Как я не стал пионером-героем
Между прочим, 19 мая – День пионерии. Мои отношения с пионерской организацией скверно начались и скверно закончились.
Началось все с того, что я первый и последний раз в жизни настучал.
Мы всем классом обсуждали, кто достоит стать пионером в первый заход. Все шло гладко. И вдруг что-то ударило мне в голову. То ли принципиальность. То ли слишком серьезное отношение к этому историческому моменту. Или просто минутное помрачение рассудка.
Я встал и сказал, что мой лучший друг недостоин быть пионером. Потому что он играет в марки. (В других школах играли во “вкладыши” или “дональдсы”, а мы почему-то в марки). Была такая игра – кладутся марки, по ним бьют ладошкой. Если марка упала картинкой кверху – она твоя. Игра в марки преследовалась, но мы играли в мужском туалете, куда учительница не заходила.
Игра в марки носила явно буржуазный характер. Так что, в принципе, я был прав. Казалось бы, неплохое для пионера начало. Практически Павлик Морозов.
Вопрос заключался в том, что мой друг тоже был прав, когда он встал и сказал всего одну фразу:
– Да, я играю в марки. Но я играю со Сташковым.
И это была правда. Единственный раз в жизни я настучал, да и то – на самого себя.
В итоге нас обоих не приняли в пионеры.
Мой поступок был настолько бессмысленным и нелогичным, что одноклассники даже не подвергли меня остракизму. Они даже не потребовали объяснений, которые я все равно не смог бы дать.
Потом меня, конечно, приняли в пионеры. Но карьера не заладилась.
С председателя совета отряда меня с позором сняли через три недели. Как Хрущева – за волюнтаризм и развал работы. После этого мое падение происходило с головокружительной быстротой. Причем, вопреки историческим законам, шло оно по направлению от фарса к трагедии. Я докатился до должности цветовода. Умудрился быть изгнанным даже с нее.
Меня три раза исключали из пионеров. Удивительно – что меня ни разу не принимали обратно.
– Сколько можно меня исключать? – спросил я в третий раз.
– Сколько нужно, столько и исключим, – ответила классная руководительница.
В третий раз меня исключали за срыв смотра строя и песни. Я был вроде как диссидент. Подразумевалась пламенная защитная речь.
Я был в ударе. Громил милитаризм, ссылался на полковника Васина и шар цвета хаки. Не без гордости заметил, что исключать меня нельзя, поскольку это уже произошло года полтора назад.
Но меня все-таки исключили в третий раз. Единогласно. Включая тех, кто вместе со мной срывал смотр строя и песни, но не подводил под это идеологической основы.
Потом случились два события, поставившие точку в моих нелегких отношениях с пионерией: во-первых, я вышел из пионерского возраста, во-вторых, меня наконец выгнали из школы. В новой школе я вел себя значительно тише.