабочей неделей три четверти работников страдают от нехватки времени, четверть работает сверхурочно. Кроме того, мы всегда на связи, из-за чего работу от досуга отделить все сложнее.

Предсказания не сбылись — мы страдаем вовсе не от скуки и неумения заполнить свой досуг чем-то полезным, а от стресса и неопределенности. Удивительно то, что даже в Средневековье у людей было гораздо больше досуга — в Испании и Франции праздничные дни занимали 5-6 месяцев в году. Крестьяне работали ровно столько, сколько нужно было, чтобы прокормиться, и у них было достаточно свободного времени.

Несмотря на многократно возросшее богатство, свободного времени у нас не прибавилось.

Ответ на вопрос, почему так произошло, заключается в том, что из двух альтернатив — больше отдыхать или больше потреблять — мы выбрали второе. А в тех странах, где рост экономики замедлился или прекратился, потребление все равно растет благодаря кредитованию.

Сокращение рабочей недели действительно имеет множество неочевидных преимуществ. Так, во время Великой депрессии изобретатель кукурузных хлопьев магнат У. К. Келлог ввел на своей фабрике шестичасовой рабочий день. Эксперимент оказался успешным — заметно повысилась производительность работников, более, чем на 40 процентов сократилось число несчастных случаев на производстве, Келлог смог нанять больше сотрудников. Жители городка, где находился завод, наслаждались досугом — родители стали проводить больше времени с детьми, больше читать, ходить в общественные центры. Другой пример — в 1973 году Великобритания переживала кризис — огромная инфляции, госрасходы, забастовки шахтеров. Премьер-министр Эдвард Хит решился на радикальные меры — он ввел трехдневную рабочую неделю и ограничил расход электричества. Несмотря на прогнозы обрушения промышленного производства и экономической катастрофы, после возвращения к 5-ти дневной рабочей неделе выяснилось, что за время кризиса общее сокращение объемов производства составило всего лишь 6%.

Автор считает, что даже 40-часовая рабочая неделя чрезмерна, так как исследования показывают, что человек продуктивно работает не более 6 часов в день. Сокращение рабочей недели поможет решить множество проблем — стресс, изменение климата, несчастные случаи на производстве, безработица, неравномерное распределение домашних обязанностей и рабочих мест. Самая длинная рабочая неделя — в странах, где самое неравномерное распределение богатств. Если в прошлом богачи не трудились, то теперь отсутствие времени и постоянная занятость — признак статуса, а также, по мнению автора, скрытая попытка повысить свою значимость.

Опросы показывают, что люди действительно хотят больше досуга, но это не значит, что они откажутся от работы. Для ощущения благополучия и осмысленной жизни нам нужна работа, на которой мы можем реализовать свой потенциал. Отсутствие работы наносит реальный вред здоровью — действие безработицы аналогично разводу или потере близкого.

По мнению автора, назрела необходимость возродить идею увеличения времени досуга в качестве политического идеала. Что можно предпринять в этом направлении? Правительствам нужно делать так, чтобы компаниям было выгоднее нанимать двух сотрудников на полставки, чем одного, но который будет вынужден работать сверхурочно; нужно развивать гибкую пенсионную реформу, институт декрета для мужчин. И главное — потребуется изменение мировоззрения, ведь сейчас занятость — признак статуса и карьерных возможностей. Больше досуга не означает больше времени для безделья. Это означает больше времени для того, что важно — для семьи, общественных дел, качественного отдыха. Так, в странах с самыми короткими рабочими неделями самое большое количество добровольцев и самый большой социальный капитал. Досуг — не роскошь и не порок, это необходимость, отмечает автор. На самом деле, имея больше досуга, люди не начинают предаваться порокам, напротив, они ищут в них спасение, когда груз работы слишком велик. Так, люди, перегруженные работой в таких странах, как Япония, Турция, США, очень много смотрят телевизор — до 5 часов в день, что составляет 9 лет (!) в пересчете на среднюю продолжительность жизни. Задача более короткой недели — не в том, чтобы все погрузились в праздность, а в том, чтобы люди смогли уделять больше времени тому, что для них подлинно важно.

