Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки

Краткое содержание

Насилие

К насилию все относятся неод­но­знач­но. Многие уверены, что насилие по отношению к тем, кто заслуживает наказания, справедливо. Мотивы насилия пронизывают нашу культуру – взять хотя бы военные метафоры, которые ис­поль­зу­ют­ся на каждом шагу: мы “скрещиваем шпаги” и “призываем к оружию”. Вместе с тем если сила применяется вопреки этическим нормам, большинство людей это осуждают. Чтобы понять природу насилия, придется не раз пересекать границы научных дисциплин, но начать необходимо с че­ло­ве­че­ско­го мозга.

“Мак­ро­ор­га­ни­за­ция мозга”

Строение мозга можно условно представить в виде трех слоев. Слой 1 – наиболее древняя часть мозга, появившаяся уже у рептилий. Слой 2, лимбическая система, существует у всех мле­ко­пи­та­ю­щих. Слой 3 – кора головного мозга, возникшая позже остальных отделов; она есть только у приматов. Все уровни об­ме­ни­ва­ют­ся информацией. Слой 1 управляет ав­то­ма­ти­че­ски­ми функциями. Лимбическая система, отвечающая за эмоции, кон­так­ти­ру­ет и со слоем 1, и с корой, которая отвечает за ана­ли­ти­че­ское мышление и функции управления. Для понимания поведения также важно знать, как функ­ци­о­ни­ру­ет область мозга под названием “мин­да­ле­вид­ное тело”. Миндалина отвечает за чувства страха и тревоги, реакцию на сигналы о боли и отвращении, она стимулирует нервное возбуждение и дви­га­тель­ную активность.

“Эта книга о том, как люди причиняют друг другу зло. Но од­но­вре­мен­но в ней рас­ска­зы­ва­ет­ся и о прямо про­ти­во­по­лож­ном: как люди умеют себя вести по-доброму”.

В мозге происходит постоянное вза­и­мо­дей­ствие эмоций и мыслей. Кора не в силах “наложить вето” на спонтанные эмо­ци­о­наль­ные реакции, поэтому мы часто действуем под влиянием импульсов. Сигналы, внешние и внутренние, поступают в мозг непрерывным потоком. Люди получают множество сигналов друг от друга, в особенности важны лицо и глаза. За доли секунды, к примеру, мы определяем расовую при­над­леж­ность человека. Мозг постоянно получает внутренние сигналы о состоянии тела: что болит, где тепло или холодно. Что касается вербальной информации, то для нас имеет значение, как она фор­му­ли­ру­ет­ся: иногда достаточно просто назвать какое-либо действие другим словом, чтобы люди повели себя иначе.

“Бес­смыс­лен­но выделять в поведении аспекты «био­ло­ги­че­ские» в противовес, скажем, «пси­хо­ло­ги­че­ским» или «культурным». Они теснейшим образом переплетены и вза­и­мо­свя­за­ны”.

Химические процессы

На наше поведение влияют гормоны и ней­ро­ме­ди­а­то­ры. Когда мы делаем что-то приятное, в теле выделяется дофамин. Если мы получаем награду в два раза больше, чем ожидалось, то возрастает и порция дофамина. Стоит привыкнуть к чему-то приятному, уровень дофамина снижается. Действия, награду за которые нельзя про­гно­зи­ро­вать, – например азартные игры – вызывают более мощный выброс дофамина, чем действия с пред­ска­зу­е­мой наградой. Уровень дофамина резко под­ска­ки­ва­ет, если удается успешно завершить ка­кое-ни­будь рискованное дело. Тестостерон повышает им­пуль­сив­ность и склонность к риску. Такие гормоны, как окситоцин, делают нас более “про­со­ци­аль­ны­ми”, но только по отношению к “своим”.

“Жестокость не желает помещаться ни в какие списки. И сложность с ней в том, что иногда она – явное зло, а иногда мы ничего против нее не имеем”.

