Мы много времени проводили вместе. Мы сидели по вечерам у него, смотрели стримы, выпивали, бесконечно трепались обо всём. Курить выходили на балкон, а когда было холодно, поднимались на этаж выше, и там дымили в потолок у маленького окошка, покрытого инеем.

Раткин стоял на улице, озираясь по сторонам. Фонари не горели, пахло сыростью, палой листвой. В руках его тускло светил телефон, выхватывая то его осунувшееся лицо, то черные кляксы луж на асфальте.

«Он нас так и встретил, представляешь? Держал их как воздушные шарики.»

Бушевал злой ветер кроны прижимая к земле, гнал мусор вниз по ступеням тротуара. Жорик стоял на крыльце и без остановки что-то говорил, поглядывая в витрину окон, где в клубах эфира отростки отгадывали слова.

У бара, на крыльце, крутился Митя, разговаривая по телефону. Высокий, долговязый, с копной волос под капюшоном. В зеленой куртке, с синими вставками и молниями на груди. Мы поздоровались, и я прошел вовнутрь.

Я бродил по темной алле, широкими шагами мерил сырую брусчатку. Вилась надо мною, убегая вдаль, сонная нитка гирлянды. Я бродил тут уже многие часы, по всем перекресткам, по всем закоулкам парка.