Игрушка для Джульетты

Джульетта вошла в свою спальню, улыбнулась, и тысяча Джульетт улыбнулись ей в ответ. Потому что все стены были зеркальными; даже потолок отражал её образ.
Со всех сторон на неё глядело очаровательное лицо, обрамлённое золотыми кудрями. Лицо ребёнка, лицо ангела. Разительный контраст зрелому телу в лёгкой накидке.
Но Джульетта улыбалась не беспричинно. Она улыбалась, потому что знала: вернулся Дедушка и привёз ей новую игрушку. Надо приготовиться.
Джульетта повернула кольцо на пальце, и зеркала померкли. Ещё один поворот полностью затемнил бы комнату. Поворот в обратную сторону — и зеркала засияют слепящим светом. Каприз — но в том-то и секрет жизни. Выбирай удовольствие.
А что ей доставит удовольствие сегодня ночью?
Джульетта подошла к стене, взмахнула рукой, и одна из зеркальных панелей отъехала в сторону, открывая нишу, похожую на гроб, с приспособлениями для выкручивания пальцев и специальными «сандалиями».
Мгновение она колебалась; в эту игру она не играла давно. Ладно, как-нибудь в другой раз… Джульетта повела рукой, и стена вернулась на место.
Джульетта проходила мимо ряда панелей и воскрешала в памяти, что скрывается за каждым зеркалом. Вот обычная камера пыток, вот кнуты из колючей проволоки, вот набор костедробилок. Вот анатомический стол с причудливыми инструментами. За другой панелью — электрические провода, которые вызывают у человека ужасные гримасы и судороги, не говоря уже о криках. Хотя крики не проникали за пределы звукоизолирующей комнаты.
Джульетта подошла к боковой стене и снова взмахнула рукой. Покорное зеркало скользнуло в сторону, открывая взгляду почти забытую игру, один из самых первых подарков Дедушки. Как он её называл? Железная Нюрнбергская Дева, вот как — с заострёнными стальными пиками под колпаком. Человек заковывается внутри, вращается штурвальчик, смыкающий половинки фигуры (только очень медленно), и иглы впиваются в запястья и локти, в ступни и колени, в живот и глаза. Надо лишь держать себя в руках и не поворачивать штурвальчик чересчур быстро, иначе можно испортить всю забаву.
Впервые Дедушка показал, как работает Дева, когда привёз настоящую живую игрушку. А потом показал Джульетте всё. Дедушка научил её всему, что она знала, потому что был очень мудр. Даже её имя — Джульетта — он вычитал в какой-то старинной книге философа де Сада.
Книги, как и игрушки, Дедушка привозил из Прошлого. Только он мог проникать в Прошлое, потому что у него одного была Машина. Когда Дедушка садился за пульт управления, она мутнела и исчезала. Сама Машина, вернее, её матрица, оставалась в фиксированной точке пространства-времени, объяснял Дедушка, но каждый, кто оказывался внутри её границ — а она была размером с небольшую комнату, — перемещался в Прошлое. Конечно, путешественники во времени невидимы, но это только преимущество.
Дедушка привозил множество интересных вещей из самых легендарных мест: из великой Александрийской библиотеки, из Кремля, Ватикана, Форт-Нокса… из древнейших хранилищ знаний и богатств. Ему нравилось ездить в то Прошлое, в период, предшествующий эре роботов и термоядерных войн, и коллекционировать сувениры. Книги, драгоценности… Никчёмный хлам, разумеется, но Дедушка был романтиком и обожал старые времена.
Конечно, Машину изобрёл не он. На самом деле её создал отец Джульетты, а Дедушке она досталась после его смерти. Джульетта подозревала, что Дедушка-то и убил её родителей. Впрочем, это не имело значения. Дедушка всегда был очень добр к ней; кроме того, скоро он умрёт, и тогда она сама будет владеть Машиной.
Они часто шутили по этому поводу.
— Я воспитал чудовище, — говорил он. — Когда-нибудь ты уничтожишь меня. После этого тебе останется уничтожить целый мир — или его руины.
— Ты боишься? — дразнила Джульетта.