Перед тем как предпринять ка­кой-ни­будь важный шаг, мы испытываем стресс, из-за чего часто принимаем неверные решения. Однако нужно различать крат­ко­вре­мен­ный и хронический стресс. Крат­ко­вре­мен­ный стресс побуждает нас к действию и даже может доставлять удо­воль­ствие. Хронический стресс запускает постоянные процессы в миндалине; так, информация о воз­бу­ди­те­лях страха переводится в дол­го­вре­мен­ную память, и от страха уже трудно избавиться. Поддаваясь действию таких циклов по­ло­жи­тель­ной обратной связи, усиливающих реакцию на стимул, мы становимся более уязвимыми для стресса. Затяжной стресс ослабляет способность к трезвой оценке, в особенности новой информации, и снижает социальную активность. Пред­рас­по­ло­жен­ные к агрессии могут стать в состоянии стресса агрессивнее.

“Гормоны… не порождают по­ве­ден­че­ско­го акта. Вместо этого они делают нас более вос­при­им­чи­вы­ми к социальным стимулам в эмо­ци­о­наль­но значимых ситуациях, усиливают по­ве­ден­че­ские тенденции и пред­рас­по­ло­жен­но­сти”.

Дети и подростки

По мере взросления детей их чувства, мысли и действия становятся все более сложными. На “сен­со­мо­тор­ной стадии”, которую дети проходят примерно за первые два года, их внимание кон­цен­три­ру­ет­ся на том, что они могут непо­сред­ствен­но вос­при­ни­мать. В возрасте трех-че­ты­рех лет поворотным моментом становится осознание того, что у окружающих другие мысли и чувства. После семи лет у детей вы­ра­ба­ты­ва­ет­ся логическое мышление. По мере взросления развивается чувство спра­вед­ли­во­сти, а вместе с ним и способность понимать, как можно и как нельзя поступать. У нрав­ствен­ных норм тоже есть свои стадии фор­ми­ро­ва­ния: сначала ребенок исходит из того, что ему “за это будет”, затем начинает подчиняться правилам, а позднее прибегает к иным, более сложным рас­суж­де­ни­ям. Лобная кора созревает намного позже остальных областей мозга. В под­рост­ко­вый период работа мозга, в частности памяти, становится более эффективной. Подростки склонны к рискованным поступкам и сильнее, чем взрослые, испытывают потребность при­над­ле­жать к какой-либо социальной группе.

“Самым важным для понимания связи генетики и культуры является отложенное созревание лобной коры: ге­не­ти­че­ская программа позволяет эволюционно молодой лобной коре… дать возможность окружающей среде и культурным нормам выполнить роль скульптора”.

Семейные, культурные и био­ло­ги­че­ские факторы

То, в каких условиях ребенок растет, формирует модель поведения во взрослой жизни. В детстве начинают усваиваться ценности культуры, к которой он принадлежит. Ключевую роль в фор­ми­ро­ва­нии поведения человека играет его мать. От нее ребенок получает как необходимую физическую заботу, так и эмо­ци­о­наль­ную поддержку, важную для правильного развития и функ­ци­о­ни­ро­ва­ния в обществе. “Небла­го­при­ят­ные условия детства” – причина ан­ти­со­ци­аль­но­го поведения взрослых. Сильный и постоянный стресс, вызванный насилием в семье, меняет ход развития ребенка. Если дети испытывают голод, унижение, равнодушие родителей, под­вер­га­ют­ся насилию или становятся его свидетелями, то это воз­дей­ству­ет как на развитие их мозга, так и на способность чувствовать при­вя­зан­ность. На ребенка влияет не только стиль воспитания родителей, но и вза­и­мо­дей­ствие со сверст­ни­ка­ми, прививающее “социальную компетенцию”, в том числе в процессе игры.

“Биология сильной любви и сильной ненависти… во многих отношениях похожа”.

