Старинный особняк
4. Пошатнувшиеся каноны
Каждую ночь молодой супруг засыпал, как и приказал муж, в своей постели в страхе: он подолгу ворочался, прислушивался к ночному дому — не стоит ли кто за дверью — и с ужасом ждал, что она распахнётся и на пороге снова появится его муж и потребует… Чего? Чимин не знал. Но что-то потребует. Прошло больше недели. Альфа так и не появился в покоях супруга.
Комната погружена в полумрак: окна в пол занавешены тяжёлыми бархатными портьерами глубокого синего цвета, солнце уже спрятало свой лик. Тёмно-коричневые обои с золотистыми широкими полосами на стенах, массивный дубовый стол с придвинутым крепким стулом к нему около двери, и книги. Много книг — на столе, на полу, в застекленных шкафах, на полках. Всё остальное пространство комнаты занимала огромная кровать, которая по вечерам скрипела под тяжестью тел. Тишину нарушали громкие стоны. На тёмной простыне белели тела, переплетённые в танце страсти и похоти.
— Он здесь, — срывается голос, — для тебя?
Омега, елозя щекой по шёлковым покрывалам, выдавливал из груди томные вздохи; цепляясь за подушки, он пытался дотянуться до спинки кровати, но его снова тянули на себя и вдавливали в постель. Альфа, прижав омегу к кровати своим телом, жестко насиловал молодое тело. Руки со взбухшими венами расставлены по обе стороны от омеги и напряжены. С каждым толчком, он входил глубже и грубее. Омега-слуга от боли чуть ли не плакал.
— С ним ты тоже будешь таким же жестоким?
Альфа замер. Мужчина резко дёрнул за волосы на себя омегу — тот вскликнул испуганно — и заглянул в бесстыжие глаза:
— Раньше тебя не интересовали другие. Что изменилось сейчас?
Омега смотрел на нависающее равнодушное лицо и не решался озвучить догадки.
— Так вот запомни: это тебя никак не касается! Ты можешь встать и уйти, и никто не остановит! Ну?
Омега нервно сглотнул, отчего кадык дёрнулся, прикусил нижнюю губу и плавно повёл задом. Мужчина довольно оскалился и, прикрыв глаза, откинул голову назад. Пока под ним стонал молоденький слуга и сам насаживался на его орган, он неподвижно наблюдал и получал удовольствие.
— Ну же, глубже, — и омега толкнулся сильнее.
Альфа наблюдал, как розовый зад омеги двигался, ударяясь о его каменное тело. Слуга быстро выдохся и замедлился. Мужчину это разозлило: он рывком перевернул вспотевшее тело на спину, развёл шире ноги и грубо вошёл в него. Он сразу взял быстрый темп — через пару толчков омега уже кричал, свисая с кровати головой вниз, — и через пару минут безостановочных движений кончил в него. Альфа протяжно простонал в унисон звонким крикам, сжимая рукой горло омеги. Наконец оба затихли. Омега больше не чувствовал тяжесть чужого тела и приподнялся, бросив испуганный взгляд на хозяина комнаты:
— Что с тобой? Ты никогда не был со мной груб? — нижняя губа задрожала, с неё упала слеза.
Альфа молчал и смотрел в потолок; он хмурился и о чём-то думал.
— Значит всё дело в нём? Так всё-таки он здесь из-за тебя? — крикнул омега и ударил мужчину кулаком по груди. — Ответь!
— Он знает, ради чего здесь? Вы сказали, какая участь его ждёт? Скажи! — кричал юноша. — Я имею право знать!
— Тебя это не касается, — равнодушный ответ.
— Не касается, говоришь! Хорошо! — он вскочил и стал спешно натягивать на себя одежду, но вдруг остановился: — Когда и в этот раз ничего не получится, тогда ты снова придёшь ко мне. Так было всегда. Но, — он посмотрел в пол, — раз меня это не касается, то обещаю: больше никогда не лягу с тобой в постель! — быстро оделся и, схватив поднос со стола, вышел.