— Нет. Это моя мечта: полное и всеобщее уничтожение, конец стерильному упадку. Можешь ли ты представить себе, что некогда на этой планете жили три миллиарда людей! А теперь едва ли три тысячи! Три тысячи — запертых в Куполах, не смеющих выйти наружу, вечных узников, расплачивающихся за грехи отцов. Человечество вымирает; ты просто приблизишь финал.
— Разве мы не можем остаться в другом времени?
— В каком? Никто из нас не мог бы выжить в иных, примитивных условиях… Нет, надо радоваться тому, что есть, наслаждаться моментом. Моё удовольствие — быть единственным обладателем Машины. А твоё, Джульетта?
Он знал, в чём её удовольствие.
Свою первую игрушку, маленького мальчика, Джульетта убила в одиннадцать лет. Игрушка была особым подарком от Дедушки, для элементарной секс-игры. Но она не захотела действовать, и Джульетта, разозлившись, забила её железным прутом. Тогда Дедушка привёз ей игрушку постарше, темнокожую. Та действовала просто здорово, однако в конце концов Джульетта устала и взяла нож.
Так она открыла для себя новые источники наслаждений. Конечно, Дедушка об этом знал. Он в высшей степени одобрил её забавы и с тех пор постоянно привозил ей из Прошлого игры, которые она держала за зеркалами в спальне, и объекты для экспериментов.
Самым волнующим был момент предвкушения. Какой окажется новая игрушка? Дедушка старался, чтобы все они понимали по-английски. Словесное общение часто имело большое значение, особенно если Джульетте хотелось следовать наставлениям философа де Сада и насладиться интимной близостью перед тем, как перейти к более утончённым удовольствиям.
Будет ли игрушка молодой или старой? Необузданной или кроткой? Мужчиной или женщиной? Джульетта перепробовала все возможные варианты и комбинации. Иногда игрушки жили у неё несколько дней, а иногда она кончала с ними сразу. Сегодня, например, она чувствовала, что её удовлетворит только самое простое решение.
Поняв это, Джульетта оставила в покое зеркальные панели и подошла к большому широкому ложу. Он был там, под подушкой, — тяжёлый нож с длинным острым лезвием. Итак, она возьмёт игрушку с собой в постель и в определённый момент совместит удовольствия.
Джульетта задрожала от нетерпения. Что это будет за игрушка?
Она вспомнила холодного, учтивого Бенджамина Батерста, английского дипломата периода, который Дедушка называл наполеоновскими войнами. О да, холодный и учтивый — пока она не завлекла его в постель. Потом был американский лётчик… А однажды даже целая команда судна «Мария Целеста»!
Забавно: порой в книгах ей встречались упоминания о некоторых её игрушках. Они навсегда исчезали из своего времени, и, если были известными и занимали положение в обществе, это не оставалось незамеченным.
Джульетта заботливо взбила подушку и положила её на место.
Внезапно раздался голос Дедушки:
— Я привёз тебе подарок, дорогая.
Он всегда так её приветствовал; это было частью игры.
— Не тяни! — взмолилась Джульетта. — Рассказывай скорее!
— Англичанин. Поздняя викторианская эпоха.
— Молодой? Красивый?
— Сойдёт, — тихо засмеялся Дедушка. — Ты слишком нетерпелива.
— Кто он?
— Я не знаю его имени. Но судя по одежде и манерам, а также по маленькому чёрному саквояжу, который он нёс ранним утром, я предположил бы, что это врач, возвращающийся с ночного вызова.
Джульетта знала из книг, что такое «врач» и что такое «викторианец». Эти два образа в её сознании очень подходили друг другу. Она захихикала от возбуждения.
— Я могу смотреть? — спросил Дедушка.
— Пожалуйста, не в этот раз.
— Ну, хорошо…
— Не обижайся, милый. Я люблю тебя.
Джульетта отключила связь. Как раз вовремя, потому что дверь отворилась и вошла игрушка.
Дедушка сказал правду. Игрушка была мужского пола, лет тридцати, привлекательная. От неё так и разило чопорностью и рафинированными манерами.
И, конечно, при виде Джульетты в прозрачной накидке и необъятного ложа, окружённого зеркалами, она начала краснеть.