Идея № 7. В нашем мире лучше всего поощряются не те, кто создает богатство, а те, кто его перераспределяет

Автор сравнивает результаты двух забастовок. Первая — забастовка городских дворников Нью-Йорка — когда они отказались убирать мусор до тех пор, пока не будут выполнены все их требования. Через два дня город был полностью завален мусором, выбежали крысы, улицы заполнила невыносимая вонь, элитные кварталы стали похожи на трущобы. Вскоре все требования мусорщиков были выполнены. Сегодня мусорщики и уборщики Нью-Йорка получают хорошую зарплату, сверхурочные и премии.

Тем не менее для представителей множества других профессий забастовки будут совсем неэффективными. Несмотря на то что пиарщики, финансовые консультанты и корпоративные юристы получают гораздо больше мусорщиков, от их забастовки особо ничего не изменится, мало кто вообще это заметит.

Так, в 1970 году началась забастовка ирландских банкиров, которая продолжалась шесть месяцев. Но она показала, что люди прекрасно умеют без них обходиться, самоорганизовываясь и придумывая свои аналоги валюты. Забастовка мусорщиков вызвала чрезвычайное положение через несколько дней, забастовка банкиров не оказала никакого влияния на жизнь в течение нескольких месяцев.

Автор видит огромную проблему современности в том, что мы слишком вознаграждаем тех, кто не создает богатство, а только его перераспределяет, а самые важные и необходимые профессии оплачиваются удивительно низко.

Благодаря тому, что сельское хозяйство стало очень эффективным и его продукция подешевела, его доля в экономике стала очень маленькой. В США, например, финансовый сектор в 7 раз больше сельскохозяйственного. Раньше большинство населения планеты занималось сельским хозяйством, теперь люди перешли в сектор услуг, который значительно разросся. Сейчас многие зарабатывают огромные деньги, не внося никакого полезного вклада в общее благосостояние, а просто перераспределяя его. Естественно, что подобные сферы, где можно хорошо заработать, привлекают самых умных, образованных и талантливых людей, которые направляют все свои способности на то, чтобы усовершенствовать механизмы перераспределения или попросту ведут хитроумные игры на чужие деньги. Автор уверен, что если бы лучшие умы человечества стремились бы не в инвестиционные банки, а работали над реальными проблемами — поиском лекарств от смертельных болезней, развитием технологий, наукой, то мы бы стали свидетелями удивительных открытий. Тем не менее сейчас им выгоднее работать в сфере перераспределения богатства, а не его создания.

Автор называет это парадоксом прогресса — чем богаче и умнее человек, тем проще без него обойтись.

Существует и другая современная крайность. Мы так озабочены необходимостью занятости, что плодим множество бессмысленных работ, излишних и ничего не добавляющих. Так, издание Harvard Business Review, опросило 12 000 профессионалов, половина из которых призналась, что их работа «бессмысленна и незначима». Парадокс в том, что это происходит в капитализме, где ценностями являются эффективность, полезность, инновационность.

В чем выход? Автор считает, что нам нужны инструменты, чтобы направить лучшие умы вновь решать серьезные проблемы, а не туда, где они будут придумывать хитроумные способы обогащения без создания реальной ценности.

Профессии, которые приносят реальную пользу, вновь должны стать выгодными и привлекать талантливых и умных людей. Автор считает, что начинать нужно с повышения налогов на финансовые транзакции, что ограничит высокочастотных трейдеров и сдержит финансовый сектор. Конечная цель этих налогов — сделать людей богаче. Так, автор приводит данные, что на каждый зарабатываемый банком доллар приходится примерно 60 центов ущерба экономике, а на каждый доллар, заработанный исследователем, как минимум 5 долларов пользы. И главное — высокие налоги заставят талантливых людей перейти из финансовых корпораций на работу, которая будет приносить пользу обществу.

Идея № 8. Автоматизация лишит людей работы, и есть только два решения этой проблемы — базовый доход и сокращение рабочей недели

Одна из важнейших тенденций современности — автоматизация. Уже сейчас многие прогнозируют массовые увольнения и снижение доходов, безработицу и усиление неравенства под влиянием автоматизации. По мнению автора, эти мрачные прогнозы — наша судьба, если мы не предпримем необходимых действий.

Уже сейчас есть тревожные свидетельства того, что прогнозы не просто очередные «страшилки». Так, в США реальный размер заработной платы среднестатистического работника снизился с 1969 по 2009 г. на 14%. Во многих других развитых странах, от Германии до Японии, заработная плата в большинстве профессий не меняется годами, несмотря на рост производительности. Вопреки устоявшемуся представлению о том, что доли труда и капитала в общем доходе постоянны в течение длительных периодов времени, сейчас все меняется — сокращается доля дохода, которая идет на зарплату рабочим, и увеличивается доля, которая идет владельцем средств производства и акционерам компаний. Главная причина — технологический прогресс, из-за которого многие люди потеряют работу. Власть и деньги сосредотачиваются в руках гигантов — Google, Amazon, Facebook, которые вытесняют маленькие компании с рынка.