Идя по коридору, он наткнулся на супруга графа Ким Намджуна. Чимин, замерев, с удивлением смотрел на дверь, которую только что закрыл слуга. Юноша опустил голову и быстро покинул второй этаж. Спустившись, у самой лестницы он оглянулся: молодой хозяин так и смотрел в ту сторону, откуда вышел юноша.
— Это мы ещё посмотрим, кому он достанется, — тихо шипел себе под нос слуга, скрываясь за дверьми.
Через тёмный холл, где огромные напольные часы отбивали свой ритм, — ровно восемь — слуги вереницей прошли в обеденный зал.
За огромным дубовым столом, покрытым скатертью и сервированным по всем правилам на три персоны, ужинали. Во главе восседал хозяин Гархарда Ким Намджун, напротив — его супруг Чимин, а между ними по правую руку от альфы — Сокджин, папа омеги. По комнате только разносился стук ножей и вилок о тарелки.
— У нас гости? — первым нарушил молчание Чимин.
Сокджин удивлённо приподнял брови, отправляя в рот кусочек сочного мяса, глядя на сына, а потом на Намджуна.
— Почему ты так решил? — не отрывая взгляда от тарелки, спросил альфа: он быстро орудовал ножом и тщательно пережёвывал еду.
— Я сегодня видел, как выходил слуга с подносом из комнаты, в которой, насколько мне известно, никто не живёт.
Теперь настало время удивляться Чимину:
— Пару дней, — Намджун наконец-то посмотрел на супруга. — Что-то ещё? — мужчина быстро жевал и хмурился.
Омега, ища помощи, растерянно глянул на папу. Переведя дыхание, продолжил:
— Но почему он с нами не ужинает?
— Эти дни он занят: постоянно в разъездах, — Намджун сделал глоток красного вина и снова взялся разрезать мясо. — Рано уезжает и поздно возвращается. Чонгук просил не говорить о его приезде, пока не уладит в Де́рбишире кое-какие дела: не хотел выглядеть бестактным.
— Чон Чонгук. Мой кузен, — граф взял хрустальный бокал и, прежде чем отпить, добавил: — Завтра он к нам присоединится, и я вас, дорогие мои, познакомлю с ним, — в словах не чувствовалась радость.
— Милый, — Сокджин обратился к сыну, — ты ни разу не притронулся к вину. Не вкусно?
Чимин непонимающее посмотрел на папу, а потом на рядом стоящий фужер:
— Вино полезно для пищеварения, — и в подтверждение своих слов сделал небольшие глотки.
Чимин смотрел, как влажные губы его папы коснулись края бокала, заиграл кадык, пока Сокджин пил, смотрел, как потом провёл розовым язычком по нижней губе, слизывая рубиновую каплю. Он неуверенно взял бокал и сделал маленький глоток, потом ещё и радостно улыбнулся:
— Вот видишь! — Сокджин перевёл восхищённый взгляд на альфу, который не участвовал в разговоре. — У твоего супруга отменный вкус, и он разбирается в винах!
— Вы преувеличиваете! — вежливо ответил граф. — Но благодарю. Рад, что Вам пришлось по нраву. Придётся пополнить запасы, — он пристально глядел на папу своего супруга. Сокджин улыбнулся и, украдкой глянув на сына, продолжить есть.
Быстро осушив бокал, альфа встал, вытер рот салфеткой, бросил её на стол и подошёл к Сокджину. Омеги замерли.
— Дорогой Сокджин, — он взял его за руку и, наклонившись, поцеловал пальчики, — спасибо Вам за приятную компанию, — всё ещё касаясь его руки губами, посмотрел в глаза и тихо произнёс: — Желаю Вам приятных снов! — и лишь тогда отпустил руку. Сокджин покраснел, опуская взгляд:
— Ну что Вы, граф! Это Вам спасибо!
— Супруг, — Намджун поцеловал Чимина в раскрасневшуюся от вина щеку, — прошу извинить меня, но у меня неотложное дело, которое требует моего вмешательства сегодня же, — он поклонился уже обоим омегам и покинул обеденный зал.
Поднявшись на второй этаж по широкой лестнице с полированными перилами, повернул не направо, как делал это обычно, а налево и вошёл в комнату, из которой несколькими часами ранее вышел слуга.
