понедельничное

Я не писала стихов, когда была маленькой, и в школе я тоже стихов не писала. А в 17 лет влюбилась и написала сразу несколько штук. И продолжала писать - года три. Никому не показывала, потом показала нескольким друзьям, а потом один человек, мнение которого я уважала, сказал, что не стоит писать плохие стихи. Кстати, теперь я понимаю, что он не сказал, что мои стихи плохи. Тогда я бросила писать стихи.
Спустя 10 лет я посмотрела на свои стихи и поняла, что они прекрасны своим 17-летием и первой серьезной любовью, но ничем больше. Прошли годы, я умудрилась снова влюбиться и начать писать песни, разлюбить, но не перестать писать. Я начала привыкать, что вот это, звучащее рядом - немного мое. А человек, мнение которого я до сих пор уважаю, ничего не сказал. Наверное, ему теперь все равно, а, может, песни у меня получаются лучше, чем были стихи. Для стихов нужна была любовь, для песен нужен просто мир вокруг. Я стала взрослее, скучнее, мудрее, перестала называть словами то, что нельзя ими назвать. Что-то поняла о себе и поняла, что каждому человеку нужен кто-то, кто просто есть. Я есть, я буду.
Зато, когда я была маленькой, я была хорошей. Петь я не умела, громко говорить тоже, стихов, как я уже говорила, не писала, и рассказов не писала, да и рисовать не умела, вот на гитаре еще не играла. Но все равно была хорошей. Нет, не в смысле примерной, а просто хорошей. Качество, в котором я привыкла не сомневаться. И когда кто-то впервые усомнился - мне показалось, что мир рушится, прямо так сразу, как стеклянный замок, в который случайно попали камнем из рогатки. Потом вспомнила, что стеклянные замки не про меня, и чувство пропало, осталось его эхо где-то там далеко, призрак того, что и каменный замок может быть разрушен. Но не сегодня да и не завтра, пожалуй.
А еще я всегда была дикой, пыталась приручаться, но бросала на полпути, потому что быть прирученной больно, а дикой - спокойно.