Несмотря на то что и раньше звучали прогнозы о том, что роботы вытеснят рабочих, по мнению автора, сейчас — особенное время, так как небывалая производительность и развитие инноваций со��етается с падением медианного дохода и количества рабочих мест. Рынок труда поляризуется — мест, которые требуют средней квалификации, становится все меньше. А это означает, что немногие очень талантливые люди будут работать в престижных компаниях и наслаждаться высоким доходом, а прочие будут вынуждены прозябать на низкоквалифицированной работе. Неравенство будет расти во всем мире. Уже сейчас в США разрыв между богатыми и бедными выше, чем был в Древнем Риме. Стоит напомнить — в Древнем Риме было узаконено рабство. Если ничего не изменится, то эта тенденция продолжится — рынок труда не будет создавать новых рабочих мест в нужном объеме, как во время промышленной революции, а разрыв между обычным человеком и ультрабогатым будет становиться все больше.

Эти тенденции требуют новых мер, и автор считает, что лучшим решением будет универсальный базовый доход и сокращение рабочей недели.

Более того, похоже, что у нас просто нет иного выхода.

Мы стали богатыми, как никогда прежде, но рынок труда уже не может эффективно перераспределять это богатство. Поэтому нам необходимо начать руководить перераспределением самим — гарантировать всем базовый доход, сократить рабочую неделю, перераспределять автоматизированные средства производства, пересмотреть налогообложение — ввести прогрессивный налог на богатство, брать налоги с капитала, а не с труда. Автор считает, что таким регулированием мы, по выражению Томаса Пикетти, «спасем капитализм от капиталистов».

Идея № 9. Нам необходимо переосмыслить систему помощи бедным — ориентироваться не на абстрактные модели, а учитывать то, как ведут себя люди в реальности

Западные страны направляют на гуманитарную помощь развивающимся странам больше 130 миллиардов долларов в год, но в действительности мы не можем сказать, эффективна ли эта помощь.

Только в последнее время стал активно использоваться метод рандомизированного контролируемого исследования. Придерживающиеся его исследователи исходят не просто из каких-то абстрактных моделей о том, как должны вести себя люди, а точно узнают, как ведут себя люди на практике. Один из пионеров этого метода — Эстер Дюфло, профессор из Массачусетского технологического института. Ее исследования позволили сделать ряд парадоксальных выводов в отношении того, как должна быть организована помощь развитию.

Так, было доказано, что раздача бесплатных учебников и бесплатных книг, которую рекомендовал Всемирный банк, не улучшает успеваемость африканских школьников, а что действительно улучшает успеваемость и здоровье — это бесплатные школьные обеды и дегельминтизация детей.

Рандомизированные исследования развеяли и другой миф. Ранее считалось, что нельзя просто раздавать противомоскитные сетки, которые защищают от насекомых, разносящих малярию, так как люди не будут использовать их по назначению, и поэтому их нужно продавать. Но рандомизированное исследование, проведенное в Кении, показало, что практически все те, кто получал сетки бесплатно, использовали их по назначению, а через год они покупали сетки вдвое чаще тех, кто ранее покупал эти сетки, а не получал их бесплатно. Так было разрушено стойкое убеждение в том, что люди не согласятся платить за то, что они ранее получали бесплатно.

Еще один миф, разрушенный с помощью рандомистов, — об эффективности микрокредитования как вида помощи развитию. Исследования показали, что просто раздавать деньги гораздо эффективнее и что это один из лучших способов борьбы с бедностью.

Идея № 10. Открытие границ сделает мир намного богаче

Несмотря на эффективность рандомизированных контролируемых исследований, самые действенные меры против бедности не становятся их объектами. Так, бедные страны теряют из-за недополученных налогов в несколько раз больше оказываемой странами Запада помощи — для беднейших стран гораздо полезнее была бы борьба с выводом средств в офшоры. Но есть еще более действенное средство — открытие границ. По самым приблизительным расчетам, этот шаг сделает мир вдвое богаче и значительно повысит доход самых бедных людей планеты.