— Завтра состоится ваше знакомство, — с этой фразой на устах Ким Намджун переступил порог загадочной комнаты. — Он знает о тебе.
— Наконец-то! — хищно улыбнулся Чонгук, отрываясь от книги.
Намджун не разделял его настроения.
После неприятного разговора с кузеном, он ещё долго сидел в библиотеке на первом этаже — омеги давно поднялись в комнаты — и думал. Он не планировал столь быстрое их знакомство, наоборот, хотел оттянуть настолько, насколько позволяли бы обстоятельства, но случай решил всё за него. Альфа отпил вина из бокала и, хмурясь ещё больше, нервно застучал пальцами по широкому подлокотнику кресла.
— Как я устал от этого, — тихо простонал он, подперев лоб кулаком. Он ослабил шейный платок, вытянул ноги, положив одну на другую.
В камине потрескивали дрова, весело плясал огонь, играя оранжево-синими отблесками на паркете. Конец октября — очень холодно, поэтому в Герхарад протапливают с утра и на ночь все камины. В комнате с книгами тепло и уютно, но за окном и в душе альфы темно, холодно и мрачно.
Недолго посидев с сыном, Сокджин удалился в свои покои, так как в комнату обеспокоенным вихрем влетел Дэнни и радостно оповестил, что хозяин просил подготовить Чимина: муж желает сегодня посетить покои супруга.
В смежной с комнатой омеги послышались топот ног и плеск воды. Вскоре торопливые шаги стихли, и Дэнни принялся за свои обычные обязанности. Он намылил омегу с ног до головы, смыл пену, снова намылил и принялся нещадно тереть молодого господина, стойко переносившего все унижения.
— Надобно в ближайшие дни позвать Зейна, — причитал слуга, натирая внутреннюю сторону бедра омеги, пока тот стыдливо прикрывал ладошками своё омежье достоинство.
— Не надо Зейна, — надул губки Чимин.
— Как это не надо? — громче затараторил Дэнни. — Уже пора! Сколько времени-то прошло!
— Не хочу никакого Зейна! — чуть ли не плакал Чимин.
Пока они спорили, в будуар зашёл Намджун. Слуга испуганно вскочил:
Чимин, чуть ли не расплескав воду, дёрнулся, отворачиваясь от мужа.
— Оставь нас, — властно приказывает альфа.
— Говорю, оставь, — строго смотрит на слугу. — Дальше я сам.
Слуга быстро оглядывается на молодого хозяина, но поделать нечего, и, поклонившись, уходит, оставив супругов наедине.
Намджун, ступая босыми ногами по полу, подошёл к эмалированной ванне, в которой сидел притихший омега и не решающийся посмотреть на вошедшего.
— Что с тобой? Тебе холодно? — мягко спрашивает его муж.
— Нет, мне не холодно, — так и не повернулся.
— Я не дрожу, — быстро отвечает Чимин.
— Неправда! — засмеялся Намджун и опустился на корточки перед омегой. — Посмотри, по воде идут круги.
Чимин повернул голову — и правда: мелко рябью расходились круги, качая пенные облачка. Он посмотрел на мужа и жалостливо прошептал:
— Пожалуйста, только не ругайте меня! — Намджун нахмурился. — Я не знаю, чем Вас так огорчил в прошлый раз, — и омега опустил глаза.
Недолго помолчав, Намджун заговорил:
— Вылезай, — он поднялся и схватил широкое полотенце, что висело на перегородке, распахнул его, — идём.
Омега, застывшим взглядом изучал полотенце, а потом неуверенно поднялся, переступив бортики ванной и сжавшись под пристальным взглядом мужа, подошёл к нему. Намджун обнял распаренное тело и завернул, подхватил на руки и понёс к кровати.
— Что Вы делаете? — Чимин закопошился.
Альфа молча уложил омегу на кровать, так и не распахнув влажное полотенце. Намджун развязал пояс на халате и скинул его на пол. Чимин негромко вскрикнул и спрятал лицо в ладонях:
— Что? Муж пришёл к супругу. — вздёрнул одну бровь. — Что тебя смущает?
— Но, — омега не решался договорить.
