МОЙ ДЕНЬ В ЛЕНИНГРАДЕ
Значит, Ленинград, холостая жизнь — я долго был холостяком, Райкин, эти все скитания… Ну, с Райкиным это не скитания, это праздничные поездки, но все равно, знаете ли… Ну, я получил квартиру от него, однокомнатную, в Ульянке. Ульянка — это пустырь, далеко, часа полтора на такси. Да-да-да, причем это при слабом движении, в те годы. Значит, вот, приезжаешь туда — пустырь, особенно белые ночи, я стою на пустыре, окруженный девятиэтажными домами, огромный пустырь, в одном из домов моя квартира. Вот стою я на пустыре, любуюсь — это небо розовое, белые ночи, красота! Никого, ночь, стою, просто мне приятно. Никого, и вдруг мне кто-то стучит в спину: «Разрешите пройти?». Я отодвигаюсь, там человек, очень интеллигентный. Но в драбадан. Он не может свернуть...
МОЙ ДЕНЬ
Холостой. Ленинград. Все делал вкусно. У меня же жизнь — в трех томах: Одесса, Ленинград и Москва. Я думаю, самый нежный, самый толковый, самый учебный, самый возвышающий для меня период — это питерский. Потом я уже расходовал то, что я накопил. То, что накопил в Одессе, на родной земле возле моря, где я еще продолжаю бывать, то, что я накопил в Ленинграде, это Товстоногов, это Райкин, это все вместе. Ты приехал, и они тебя оценили, и ты с ними. В Москве, конечно, это распродажа всего, что я накопил. Вот как приехал в Осло показать, что я накопил. Хотя, посмотреть то, что вы здесь натворили, и что я накопил.
Значит, мой день. Холостой. Ленинград. Все делал вкусно. Однокомнатная квартира. Улица Стойкости, 19, квартира 87. Ну, я ее называю улица Терпимости. Пока телефон поставили… Ну, Георгий Александрович Товстоногов хлопотал, как депутат, поставили телефон.
Значит, Ленинград. Все делал вкусно. Валялся долго. Приятно. Встал. Вкусно ел чайную колбасу, закусывая ея( Буду читать медленно, это очень вкусно все) мощным куском круглого белого хлеба, со сливочным маслом, и толстым слоем баклажанной икры из банки. Держал кусок параллельно столу, откусывая ея и продвигая ея вглубь себя. Колбасу брал из блюдечка, клал сверху, запивая ея сладким чаем из огромной керамической чашки.
Затем постепенно начал стирать белье, выжимая ея, распуская ея, пуская фонтаны пены и горячей воды. Выкручивал сильно и красиво. Долго носил жгуты мокрого белья туда-сюда. Повесил на книжный шкаф. Повесил на холодильник. Повесил на радиоприемник. Повесил на абажур. Красиво.
В сырой кухне начал готовить обед. Насек лук. Насек картошки. Избил мясо. Отсыпал перловки. Задумывал суп, в процессе варки понял, что готовлю рагу. Клокочущее, с добавлением вермишели и тушенки и рыбных, моя мамочка, консервов. Очень вкусно. Долго тушил все с луком. Помыл пол тряпкой. Надоело на коленях. Босой ногой, обмотанной в мокрую тряпку, вытирал пыль под диваном, шкафом. Затем вкусно, с удовольствием, макая белый хлеб в рагу, задумчиво поел.
Разобрал телефон. Он, оказывается, не работал. Включил. Он тут же зазвонил. Тут же поломал опять. В этот день ему подчинялось все. В 20:00 с минутами раздался первый звонок в дверь. Начинался вечер. Просидел молча пять звонков и один крик: «Подонок, я знаю, что ты дома!». Ушли с криком и плачем, сверху видел из-за сырого тюля. Вторые звонки переждал, открыл третьим, это оказались первые пять звонков. Перехитрили и заночевали. Утром громыхали, будили тревожным ароматом кофе, омлетом и заключительным дверным щелчком. Слава богу, он безработных не любил. Белье засохло в форме холодильника, омлет застыл в форме сковороды. Благодаря огромному таланту на работу не нужно было к восьми утра, поэтому вышел к девятнадцати, куда и прибыл с легким праздничным опозданием.