June 24, 2020

Таёжная поляна

Эта история произошла со мной в возрасте 16 лет. Моя бабушка родом из маленькой таёжной деревни, где на момент моего последнего пребывания осталось только 12 жилых дворов. В её семье было 6 детей, все разъехались жить по разным городам необъятного Советского Союза, и получилось так, что в деревне осталась жить только одна из бабушкиных сестёр. Раньше мы часто ездили летом в гости в это чудесное место: величественные сосны, извилистая и чистая речка, звуки природы и ещё много прелестей деревенской жизни. И тут раз бабушка пришла к нам в гости и сказала матери, что планирует съездить к Галке (так зовут её сестру), мол, уже старые стали, когда ещё свидимся. Я, услышав этот разговор, начал уговаривать бабушку взять меня с собой: во-первых, родители в то лето начали строительство коттеджа и мне абсолютно не прельщало проводить всё лето, мешая раствор, подавая алкашам-строителям кирпичи и вдыхать ароматы кирпичной крошки вперемешку с запахом «Примы», во-вторых, почему бы две недели не провести на рыбалке, поскакать на лошади — тем более, что к соседям тёти Гали практически каждое лето приезжал внук Егор, с которым мы пересекались пару раз и вполне сносно общались. Мама на удивление легко согласилась, и вот я уже трясся с сумкой в душном «пазике».
После 10 часов мытарств по нашим дорогам мы наконец-то добрались до деревни. Встреча была организована на высшем уровне, присутствовали все местные жители, как и принято, выпили, вспомнили прошлое, поплакали, да закончилось всё песнями типа Зыкиной «Из далека долго». Мне просто не передать вам моё настроение, когда я узнал, что Егор не приедет, и мне теперь необходимо занимать себя две недели самому. Скажу сразу, что дом у тёти Гали был довольно большой, мне отвели место в дальней части, и только я устроился на кровати, как сразу погрузился в царство Морфея.
Проснулся я, как ни странно, в хорошем расположении духа. Окно было открыто, и в комнате было настолько свежо и пахло разнотравьем, что даже самый заядлый пессимист невольно бы улыбнулся. Я уже слышал, как на кухне готовятся к завтраку: бабушка с сестрой смеялись, гремели посудой и накрывали на стол. Я быстро оделся, вышел поздороваться и увидел сына тёти Гали. Ну как же я мог забыть про дядю Витю? Он был егерем в местных лесах и часть лета проводил в гостях у своей матери. Мужиком он был хорошим, лес знал как свои пять пальцев и очень интересно про него нам с Егором рассказывал. Мы обменялись крепким рукопожатием, перекинулись фразами типа: «Ну ты и вымахал, как жизнь?» — и т. д. После завтрака он предложил мне сходить на охоту, на что я с радостью ответил согласием. Идти нам нужно было до старого охотничьего домика, что составляло около 15 километров.
После коротких сборов мы выдвинулись в путь. Сначала идти было легко: хоть яркое солнце и пробивалось сквозь кроны вековых гигантов, но в бору было прохладно. Умопомрачительный запах хвои и трав и непривычные для городского обывателя звуки множества птиц делали наш путь увлекательным. Мы останавливались на рыбалку, поймали трёх щук на уху — в общем, блаженство. Но по прошествии некоторого времени начала накатывать усталость. Для тех, кто не был в настоящей тайге скажу, что это не то место, которое представляют в кино: тропинка и маленькие ельники. На самом деле это поваленные сосны, дорога то уходит вниз, то круто идёт вверх, ветки так и хотят хлестнуть тебя по лицу — в общем, есть неприятные моменты.
К вечеру дня мы вышли на большую поляну, и дядя Витя сказал, что за ней и находится охотничий домик. Я с радостью бросился в высокую траву, но он остановил меня и сказал, что лучше это место обойти. Я, проявляя весь свой юношеский максимализм, начал спорить с ним, объясняя ему законы проведённой прямой из геометрии, пытался склонить его пройти более коротким путём, но он почему-то был непреклонен. Итак, я в плохом расположении духа отправился за ним обходить эту огромную поляну. Он пытался разговорить меня, но я всячески давал ему понять, что очень обижен.
— Поверь мне, так будет лучше, — сказал дядя.
— Каким образом-то? — парировал я.
— Ну хорошо, слушай. Раньше на этом поле косили траву всем селом, — начал свой рассказ мой попутчик. — Оно делилось на деляны для каждого дома, и начинался сенокос. Делил поле староста деревни, делил справедливо, никого не обижал, но один раз мы с твоей бабкой чуть было не обиделись на него. Случилось это в один из дней, когда мы пошли с ней стога собирать, пришли на свой участок и начали сгребать сено. Видим — вдалеке на другом участке работает одна девушка, да только мы вдвоём стог собираем, а она за это время три. «Витька, а чей это участок?» — спросила тогда мня твоя бабушка. «Старосты это участок, вон и дочь его работает, только почему-то одна, да только смотри, какой староста себе участок взял — трава густая, раз так быстро она стога скидывает, вот хитрец!». И продолжили работу дальше. Вдруг слышим — кричит нам что-то Полинка (так звали дочь старосты) и руками нам машет, зовёт. Я и говорю твоей бабке: «Сходи, посмотри, что ей там надо, а я работу продолжу». Ушла она, а я остался работать. Проходит время, а она вся бледная приходит и говорит: «Иду я к Полине, а она всё дальше отходит и всё зовёт. Дошла я за ней до начала леса, там она остановилась и улыбается, стоит. Только, Витька, испугалась я, не пошла в лес, что-то в Польке не то».
