Одесское ля-ля-фа
Не секрет, что Рим стоит на семи холмах. А вот Одессе не повезло — нет у неё холмов. Но Одесса выход всё же нашла — Одесса стоит на семи нотах. Поэтому в Одессе порой можно слышать такие диалоги:
— Скажите, вы понимаете на ноты?
Вы не чувствуете разницы? А раньше в Одессе чувствовали. Потому что Одесса всегда любила музыку специфически, а театр своеобразно. Почему мы об этом заговорили? Потому что повод обязал — Международный день музыки.
Бережливый кордебалет
Надо было быть французом и пра-правнуком великого кардинала Ришелье, чтобы в городе, где не было ещё мостовых, водопровода и уличных фонарей сказать: «Для нравственного развития города ему нужнее театр» (Дюк де Ришелье). И начать театр строить. Ведь на первых порах приезжавшие в город оперно-балетные труппы вынуждены были выступать в казармах. Вы, конечно, удивитесь: как в казарме могли играться театральные спектакли? Ответит вам одесский мемуарист начала XIX века: «Скажем два слова о наших декорациях. Задняя стена залы принадлежала казарменной кухне, но вследствие сырости стена эта так заплесневела, что на ней образовались большие зелёные пятна, которые вечером походили на прекрасный сад (в нашей редакции даже есть сведения, что в том саду водились животные, вывести которых никакими ядохимикатами не удавалось)». Естественно, что приглашённые в казармы актрисы приглашали унтеров и офицеров исполнять мужские роли в спектакле и уж попутно исполнять мужской долг после спектакля. Женский кордебалет был в восторге от выучки русских солдат. А чтобы все видели, как дорого жрицам искусства большое искусство, то есть их костюмы, сразу после выступления они их бережно снимали, оголяя свой талант прямо в казарме перед защитниками отечества. Это не на шутку встревожило императора Александра І, так как ему донесли, что каждую ночь непозволительно оголяются южные оборонительные рубежи империи. Он незамедлительно обратился с воззванием к одесситам: «Граждане! Отечество в опасности! Положение донельзя критическое! Пора строить театр и забирать из казарм актрис!». Подобно тому как сегодня люди едут в Италию на заработки, так в начале ХІХ века наблюдался обратный процесс: итальянцы ехали на заработки в Россию. Чтобы приезжим было где на первых порах остановиться, в Одессе построили большое красивое здание с колоннами и портиком, точь-в-точь римский храм. А поскольку храм был построен как обычно без дозволения властей да ещё на Театральной площади, чтобы не вступать в конфликт со строительным комитетом, его решили считать храмом искусств, то есть театром. Поэтому заселившим его итальянцам пришлось для видимости запеть. Получилось очень красиво. Ничего уже менять не стали, даже украшать. Так украшением Одессы стала итальянская опера.
Харизматические тенора
Это о помещении. Но грех не вспомнить и об исполнителях. Сохранились волнующие строки поэта Дона Аминадо, жившего в Одессе:
Почему не щеголять, если было чем взволновать почитателей? К примеру, у некой мадам Левкоевой был такой огромный талант, что скрыть его не удавалось самым искусным портным, даже тем, которые шили чехлы для роялей. Мужчины-певцы были в Одессе в ещё большей чести. Одесситки сразу отметили, что итальянские тенора имели весьма и весьма большую харизму, причём, харизму не только не скрывал, а даже подчёркивал, обтягивающий бёдра театральный костюм. Театральные капельдинеры не успевали раздавать зрительницам бинокли, а со временем и телескопы, чтобы те могли получить полное удовлетворение от спектакля. Как следует из воспоминаний всё того же Дона Аминадо, «любовь к итальянской опере считалась одной из самых прочных и укоренившихся традиций в этом легкомысленном городе». Какие имена взывали с афиш, требуя прийти в театр полюбоваться и заслушаться: Джиральдони, Тито Руффо, Ансельми, Сантарелли! Особо хочется выделить Марио Самарко, неоднократно получавшего в Одессе угрожающие письма. Угрозы, правда, были по-одесски интеллигентны, ибо содержали слова, взятые из знаменитой речи Цицерона: «Доколе, Катилина, будешь ты злоупотреблять терпением нашим и похищать девушек наших?!». Хотя называть «похищенных» девушками было явным