Эта реакция полностью покорила Джульетту. Застенчивый викторианец — не подозревающий, что он в бойне!
— Кто… кто вы? Где я?
Привычные вопросы, заданные привычным тоном… Джульетта порывисто обняла игрушку и подтолкнула её к постели.
— Скажите мне, я не понимаю… Я жив? Или это рай?
Накидка Джульетты полетела в сторону.
— Ты жив, дорогой… Восхитительно жив! — Джульетта рассмеялась, начав доказывать утверждение. — Но ближе к раю, чем думаешь.
И, чтобы доказать это утверждение, её свободная рука скользнула под подушку.
Однако ножа там не было. Каким-то непостижимым образом он оказался в руке игрушки. И сама игрушка утратила всякую привлекательность. Её лицо исказила страшная гримаса. Лезвие сверкнуло и опустилось, поднялось и опустилось, и снова, и снова…
Стены комнаты, разумеется, были звуконепроницаемыми. То, что осталось от тела Джульетты, обнаружили через несколько дней.
А в далёком Лондоне, в ранние утренние часы после очередного чудовищного убийства, искали и не могли найти Джека Потрошителя…

Я молча дождался уходящего вдаль солнца и снова отправился в путь. Мне неведомо, куда я иду и зачем. Всё прошлое осталось где-то там, позади, куда уходит солнце. А я здесь. Стоит ли вот так бесцельно идти вперёд? Не знаю. Да и знать не хочу. Что-то глубоко внутри указывает мне путь, и я следую ему.

Днём мне следовать не стоит. И почему – я тоже не знаю. Мне не приходится спать - сон тоже покинул меня. Я лишь сажусь на целый день между деревьев за обочиной дороги и ожидаю ночи. Тьма мне нравится гораздо больше света, ибо во тьме я не чувствую себя одиноким. В ней обитают разные вещи, диапазон выбора их зависит только от фантазии человека. Большинство людей это пугает, но не меня.

Впереди намечался немаленький город. Может, это моя цель? Чем ближе я к нему приближаюсь, чем сильнее гудит что-то в области груди. Надеюсь, что по прибытию к моему пункту назначения всё разъяснится. Мне нравится всё вокруг, но пространство это противоречивое. Оно то принимает меня в свои нежные объятья, то пытается избавиться от меня, как от непрошенного гостя.

Приблизившись к окраине города, я стал замечать других людей. Они либо не видели меня, либо не хотели видеть – просто шли мимо, даже не кидая в мою сторону скоротечные взгляды. Мне же лучше. Не хотелось бы столкнуться с удивленными глазами посторонних.

Вот людей становится всё больше и мне уже очень трудно избегать их. Нечто странное на моей груди перешло на сильный гул, разбивающий немые сцены оживленного города. Да, кроме звуков, издаваемых мной, я не слышал больше ничего. Мне казалось это странным, не более.

Один из маневров не удался. Я приготовился врезаться в человека, но прошёл сквозь его тело, не почувствовав ничего. Ко мне пришла одна деталь, на которую раньше я не обращал внимания. Несмотря на позднее время, все силуэты людей, зданий, фонарей и прочих городских декораций не имели красок. Серо-черные тона бродили повсюду. Может, это они все мертвые? Ведь я-то имею краски.

Внезапно нечто особенное пошатнуло моё спокойствие, вызвав бурные волны вибраций и тепла от моей груди. Я увидел единственное здание в городе, имеющее краски. В темном покрывале ночи мне не сразу это открылось. Нечто странное ждало меня там. И я не собирался заставлять его ждать.