Приемы воспитания и особенности игр зависят от культуры. Различают два основных типа культур – кол­лек­ти­вист­ский и ин­ди­ви­ду­а­ли­сти­че­ский. В ин­ди­ви­ду­а­ли­сти­че­ской культуре люди стремятся выделиться, их иден­тич­ность основана на личных достижениях. В кол­лек­ти­вист­ской культуре важнее социальные связи и понимание точки зрения других людей. Эти ориентиры и определяют культурные ценности. Склонность к кол­лек­ти­виз­му или ин­ди­ви­ду­а­лиз­му имеет свои корни в географии и способе про­из­вод­ства пищи: так, если выращивание риса требует зна­чи­тель­ных кол­лек­тив­ных усилий, то разведение овец или коз пред­по­ла­га­ет ин­ди­ви­ду­аль­ную от­вет­ствен­ность. Для кочевых народов, за­ни­ма­ю­щих­ся ско­то­вод­ством, характерны в сравнении с другими формами общества более высокая мобильность, способность к са­мо­ор­га­ни­за­ции группы, “культ чести”, кровная месть и ав­то­ри­тар­ный стиль воспитания. Отголоски этих традиций можно найти у их потомков, ведущих другой образ жизни.

“С био­ло­ги­че­ской точки зрения самое интересное – как мозг формирует культуру, которая формирует мозг, который формирует… Поэтому мы называем этот процесс ко эволюцией”.

Культуры также различаются по характеру рас­пре­де­ле­ния ресурсов. Охот­ни­ки-со­би­ра­те­ли, как древние, так и современные, более склонны к эга­ли­та­риз­му, отчасти потому, что у них практически нет соб­ствен­но­сти. С развитием сельского хозяйства возникло расслоение общества: отдельные люди накапливали больше имущества и передавали свое богатство детям, усугубляя таким образом неравенство. Взаимное доверие более свойственно пред­ста­ви­те­лям эгалитарных культур, обладающих более мощным социальным капиталом, а люди, выросшие в атмосфере неравенства, в целом относятся друг к другу хуже. Социальное расслоение приводит к насилию, причины которого в дефиците доверия и чувстве неспра­вед­ли­во­сти.

“Нельзя говорить, что поведение есть результат действия опре­де­лен­но­го гена, опре­де­лен­но­го гормона или опре­де­лен­ной детской травмы, потому что одно объяснение ав­то­ма­ти­че­ски указывает и на все остальные”.

Поведение людей зависит и от плотности населения. Городская жизнь изменяет людей на био­ло­ги­че­ском уровне, и важнее всего, что эти изменения затрагивают мозг. Миндалина у горожанина сильнее реагирует на стресс, чем у сельского жителя. Жители городов больше расположены к новшествам. Горожане постоянно стал­ки­ва­ют­ся с незна­ком­ца­ми, с которыми их не связывают кровные узы: в процессе развития цивилизации сложились нормы, ре­гу­ли­ру­ю­щие вза­и­мо­дей­ствие между незнакомыми людьми. К вспышкам насилия приводит не столько плотность населения, сколько его раз­но­об­ра­зие и характер тер­ри­то­ри­аль­но­го рас­пре­де­ле­ния различных групп. Четкие границы между автономными группами снижают уровень насилия. В обстановке кризиса люди объ­еди­ня­ют­ся, но длительные испытания, такие как голод, нищета или эко­ло­ги­че­ские катастрофы, ослабляют спло­чен­ность общества. На вза­и­мо­дей­ствие влияют и такие факторы, как климат: к примеру, четко сменяющие друг друга времена года создают условия для совместного дол­го­вре­мен­но­го пла­ни­ро­ва­ния в сельском хозяйстве.

“Мы ненавидим непра­виль­ный вариант агрессии, а в правильном контексте мы любим ее”.