преувеличением. бороться с Самарко было бессмысленно. Этот негодник напечатал и пустил по Одессе свои открытки, на которых он был запечатлён в окружении своих троих детей. Знаменательно, что одесситки воспринимали эту идиллическую открытку не как символ семейственности Самарко, а как рекламный буклет с образцами продукции, которую гарантировала фирма «Самарко и харизма». Была, правда, причина, по которой в городе с опаской относились к итальянской опере. Кое-кто считал, что итальянские певцы употребляют слишком много спиртного — город тратил до 60 тыс. рублей на поддержание итальянской труппы (и это только в вертикальном положении). Однажды дирекция оперы попыталась отказаться от услуг итальянцев, и на оперных подмостках заблистали отечественные самородки. Вот тут-то у многих и открылись глаза: мастерам итальянского бельканто столько было не выпить. уж, в Одессе всегда было много музыки. В «Пассаже» в музыкальном магазине торгового дома «Полякин и сыновья» можно было побренчать и даже приобрести рояли «Блютнер», «Лапп Рих» или «Юлиан Фейлих». Но особо популярным было, как тогда называлось, «Депо фортепиан вдовы Адольфа К. Шена». Там постоянно толпились покупательницы, которых привлекали не сами инструменты, а их чудесные возможности. Мадам Шен не скрывала, что всего полгода брала уроки игры на фортепиано, и без проблем стала вдовой, причём, судя по мажорным нотам её биографии и опереточным аккордам её инструментов, вдовой весёлой.
Одиозные гастролёры
Из истории известно, что в Одессу неоднократно приезжали гастролёры, скажем, знаменитый бас Ф.И. Шаляпин. Но мало кто знает, что он приезжал не только попеть, но и послушать хорошую музыку, скажем, тогдашний одесский хит «Пупсик». Так вот, «Пупсика» мы здесь вспомнили не случайно. Такая популярность, какая выпала «Пупсику» в начале ХХ века, не может присниться никому, даже сегодня пупсику Боре Моисееву. Просто процитируем Валентина Катаева, вспоминавшего старую Одессу: «Пупсик» насвистывали студенты и гимназисты, фланируя под шатрами одуряюще-цветущей белой акации; звуки «Пупсика» с криком вырывались из граммофонных труб; «Пупсика» играли в фойе иллюзионов механические пианолы с как бы сами собой бегущими клавишами». 1851 году В Одессу приезжал виртуоз смычка А. Контский, ученик знаменитого Николы Паганини. Видимо, он был любимым учеником маэстро, потому что несравненный Паганини именно Контскому открыл, как добиться того, чтобы во время исполнения на скрипке лопалась хотя бы одна струна (у Паганини лопались все струны, что давало ему повод пораньше заканчивать концерт и идти домой). О струне, конечно же, сообщили афиши, поэтому в день концерта Контского театр был заполнен одесскими почитателями лопнувшей струны. Но сколько виртуоз ни пилил скрипку, струна так и не лопнула. Поэтому лопнуло терпение почитателей, и они бросились в дирекцию, чтобы хотя бы получить удовольствие, вернув деньги за билет. Дирекция вынуждена была деньги вернуть, отнеся сумму на счёт Н. Паганини по статье «недостаток обучения».
Но с особым почтением одесситы относились к музыке местных одесских композиторов. Так в памяти зрителей надолго осталась оратория некоего П. Сокальского «Пир у Петра Великого», написанная (и это композитор особо подчёркивал) под впечатлением обычного обеда у его будущей тёщи мадам Шамес. Это была аппетитная, легко усвояемая оратория с пьянящим перезвоном бокалов. Правда, некую трагедийность в ней создавали скрипки, которые буквально с первых тактов рыдали, как бы подчёркивая, как много потеряли они и искусство, не попробовав цимес мадам Шамес.
Ну что ж, надеемся, мы не обманули тебя, читатель, и ты солидарен с нами, что Одесса — удивительно музыкальный город. По крайней мере, умевший своей специфической музыкальностью удивлять. Он и не мог быть другим. Под звуки фанфар Дерибаса был основан, в ритмах джаза Утёсова строился и под перезвон курантов Думы живёт. Так стоит ли удивляться, что в музыкальном городе живут припеваючи. А кто это ещё не оценил, пусть не отчаивается — мы ему на мобильный сбросим какую-нибудь мелодию, потому что мы не жадные, мы, как и все одесситы, не в меру великодушные и безмерно музыкальные.