— И что же дальше было? — спросил я у дяди, подогретый интересом.
— Да ничего, продолжили работу, смотрим — Полька тоже на участок вернулась и сгребает сено, потом опять кричать нам что-то начала и машет, мол, идите сюда. Я Екатерине (имя моей бабушки) и говорю: не смотри ты на неё, видимо, голову перегрела. Так и закончили работу, смотрим — а дочки старосты-то уже и нету. Вернулись в деревню, Катька первым делом побежала к председательскому дому, узнать у Полинки, что же она хотела. Я остался дома, стал коня распрягать, как вдруг вбегает твоя бабка и говорит: «Витя, нечистый это был», — и ревёт. «Да какой нечистый-то? — спрашиваю я её. — Ты чего несёшь?». «Полинка с утра в город с отцом уехала на колхозном автомобиле». Тут мне стало не по себе, но доля сомнения осталась, вдруг шутка чья дурная. Успокоил я бабушку твою, занялся своими делами и забыл уже совсем об этом случае. Как вдруг слышу — остановилась машина у дома председателя, и из неё вылез он с дочкой. Я узнал потом у водителя, что они действительно были весь день в городе. В следующие разы на сенокосе ничего необычного не происходило, но, как оказывается, только у нас. Жители деревни начали говорить, что видят там разных людей, кто знакомых, кто незнакомых, а кто и самих себя. На собрании колхоза, пока не случилось ещё чего страшнее, решили все вместе перенести сенокос на другие поляны, благо таковые имелись, хоть и меньше, конечно, но без чертовщины.
— И всё прошло? — спросил я.
— Да, больше никто ничего не замечал, — сказал дядя Витя. — Ну вот, мы и пришли почти.
И вправду, недалеко виднелась маленькая избушка аккурат за этим полем.
— Только недавно, месяца два назад, когда я обход делал… — продолжил мой попутчик. — Видел я самого себя на этом поле.
— Как самого себя?
— Да вот так, смотрю — стоит, на меня пялится, улыбка на всё лицо, и рукой так слабо помахивает, мол, иди сюда, — ответил мне дядя.
— А ты что?
— Что-что, отвернулся, чуть не поседел окончательно, и пошёл дальше. Больше ничего и никого не видел.
Скажу честно, меня пробрали в тот момент мурашки и стало не по себе, ведь я шёл совсем рядом с тем самым местом, где приключились все эти истории. Задумавшись над этим, я и не заметил, как мы пришли. Начинало смеркаться, мы развели костёр, сварили уху из пойманной нами рыбы, говорили о том о сём, немного выпили (я знал, что дядя Витя никому не расскажет про пару рюмок самогона) и начали готовиться ко сну.
Охотничий домик представлял собой бревенчатую избушку без окон, с массивной дверью и двумя лежанками. Вырубился я практически сразу, но проснулся оттого, что услышал чьи-то шаги за дверью. «И чего не спится?» — подумал я, но увидел, что дядя Витя сидит рядом с керосиновой лампой и показывает мне, чтобы я молчал. Я тоже сел, но страшно не было, я почему-то сразу подумал, что это медведь почуял стоянку и пришёл поживиться чем-нибудь, что оставили люди. Мы же были за крепкими стенами избы, с крепкой дверью и засовом, а также у нас были ружья. Но вдруг всё стало тихо. Потом мы услышали, что кто-то обходит избушку. Снова тишина — и вдруг стук в дверь. Меня начало не на шутку трясти, сердце забилось так, будто сейчас вылетит, но дядька был относительно спокоен и сосредоточен.
— Кто там? — спросил он.
Ответом была тишина, только слабое шарканье и толчки в дверь. Я весь покрылся мокрым потом и крепче стал сжимать ружьё.
— Кто там? — снова повторил дядя.
— Люди добрые, впустите, — проговорил кто-то за дверью севшим голосом. — Мне бы только водицы, да дорогу показать.
— Нет у нас воды, дорогу не знаем, иди подобру-поздорову, — ответил ему дядя Витя.
— Впустите,— снова раздалось за дверью, и сопровождалось это резкими тычками в дверь.
— Что это за херня? — дрожащим голосом выдавил я из себя.
— Не знаю, — ответил мне дядя, — но ни ног, ни тени нету, — и показал пальцем на щель между полом и дверью.
Я посмотрел туда и не увидел ничего, хотя в дверь толкались и стучались. Мне стало плохо, к горлу поступил ком, в висках застучало с такой неимоверной силой, что мне казалось, будто голова моя лопнет. А стуки в дверь и фраза «впустите» до сих пор продолжались. Потом в дверь начали биться с такой силой, что я не на шутку испугался — а выдержит ли она? После этой мысли я потерял сознание.
Пришёл в себя уже утром. Дядя Витя сидел у открытой двери и судорожно курил. Он рассказал мне, что весь этот ужас продолжался до рассвета, потом всё просто стихло. Мы быстро собрали вещи и ушли.
Больше я не ходил далеко в тайгу. Но остался один вопрос — что же это было и что бы случилось, если бы мы открыли дверь?
P. S. Деревни больше не существует: кто-то уехал к родственникам в города, тётя Галя умерла своей смертью, но это было уже после того, как в деревне без вести пропали два человека