— И что не так? Муж и супруг спят без одежды. Ты разве не знал? — Намджун улыбался, глядя на супруга, отрицательно качающего головой. Понимая, насколько он несведущ в таких делах и невинен, альфа добродушно рассмеялся. Чимин отнял руки от лица и удивлённо глянул на мужа:
— Это Вы смеётесь надо мной? — прищурил он глаза.
— Над чем это Вы так смеётесь, господин? — громко возмутился Чимин и приподнялся на локтях, всё ещё завёрнутый в полотенце. — Чем это я Вас так повеселил? Соизвольте объясниться!
Альфа резко замолчал и вмиг посерьёзнел. Он дёрнул полотенце, обнажая юное тело омеги, что разом притих.
— Приподнимись, — и, выдернув его из-под Чимина, бросил на пол. Потом с одной стороны отвернул одеяло и подтолкнул омегу: — Ложись.
Чимин, повернувшись розовым задом к мужу, пополз по кровати. Альфа шумно выдохнул. Как только он улёгся на спину, стыдливо прикрываясь руками, муж обошёл кровать и сел рядом. Он убрал руки Чимина и долго осматривал живот, пах, бёдра. Потом велел согнуть ноги в коленях и расставить их. Чимин повиновался и, прикрыв глаза, отвернулся: омега сгорал от стыда под пристальным взглядом чёрных глаз. Альфа положил руку на обмякший член омеги — Чимин дёрнулся как от ожога:
— Ах, — выдохнул, — что Вы делаете? — но лица так и не повернул.
— Сегодня, дражайший мой супруг, ты испытаешь наслаждение, — взял в руку вялую плоть и начал массировать. — Посмотри на меня, Чимин. Посмотри мне в глаза, — омега поворачивается и устремляет ясный взгляд на него. — Тебе больно?
Омега прислушивается к непонятным ощущениям и, прикусив нижнюю губу, отрицательно качает головой.
— Тогда прикрой глаза и отдайся новому чувству, — нежно просит альфа, и омега снова повинуется.
Он чувствует, как сильная рука водит вверх-вниз по его члену, чувствует, как внизу живота постепенно зарождается приятная ноющая боль, чувствует, как по телу растекается нега. Чимин даже не замечает, как в приятном предвкушении поджимает пальчики на ногах. Он сильнее сжимает простынь под собой и сильнее кусает нижнюю губу, грудь чаще опускается и поднимается. Альфа видит, как быстро возбудился омега. Он забирается на кровать и устраивается между разведённых ног супруга. Омега широко распахивает глаза и смотрит, как альфа приближается к его лицу:
— Пусть ты не мой омега, — целует осторожно, чтобы не спугнуть, и, оторвавшись от влажных губ, шепчет, — но первый оргазм ты испытаешь подо мной! — Чимин не понимает: как это он не его омега? А чей?
— А теперь смотри вниз! — Намджун утробно засмеялся. — Да не делай ты такие глаза! Посмотри вниз! Обещаю, больно не будет, — и Чимин опускает растерянный взгляд туда, где соприкасаются две возбуждённые плоти. Альфа обхватывает их рукой, слегка сжимая, и начинает снова ласкать. Он делает это осторожно, нежно, не спеша, наблюдая, как постепенно растерянность в глазах супруга сменяется расслаблением, а на смену ему приходит желание, страсть, похоть. Омега приподнимает навстречу уверенным движениям зад и тянет из-под себя в стороны простынь:
— Сделай мне приятно, — альфа покрывает грудь обжигающими поцелуями. — Хочу услышать, как ты стонешь!
Омега словно ждал этого разрешения: в такт своим движениям сначала тихо стонет, потом чуть громче, и когда Намджун ускоряется, то уже стонет несдержанно. Альфа сам толкается навстречу Чимину.
— Не останавливайся, — хрипит он, уткнувшись лбом в шею и втягивая густой аромат омеги, — ради бога, продолжай!
Чимин схватился за волосы мужа и потянул их, отчего Намджун болезненно поморщился, но не отстранился. Он терпел и слушал, как из груди его супруга вырываются чувственные стоны. Не выдержал и приник властным поцелуем к его губам. Его в ответ целовали, кусали.