Обычный жилой подъезд заставил меня обронить маленькую, еле заметную слезу. Сердце, находящееся в своей собственной коме, наконец-то пришло к жизни и начало разгонять кровь по телу. Но это не всё. Что-то звало меня туда, наверх. На третий этаж.

Там я увидел ярко-красную дверь, пульсирующую жизнью и теплом. Мне давно не приходилось видеть столь яркие краски и чувствовать движение. Тем временем что-то начало двигаться на моей груди, словно притягивая меня в мир за этой дверью.

Немного погодя я всё же прикоснулся к ручке, которая поразила все мои нервные окончания на руке спектром различных чувств, некогда ушедших для меня в небытие. Мне пришлось зайти внутрь. Так требовала судьба. Возможно, именно там ответы найдут меня сами?

Я зашел внутрь и оказался в маленькой прихожей, которая пульсировала не меньше двери. Что-то, готовясь разорвать мою рубашку, начало вырываться из груди. Мне нельзя медлить. Быстро шагнув вперёд, я заглянул направо. Туда дороги нет – на пути стоял какой-то невидимый барьер, запрещающий мне идти дальше.

Моему взору предстала обычная комната, не примечательная ничем. Старые обои, ковёр на стене, повидавшая несколько поколений мебель. На кресле сидела женщина с маленьким ребёнком, который всё не хотел успокаиваться. Он кричал. Да, кричал. Я слышал звуки, издаваемые в этой комнате. Ребёнок тянул руки к фотографии какого-то мужчины на стене и плакал. И мама тоже плакала. Она не могла сдерживать слезы. На стене я обнаружил прикрепленную к зеркалу газету, на которой красовалась шокирующая новость на главной странице. «Мужчина найден мертвым» - гласил заголовок.

Я не выдержал движений из под рубашки и расстегнул её. Оказалось, что всё это время на моей шее висела цепочка, на конце которой располагалась семейная фотография. На ней была изображена эта женщина, тот мужчина и ребёнок. Что-то щелкнуло в моём подсознании. Воспоминания начали приходить стремительным потоком. Это я муж этой девушки. Это я отец этого ребёнка. Это я герой главного заголовка газеты. И это я мертв, а не все вокруг. Слезы полились из моих глаз, оставляя на щеках дорожки бездонной боли и отчаяния. Ноги подкосились от осознанного. Я сел на колени и начал ударять кулаками в невидимый барьер передо мной. А после – закричал. И кричал долго, пока не потерял сознание и не покинул этот мир.

***

Я очнулся на пустом автомобильном шоссе, находящемся под темным покрывалом ночи. Ничего не помню, что было. Кто я такой? Что здесь делаю? Не знаю. Нужно двигаться дальше. Что-то подсказывало мне, в какую сторону идти. И я хочу довериться этому чутью.

Когда наступило утро, все силы внезапно начали покидать меня, и мне пришлось сделать привал. Видимо свет солнца негативно влияет на мой организм, лишая его возможности двигаться.

Я в пути уже третий день, и снова сижу в лесопосадке за обочиной, не имея возможности и пошевелиться. Цель на моем пути так и не появлялась, вгоняя меня во всё большее и большее отчаяние. В этом странном мире я чувствовал себя безмерно одиноким и брошенным. Но что мне оставалось делать? Ничего. И я снова принялся ждать.

И вот наступил вечер. Я смотрю на уходящее за горизонт солнце, покидающее этот странный, неведомый мне доселе мир. Всё вокруг постепенно теряет свои краски, живо играющие на свету днём, уходит в недолгий сон, чтобы потом снова проснуться. Мне неведомо, что происходит со мной этим днём. И это меня ужасно гнетёт и вводит в отчаяние. Никогда раньше не обращал внимания на то, как нужен человеку человек…