Ученые пытаются установить, есть ли у черт характера и моделей поведения ге­не­ти­че­ские корни. Некоторые увязывают поведение с генами, другие, наоборот, считают, что такой подход лженаучен и порождает предубеж­де­ния. На самом деле степень влияния генов зависит от внешних факторов. Специфика окружающей среды может привести к тому, что тот или иной ген будет либо всегда “включен”, либо всегда “выключен”. Есть черты характера и поведения, на которые генетика влияет заметнее, чем на другие. Эволюция, формирующая физические и по­ве­ден­че­ские черты, нацелена на выживание особи, а не группы. В процессе “полового отбора” эволюция отбирает признаки, при­вле­ка­ю­щие про­ти­во­по­лож­ный пол, а в процессе “есте­ствен­но­го отбора” – признаки, уве­ли­чи­ва­ю­щие способность организма к выживанию. Каждая особь стремится достичь мак­си­маль­ной ре­про­дук­тив­но­сти и в своих действиях отдает пред­по­чте­ние род­ствен­ни­кам, которых она способна рас­по­зна­вать (мыши, например, узнают родичей по запаху, а птицы – по голосу). Между тем пред­ста­ви­те­лям многих видов свойственно со­труд­ни­чать и с особями, при­над­ле­жа­щи­ми к другим семейным кланам. В группе им легче обеспечить личную без­опас­ность – как, например, рыбам, сбивающимся в косяки.

“Ни тестостерон, ни алкоголь, ни средства массовой информации не усиливают агрессию. Они лишь повышают вос­при­им­чи­вость агрессивных людей к связанным с ней социальным триггерам”.

Стратегии со­труд­ни­че­ства

Начиная с 1940-х годов ученые, за­ни­ма­ю­щи­е­ся теорией игр, пытаются найти оптимальные стратегии со­труд­ни­че­ства индивидуума с незна­ком­ца­ми. Участникам экс­пе­ри­мен­тов пред­ла­га­ет­ся испробовать различные стратегии в разных сценариях, таких как клас­си­че­ская “дилемма за­клю­чен­но­го”. Общим для всех игр является то, что ни один из участников ничего не знает о других. Оптимальную вза­и­мо­вы­год­ную стратегию под названием “око за око” предложил математик Анатоль Рапопорт. Суть ее сводится к тому, что в первом раунде игры нужно со­труд­ни­чать, а потом повторять – то, что сделал противник. При такой стратегии в сравнении, скажем, со стратегиями экс­плу­а­та­ции или отсутствия со­труд­ни­че­ства, по­тен­ци­аль­ные потери минимальны. Впрочем, такая стратегия не работает, если, как это происходит в реальном мире, происходит сбой в передаче информации; сигналы, подаваемые другой стороной, неверно ин­тер­пре­ти­ру­ют­ся. Чтобы в большой группе завязалось со­труд­ни­че­ство, хотя бы два ее члена должны этого хотеть и у них должен быть условный знак, позволяющий распознать друг друга. Тогда есть надежда на рас­про­стра­не­ние “ре­ци­прок­но­го альтруизма”.

“Мы строим культуры на умо­зри­тель­ных концептах о смысле жизни и способны передавать эти верования через поколения, даже если они разделены ты­ся­че­ле­ти­я­ми”.

Социальные вза­и­мо­от­но­ше­ния

Люди делят окружающих на своих и чужих; своих хвалят, а чужих порочат. Когда в ком-то видят своего, ему охотнее доверяют, с ним со­труд­ни­ча­ют и делятся информацией. Своему скорее, чем чужому, помогут в беде, своего легче простить, если он нам напакостил. Мы убеждены, что нанося ущерб чужим, мы помогаем своей группе. Чужие пред­став­ля­ют­ся еди­но­об­раз­ной группой, инородной и несущей нам угрозу. Бывает, что кто-то из чужих вызывает симпатию, но это вос­при­ни­ма­ет­ся скорее как исключение, чем как повод пе­ре­смот­реть отношение ко всей группе. Люди стремятся и убеждениями, и поступками со­от­вет­ство­вать своей группе. Когда большинство с ними не согласно, это вызывает у них тревогу, и чтобы вписаться в группу, они готовы изменить свое поведение, пе­ре­смот­реть свои убеждения и ин­тер­пре­та­цию событий.