— Что со мной? — выдохнул Чимин, когда Намджун покрывал поцелуями его шею. — Я чувствую, что больше не могу сдерживаться! Что-то разрывает меня изнутри! — он говорил отрывисто и извивался, мотая головой из стороны в сторону; ко лбу прилипли светлые локоны, шея покрылась испариной.
— Ну же, — просит альфа, — не сдерживайся! Подари себе наслаждение! — и сильнее прижался к телу, отзывающемуся на ласки.
Несколько толчков — и омега, раскинув руки и широко распахнув глаза, прогнулся в спине и протяжно застонал. Намджун почувствовал, как в его руке запульсировала плоть. Он опустил взгляд: из возбуждённого члена толчками на впалый живот выплёскивалась сперма. Намджун не останавливался. Чимин судорожно дёрнулся в ответ, не прекращая стонать, но уже тише.
— Остановись, — молит мужа, но в ответ лишь слышит рык и чувствует, как снова что-то обжигает грудь и живот. Он устремляет взгляд вниз и видит, что Намджун быстро водит рукой по своему члену, с которого капает и тянется белёсая жидкость. Он загнанно дышит, но по его лицу Чимин понимает, что муж удовлетворён, и счастливая улыбка озаряет его лицо. Он откидывается на подушки и полностью расслабляется. Намджун ласково поцеловал пульсирующую венку на шее, а потом больно втянул губами кожу, покусывая.
— Мне больно, — Чимин схватился руками за голову альфа и попытался оттолкнуть, но в ответ его руки грубо сжали и заломили над головой: он испугался.
— Никогда больше не хватай меня за волосы! Ты понял? — супруг быстро кивнул. Помолчав, глядя в лицо супруга, альфа добавил: — Вот ты и знаешь, что такое оргазм! — ухмыляется.
— Я беременный? — он слышит испуганный голос. — Я теперь беременный?
— Что? — он в удивлении отодвигает лицо, чтобы лучше рассмотреть омегу. — Нет, конечно! Чтобы ты понёс от меня потомство, — проводит пальцем по изгибам обнажённого тела и прячет его между ягодицами, — я должен войти в твоё тело, — давит сильнее, и кончик пальца входит внутрь, отчего Чимин охает и сильнее сжимается, — и оплодотворить тебя. Произойдёт сцепка, и только тогда ты забеременеешь, если, конечно, не бесплоден, — убирает палец, кладёт ладонь на живот омеги и растирает по нему сперму. — Ребёнок внутри тебя будет расти, и через несколько месяцев твой живот округлится. Сначала он будет небольшим, но потом станет огромным. Ты не сможешь подолгу ходить и сидеть и на последнем месяце практически постоянно будешь лежать в этой кровати, — он посмотрел в глаза перепуганному не на шутку омеге. — А когда придёт срок, ты родишь. В муках и боли появляются дети, оттого они желаннее и любимее. И если ты вытерпишь и не умрёшь, — с лица омеги сходят все краски, — то станешь папой. Теперь понял, откуда берутся дети?
Чимин не двигался и почти не дышал: страх и ужас сковали его тело.
— А пока что завтра к тебе с утра придёт лекарь.
— Зачем? Я же не болен, — в глазах задрожали слёзы.
— Это необходимый осмотр. Скажем так: с завтрашнего дня мы готовимся к твоему оплодотворению, — Намджун встал около кровати и поднял халат, надевая на тело и подходя к супругу, сжавшемуся под острым взглядом мужа. — Но сначала он проведёт небольшую операцию, совсем безболезненную.
— Я не хочу! — чуть слышно просит омега.
— Ты, — Намджун схватил его за руку и дёрнул на себя, — мой супруг и обязан мне подчиняться! Разве не этому тебя учил падре? — он ждал и получил тихое «да». — Завтра с утра слуга тебя подготовит, лекарь сначала осмотрит, а потом сделает всё остальное. Все мои супруги проходили через это, и ни один не умер! Ты не исключение! Понял?
— Да, — дрогнувшим голосом шепчет в пол омега. — Я понял. Всё сделаю.
Граф Ким Намджун покинул спальню.
Впервые за всё время, что Чимин принял новую веру, он уснул не помолившись.
