Евгений Габрилович. Биография и компромат
сценарист, заслуженный деятель искусств России (1969)
Габрилович Евгений Иосифович (1899-1993), сценарист, заслуженный деятель искусств России (1969), Герой Социалистического Труда (1979). Сценарии фильмов: «Машенька» (1942), «Мечта» (1943), «Коммунист» (1958), «Ленин в Польше» (1966), «Твой современник» (1968), «Объяснение в любви» (1978), «Ленин в Париже» (1981) и др. Их отличает внимание к психологическому раскрытию характеров, особый интерес к показу человеческих судеб в моменты острых исторических событий. Государственная премия СССР (1943, 1967, 1983).
Литератор, кинодраматург, теоретик кино, журналист, педагог. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1969), народный артист Латвийской ССР. Герой Социалистического Труда (1979). Родился в Воронеже. Учился на юридическом факультете Московского университета (окончил два курса). Входил в объединение «Литературный центр конструктивистов» (1924-1930). Первый сборник его рассказов был издан в 1931 г. («Четыре рассказа»). Член Союза писателей СССР с 1934 г. Участник Великой Отечественной войны (военный корреспондент). Награжден орденом Ленина (1967), двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Отечественной войны II степени. Лауреат Сталинской премии (1943) и дважды лауреат Государственной премии (1967, 1983). На Всесоюзном кинофестивале в 1982 г. получил специальный приз за воплощение ленинской темы в кино. С 1948 г. — педагог ВГИКа, с 1962 г. — профессор.
Габрилович — автор киносценариев «Машенька» (1942), «Мечта: (1943), «Коммунист» (1958), «Ленин в Польше» (1966), «Твой современник» (1968), «Объяснение в любви» (1978), «Ленин в Париже» (1981) и др.
Последняя книга Габриловича так и называется — «Последняя книга» (М., 1996). Как указано в аннотации, «это повесть о времени, о себе, о людях XX столетия — многих обитателей „странного века" увиденного глазами его ровесника, его участника, человека талантливого, честного». Это — «единственное произведение отца, — добавляет сценарист Алексей Габрилович (1937-1996), — по которому не прошлась цензура, не „погуляла" редактура, где сохранено все, как было задумано, написано, сложено автором, вплоть до его орфографии и пунктуации». Вполне естественно, что в «Последней книге» несколько сюжетов посвящено Сталину.
Габрилович размышляет: «Вот бы написать книгу о всей жизни Сталина! С мальчишеских лет до смерти на Ближней даче. Во всех его отношениях к людям, соратникам, партии, добру, правде, с коварством, предательством, зоркостью, властолюбием и упрямством. С умом, подозрительностью, притворством и с манией покушений, не отступающих от него ни на час. С громом оваций в сверкающих залах и смертью в безлюдной комнате, на полу, один на один с собой, под охраной целой стрелковой дивизии...
От семинариста — рябого, рыжего, низкорослого, до властелина, мизинцу которого подчинялись не только жизнь, но и мысли, чувства, участь, надежды, отчаяние миллионов. Все написать. Подробно, не торопясь. Невероятность этой дороги трупов, побед, вероломства, торжества и свирепости. Все без утайки...
Все, с кем я сейчас толкую о Сталине, говорят, как один, что верили каждому его слову: диверсии, мол, вредители, шпионы. И что, якобы, так верили все.
Не знаю. Я, как ни странно, не верил. А я ведь не самый мудрый, напротив — из обыкновенных, скорее бестолковый. И все же не верил.
Думаю, что не верили и другие. И только теперь передергивают, что верили. Чтобы окончательно не прослыть остолопами.
Сталина я видел не раз. Однажды и вовсе близко, у Горького. Я слышал в тот вечер его речь, в которой он назвал писателей инженерами человеческих душ. Когда-нибудь попытаюсь поведать об этом подробно, сейчас же замечу, что говорил он спокойно, внятно, твердо, без директивной категоричности, однако, как мне показалось, вполне сознавая, что каждое его слово останется в веках. После речи мы сгрудились вокруг него. Помню ощущение: я стою рядом с человеком, от которого зависит сейчас участь Земли. Считайте меня недоумком, но ясно помню это чувство. А также удивление оттого, что Сталин очень мал ростом, лицом рябоват и что от него исходит запах непромытого тела» (Габрилович Е. Последняя книга. М., 1996. С. 168, 230).
В одной из глав книги Габрилович приводит (в своём изложении) следующий рассказ министра кинематографии И.Г. Большакова, который, как известно, был вхож в «кущи Кремля».
«...Однажды зимой Большаков показывал Сталину новый фильм. Был по обычаю поздний час, спокойно и мирно взирал на кинотворение Вождь, смирно, не закрывая век, дремали Соратники. Вдруг, примерно на половине экранных хитросплетений, Сталин встал и вышел из зала. Не проронив объяснений. Возникло смятение. Находчивей всех оказался Молотов. — Прекратить! — крикнул он.
Вспыхнул свет, замолк стрекот проектора. Молотов резко оборотился к Большакову:
— Что за мерзость вы нам привезли?! Соратники подхватили: — Вздор! Околесица! Клевета! И ещё минут пять гремели оценки того же калибра. Молотов завершил:
— Фильм запретить! Чем вы думаете, когда везёте сюда картины? Что у вас вообще происходит в кино? Большаков сидел, помертвев.
И именно в этот момент погибели вошел Вождь, застегивая на ходу ширинку.
— Что случилось? — спросил он. — За чем остановка? Давайте смотреть. Отличнейшая картина!
Воцарилось безмолвие. Да такое, какое бывало только при Сталине. Ни шороха.
— Оборвалась плёнка, — сказал кто-то из Политбюро. Кажется, это был все тот же Молотов. А может быть, Каганович.
Не знаю. Но в том, что это был член Политбюро, тут уж Иван Григорьевич, поверьте, не мог промахнуться» (Там же. С. 28—29).
Использованы материалы кн.: Торчинов В.А., Леонтюк А.М. Вокруг Сталина. Историко-биографический справочник. Санкт-Петербург, 2000