March 12, 2005

из ненаписанного

я учусь не думать. просто смотреть. иногда слушать. ощущать кончиками пальцев холод снега и жар огня. растворяться. уходить. быть и не быть.

долго идти, почти бежать, задыхаясь морозным воздухом. захлебнуться, остановиться. понять, что это только сон. алые бабочки на белом снегу - это кровь или просто кто-то рассыпал лепестки роз. оглянуться и понять, что вокруг никого. тишина, только ветер. вернуться. уже медленно, смотря под ноги и жмуря глаза от ослепительно белого снега.

отогреть лицо, пальцы, душу. растаять и уплыть лужицей бывшего льда в теплые страны, где живут веселые люди. танцевать и смеяться под звездным небом, не умея сказать ни слова. а потом идти обратно босиком по скошенной траве. умереть, защищая случайного попутчика, и воскреснуть через сотни лет, чтобы снова идти по пыльным дорогам, среди войны и голода и дарить людям цветы, окрашенные в алый цвет своей крови, пролившейся так давно.

видеть и не видеть. смотреть широко открытыми глазами, как сквозь стекло витрины, на дам в красивых платьях, кружащихся в вальсе с кавалерами, смотрящими на них влюбленными взглядами и изменяющими им со служанками.

умереть на дуэли ради идеи, которую все позабудут, и снова очутиться в заснеженном холодном лесу, где на снегу сидят красные бабочки, зажмуриться и бежать что есть силы, но не назад, а вперед, чтобы ветки хлестали по лицу, потерять перчатки и шарф и упасть в изнеможении, и смотреть как кружится высокое зимнее небо и вершины сосен.

умереть и очнуться где-то там, в темноте. звать на помощь и не дождаться помощи. биться и вырваться на волю. отдать хлеб голодному, а деньги нищему, и снова вперед, повторяя себе - только не останавливаться. ловить на себе косые взгляды и вздергивать голову повыше, а улыбка и так уже столько веков не сходит с губ.

найдя пристанище, что-то писать пером, с мясом выдранным из крыла. лихорадочно шевелить губами и пить ледяную воду, от которой сжимается горло. запечатать письмо сургучом и отдать его ветру, и снова собраться в дорогу, чтобы как вчера и два века назад умереть в кабацкой драке, вместо того, кто на прошлой неделе убил свою мать. и уходя, посмотреть ему в глаза , чтобы внушить - живи.

и, наконец, очутиться там, где нет ничего. устало растянуться ничком, прижавшись лбом к чему-то, что кажется мраморным полом. и только здесь, где не может быть вещи бесполезнее, получить в награду дар речи, и, так и не произнеся ни слова, впервые умереть за себя, теперь навсегда.