А с утра молодому хозяину поместья даже и не дали опомниться, не говоря уже о молитве. Озабоченный Дэнни быстро разбудил молодого господина и повёл купать, объясняя, что семейный лекарь Генрих Бомелиус уже прибыл и ждёт только его.
— Что за странное имя? — Чимин пытался отвлечься, так как понимал, что всё давно решено за него и бояться бессмысленно, но страх нарастал с каждой минутой. — Он англичанин?
— Дэнни? — омега смотрит на слугу.
— Да, — тот его усердно вытирает после купания.
— Ты же прислуживал предыдущим супругам моего мужа.
Слуга так и застывает с сорочкой господина в руках.
— Им тоже делали такую же операцию?
— Что Вы хотите знать? — поджимает губы слуга.
Но ему не дают ответить: в дверь громко стучат, и входят двое альф — хозяин дома и пожилой незнакомец — и слуга-омега, которого Чимин вчера видел выходящим из пустующей комнаты, только на этот раз вместо подноса у него в руках были верёвки. Дэнни впопыхах натягивает на Чимина сорочку и выводит его в спальню. Дрожащий омега крепко вцепился в слугу, и в этот миг в комнату забегает заплаканный папа и бросается к сыну. Чимин не сдерживается и обречённо плачет на груди родного человека:
— Папа! Папочка, мне страшно! — он сильнее обнимает Сокджина. — Не отдавай меня! Прошу, не отдавай меня!
Сокджин сжимает в объятиях сына и с болью смотрит на графа:
— Пожалуйста, — шепчет он, — не делай этого, Намджун!
— Мы вчера уже всё обсудили! — граф злится. — Уйди! Дэнни, забери господина Сокджина и уведи в покои. Уложи его спать!
Дэнни, всё это время стоявший в стороне, хватает за руку папу Чимина и настойчиво тянет к себе:
— Идёмте, господин. Посмотрите, что Вы натворили, только расстроили молодого хозяина. Идёмте! Всё будет хорошо! Не убивайтесь Вы так! — он закрывает за собой дверь спальни и ведёт всхлипывающего омегу в покои.
Перед испуганным Чимином стоит пожилой седобородый альфа с мерзкими глазёнками, жадно бегающими по юному телу. Он подошёл к омеге и бесцеремонно ощупал его старческой рукой:
— Хороший, — словно оценивая лошадь на рынке, потрогал ягодицы. — Пышный зад — это хорошо! — он довольно ощупал живот и осмотрел сзади замершего омегу. — Потомство выносит, не переживайте, граф.
Чимин всхлипнул, и Намджун строго посмотрел на него:
— Мой супруг очень впечатлительный и ранимый. Ему нужно дать успокоительное.
— О-о-о, — радостно закряхтел лекарь, — не переживайте, дорогой граф, всё сделаем: и успокоим, и прооперируем! — на этих словах омега ещё громче всхлипнул и разрыдался.
— Голу-у-убчик! — пожилой альфа взял за руку пациента и повёл к кровати. — Не нужно так расстраиваться! Поверьте, всё обойдётся!
Он усадил Чимина на стул, рядом с ним на туалетный столик поставил чемоданчик и открыл его, извлекая стеклянку.
— Будьте добры, ложку, — он посмотрел на слугу. Тот сорвался с места. Через пару минут забежал и протянул её лекарю. Чимин всё это время тихо всхлипывал. Открыв бутылочку, Генрих Бомелиус накапал в ложку красновато-коричневую жидкость с отвратительным резким запахом.
— Что это? — Чимин вопрошающе смотрел на лекаря.
— Лауданум, голубчик. Пейте, — и подносит ложку ко рту омеги. — Ну же? Выпейте, голубчик, и успокойтесь!
Чимин смотрит на мужа, тот в знак согласия кивает, и, судорожно вдохнув, открыл рот. Лекарь влил горькую жидкость, и Чимин, быстро её проглотив, поморщился:
— Настойка, голубчик, — улыбается лекарь. — Опиумная настойка. Сейчас всё как рукой снимет.