Автор признает, что сейчас эта мера кажется безумной. Мы считаем, что закрытые границы — это обязательное условие существования нашего мира, но еще недавно их не было. Так, до Первой мировой войны границы были формальными, люди свободно перемещались между странами, а паспорта были редкостью. Но во время Первой мировой войны страны закрыли границы, чтобы обезопасить себя от шпионов. С тех пор контроль только усиливался. Удивительно то, что мы считаем наше время эпохой свободного перемещения и глобализации, но в реальности лишь 3% мирового населения живет за пределами своей родной страны. По мнению автора, границы сейчас — самый большой фактор дискриминации. Мы не пускаем к себе людей, которых с большой долей вероятности ждет смерть в своей родной стране. Так, для сомалийского младенца вероятность умереть до пятилетия составляет 20%, что гораздо выше уровня смертности американских солдат в зонах боевых действий. По сути, запрещая въезд в развитую страну матери с ребенком из Сомали, мы отправляем его, по выражению автора, обратно «на фронт детской смертности».

Если опустить неприглядную моральную сторону закрытых границ, то есть и другие существенные доводы. Открытие границ значительно нас обогатит. Автор приводит данные, согласно которым уничтожение ограничений на капитал высвободит 65 миллиардов долларов, в то время как открытие границ — 65 триллионов долларов.

Закрытые границы — мощнейший фактор дискриминации, а люди зарабатывают меньше, только потому, что им не посчастливилось родиться в нужной стране.

Самые богатые 8% населения получают половину мировой прибыли, богатейший 1% распоряжается более, чем половиной мирового богатства, беднейший миллиард потребляет 1% от общего потребления, богатейший — более 70%. Собственность всего восьми человек — самых богатых людей планеты — равноценна собственности беднейшей половины человечества (!). Американец среднего класса относится к 4% богатейших людей планеты. Мы в основном возмущаемся неравенством внутри нашей страны, но масштабы несправедливости за пределами границ просто огромны — автор называет это «апартеидом глобального масштаба».

Естественно, что бедные люди будут стремиться попасть в развитые страны. Но обычно иммигранты не вызывают радости у местных жителей. Автор считает, что на самом деле все страхи перед иммигрантами сильно преувеличены.

Один из самых распространенных — что иммигранты — террористы. Теракты всегда попадают на первые полосы СМИ, тем не менее вероятность умереть от них очень низка. А исследование миграционных потоков между 145 странами, проведенное Университетом Уорвика, показывает, что иммиграция на самом деле связана со снижением числа террористических актов и активности экстремистов. То же самое с уровнем преступности. Исследования показывают отсутствие связи этнической принадлежности и преступности — зачастую на долю беженцев приходится меньше преступлений, чем на долю местных.

Некоторые беспокоятся о том, что иммигранты подорвут сплоченность общества. Так, в 2000 году исследование социолога Роберта Патнэма, ставшее затем сенсацией, показало что этническое разнообразие ослабляет единство и доверие между членами общества. Однако результаты этого исследования были опровергнуты исследователями Марией Абаскал из Принстонского университета и Делией Балдассарри из Университета Нью-Йорка. Оказалось, что вовсе не разнообразие этнических групп ведет к разобщенности, а бедность, безработица и дискриминация.

Не стоит также беспокоиться о том, что иммигранты отберут рабочие места местных и что у местных снизятся зарплаты. Напротив, они их создадут — рост рабочей силы увеличивает рост потребления и спроса и, соответственно, рабочих мест. Исследование Центра изучения иммиграции показало, что миграция не оказывает негативного влияния на заработки местного населения, а другое исследование показало, что благодаря иммигрантам заработки местного населения даже увеличиваются.

Другой стереотип — мигранты ленивы и не хотят работать. Но, как показывают исследования, иммигранты прибегают к социальной помощи даже реже, чем местные жители.

Также автор отмечает, что усиленный контроль над миграционными потоками может иметь эффект, обратный ожидаемому. Так, в 1960 мексиканцы свободно пересекали границу с США и назад возвращались 85%. Сегодня граница под контролем, за ней следят военные, десятки тысяч работников, но домой возвращается лишь 7% нелегальных мексиканских иммигрантов. Политика, направленная на запрет мигрантам пересекать границу, не прекращает их стремление к лучшей жизни, а лишь делает их попытки все более опасными, заставляя отдавать деньги нелегальным перевозчикам.