“Чтобы кого-то ударить, много ума не нужно. Но нужен сложный, вос­при­им­чи­вый мозг, чтобы выучить со­от­вет­ству­ю­щие данной культуре ситуации, в которых этот удар считался бы приемлемым действием”.

Социальная иерархия, “уста­нав­ли­ва­ю­щая неравный доступ к огра­ни­чен­ным ресурсам”, выгодна ин­ди­ви­ду­у­мам, а не группам. Социальное неравенство улав­ли­ва­ет­ся мозгом уже с малых лет. Иерархия напрямую влияет на поведение детей: чем больше иму­ще­ствен­ное расслоение, тем более частотны случаи травли в группах детей.

“Как мы видим, люди способны убить или броситься под пули из-за картинок, знамени, одежды или песни. И это требует объяснения”.

Нрав­ствен­ные принципы

Осмысливаем ли мы, что правильно, а что нет, – или только чувствуем это? В целом мы, конечно, размышляем над нрав­ствен­ным выбором, но вывод о до­пу­сти­мо­сти действия часто делаем спонтанно и объяснить его не можем. Ученые отмечают наличие фун­да­мен­таль­ных нрав­ствен­ных принципов – таких как спра­вед­ли­вость и сочувствие – у животных и детей, хотя ни те ни другие не способны к сложным рас­суж­де­ни­ям. У взрослых людей принципы и суждения могут различаться в зависимости от культуры, ситуации и того, чье поведение оценивается (к своим мы относимся более терпимо, чем к чужим). Нрав­ствен­ные принципы неотделимы от эмпатии и сострадания: желание помочь кому-то вызвано тем, что мы чувствуем его боль. Выделяют несколько уровней со­пе­ре­жи­ва­ния. Самый простой – это “заражение сен­со­мо­тор­ным состоянием”, когда мы, например, видим канатоходца и вытягиваем руки, чтобы поддержать равновесие. У эмпатии есть эмо­ци­о­наль­ный аспект (мы чувствуем, как другие) и когнитивный аспект (мы вос­при­ни­ма­ем мир, как другие). Боль людей, которые нам приятны или которых мы вос­при­ни­ма­ем как своих, мы чувствуем острее. Нрав­ствен­ные принципы под­ра­зу­ме­ва­ют не только сочувствие – они побуждают перейти от чувств к действиям.

Кон­цеп­ту­аль­ные модели

Мы наделены богатым и сложным ме­та­фо­ри­че­ским мышлением, но мозг смешивает буквальный и переносный смыслы. Назовите кого-то от­вра­ти­тель­ным – и сразу ак­ти­ви­ру­ет­ся область мозга, отвечающая за физическое отвращение. Чье-то резюме, при­креп­лен­ное к массивной папке, обретает больше “весомости” и ме­та­фо­ри­че­ски.

Религия – это “мощнейший катализатор лучшего и худшего нашего поведения”. Религия помогает людям в трудных ситуациях, но вместе с тем она раскалывает че­ло­ве­че­ство на своих и чужих. На протяжении истории все религии приводили к насилию и огромным жертвам. Религия делает людей враждебнее к пред­ста­ви­те­лям других групп, но столк­но­ве­ние между этими группами не столь драматично, если между ними большая дистанция и если у них общие предпосылки к примирению. Если столк­но­ве­ние противников происходит в таких условиях, когда они могут вза­и­мо­дей­ство­вать позитивно, им удается поладить в короткие сроки.

Стремиться к миру само по себе рационально, но люди поступают ир­ра­ци­о­наль­но и воюют. Вместе с тем они испытывают отвращение к убийству себе подобных. Примеры из зоологии и истории показывают, что целые большие группы меняют поведение под воз­дей­стви­ем об­сто­я­тельств, а иногда – под влиянием сильной личности.

Об авторе

Роберт Сапольски – профессор Стэн­форд­ско­го уни­вер­си­те­та, лауреат стипендии Макартура, автор книг “Психология стресса”, “Кто мы такие? Гены, наше тело, общество” и “Записки примата: необычайная жизнь ученого среди павианов”.