Дэнни раздел Сокджина, уложил его в постель, сходил на кухню и заварил чай с травами, чтобы омега успокоился и уснул. Напоив его отваром и немного посидев с ним, направился в покои молодого хозяина: он должен помогать. Как и всегда. Когда он вошёл в покои своего хозяина, то обомлел: в руках Чимин держал скальпель. Рядом что-то увлеченно объяснял лекарь, омега ему улыбался и на все слова радостно кивал головой. В стороне стояли сосредоточенный граф и растерянный слуга-омега.
— Дэнни! — радостно воскликнул Чимин заплетающимся языком и неуверенной походкой пошёл к нему навстречу. — Смотри что мне показали! Дэнни, ты плывёшь! — он протянул скальпель. — Господин лекарь сказал, что этим будут резать меня! — он хихикнул. — А ещё заверил, что это совсем-совсем не больно, так как он острый! Вот, смотри, — и провёл подушечкой большого пальца по лезвию — потекла кровь, — но омега и не поморщился. — Видишь? И совсем не больно!
Дэнни обеспокоенно посмотрел на графа, а потом на Чимина, пока лекарь обрабатывал порез.
— Его нужно уложить и привязать руки к кровати, — наконец начал раздавать указания Генрих Бомелиус, усаживая пациента на кровать. — Опиум подействовал, пора начинать.
Граф молча кивнул слугам. Они взяли верёвки и пошли к Чимину. Дэнни стал перед ним:
— Чимин, — ласково позвал его, — нужно лечь, — надавил ему на грудь.
— А ты будешь рядом со мной, Дэнни? — омега глупо улыбнулся. — Ты же будешь рядом?
— Конечно, мой господин, я буду рядом, — тихо шепчет со слезами на глазах.
— О-о-о, Дэнни! Не плачь, — Чимин обнимает его, — лекарь заверил, что это не больно! — Наконец он отпускает его и ложится, спокойно протягивает руки, негромко смеётся, пока их привязывают к кровати. Седобородый альфа в это время достаёт другую склянку, поливает ею сложенную в несколько раз салфетку и подходит к омеге, а на него доверчиво смотрят в ответ.
— Чимин, — альфа поднёс вплотную к его носу салфетку, — глубоко вдохни носом, — и омега вдыхает.
В комнате темно. Чимин осторожно поворачивает голову — на прикроватной тумбе дотлевает свеча, а рядом в кресле крепко спит Дэнни. Он пытается вспомнить, что произошло утром, но всплывает только образ плачущего папы. Голову окольцовывает сильная ноющая боль. Омега хочет подняться, но понимает, что не может пошевелиться. Привыкнув к мраку, смотрит на свои привязанные к столбам кровати руки и ноги. Дёрнув ногой, чувствует в паху резкую боль, что простреливает всё тело. Омега громко и болезненно стонет. Пробует ещё раз пошевелить ногой, только уже другой, но боль с ещё больше силой пронимает, и Чимин уже вскрикивает. Дэнни, услышав стоны, открывает глаза и видит, как молодой хозяин дёргает руками.
— Дэнни, — хрипит он, — что со мной сделали? Для чего это? У меня всё болит! Зачем меня привязали? — испуганно бегает глазами по кровати, своему телу и переводит взгляд на слугу. — Развяжи меня! — умоляет.
— Нельзя, — Дэнни садится рядом. — Лекарь приказал до утра не развязывать, — он гладит испуганного Чимина по голове. — Успокойтесь, с Вами всё в порядке! Вы здоровы и живы!
— Дэнни, у меня всё болит внизу! — тихо плачет Чимин, уткнувшись в его живот. — Мне бо-о-ольно! За что, Дэ-э-энни? — тихо скулит.
— Пройдёт, — успокаивает слуга, целуя его в голову. — Поверьте мне: два-три дня и боль утихнет! Верь мне, мой господин, — уж кому, как ни ему известно: не первого омегу успокаивает после осмотра лекаря. Он сильнее прижимает притихшего Чимина. По лицу слуги скатывается слеза. — Я буду рядом. А сейчас спите, — тихо убаюкивает.
Чимин больше не плачет. Его голова покоится на коленях слуги, что плавно качает ими, тихо напевая колыбельную. Омега медленно погружается в сон. А ведь перед сном он всегда молится.
Назад | Содержание | Вперёд