Безусловно, мы не можем сразу отменить все границы и разрешить всем беспрепятственно передвигаться между странами. Скорее открытые границы — это что-то вроде политического идеала. Тем не менее и сейчас, по мнению автора, мы не должны не пускать людей. Мы можем создавать определенные ограничения — например, ввести обязательный экзамен на знание языка, не разрешать жить на пособие, давать гражданство только в том случает, если будет уплачена определенная сумма налогов — все это гораздо лучше, чем вообще запрещать въезд. Нам стоит помнить, что миграция — мощнейший двигатель прогресса и лучший способ прекратить неравенство. Парадокс в том, что мы говорим о свободе и открытости современного мира, но в реальности в нем еще никогда не было столько барьеров.

Идея № 11. Человеку сложно расстаться со своими убеждениями, но это возможно

Понравились идеи спринта? Читайте также Как Адам Смит изменит вашу жизнь к лучшему — ключевые идеи бестселлера «How Adam Smith Can Change Your Life» Расса Робертса. (Впервые на русском!)

Социологи давно описали явление — упорное нежелание отказываться от собственных убеждений даже тогда, когда все факты и логические доводы против них. Знаменитый американский психолог Леон Фестингер внедрился в секту, члены которой верили в скорый конец света. Но когда в предсказанную дату конца света не произошло, они вовсе не отреклись от своих убеждений, а стали еще более рьяно оправдывать их. Фестингер прославился как создатель теории когнитивного диссонанса — если действительность доказывает, что наши взгляды не верны, мы скорее поставим под сомнение действительность, чем наши взгляды, более того, наша убежденность только окрепнет. Здесь речь идет не о практических вопросах, а о политических, идеологических или религиозных убеждениях — обо всем том, что мы считаем частью себя. Причем такая убежденность — не удел малограмотных людей. Напротив, исследования показывают, что интеллектуалы даже более ригидны в своих убеждениях, так как научились искусно находить доводы, подкрепляющие их точку зрения.

Тем не менее это не означает, что люди не способны менять свои убеждения. Раньше рабство считалось необходимостью, но сейчас мы считаем его дикостью. Интересно, что процесс изменения убеждений обычно не длительный и постепенный, а резкий и скачкообразный. Мы меняем свои убеждения, когда очень резко и близко сталкиваемся с неприятными фактами.

Другая наша особенность — конформность. Мы подстраиваемся под окружающих людей, заимствуем их убеждения. Это показали эксперименты психолога Соломона Аша, во время которых участникам показывали разные линии и спрашивали, какая из них самая длинная. Испытуемые соглашались с подсадными участниками, которые единогласно давали очевидно неверный ответ. Но когда в другой модификации эксперимента хотя бы один человек в группе давал правильный ответ, большинство испытуемых тоже давало правильный ответ. Таким образом, даже мнение одного человека, который не соглашается с общепринятой точкой зрения, может иметь значение. Идеи, которые раньше казались немыслимыми, становятся общепринятыми — отмена рабства, эмансипация, всеобщее благоденствие. Еще несколько лет назад всеобщий базовый доход был абсолютно радикальной идеей, но сейчас все больше людей сходятся в его необходимости.

Автор намечает тенденции нужных изменений — обязательное сдерживание и реформы финансового сектора, уничтожение офшоров. Нужна меритократия — необходимо платить в соответствии со вкладом в общественное благосостояние, необходимо поощрять талантливую молодежь идти в науку и решать реальные проблемы человечества, а не в инвестиционные банки или в огромные интернет-корпорации, суть которых — продажа рекламы.

Социальную политику нужно сделать эффективной — необходимо понять, что мы сэкономим огромные суммы денег, просто обеспечив бездомных и малоимущих деньгами. Необходимо сдерживать государственный патернализм — отказаться от бесполезных курсов для безработных, от унизительных бюрократических процедур. Необходимо изменить и мировоззрение — перестать гордиться перегруженностью и бессмысленной работой. За счет всеобщего базового дохода у людей появится возможность заниматься чем-то действительно значимым. Люди не погрузятся в праздность, напротив, — они перестанут работать на бессмысленных работах, избавятся от постоянного стресса, который раньше пытались заглушить вредными привычками и просмотром телевизора, и станут уделять время тому, что для них по-настоящему важно — семье, отношениям с другими людьми, здоровью, творчеству, заботе об окружающей среде.