February 14, 2008

из ненаписанного

Раннее утро. Солнце встало над городом. Он наступил - тот самый день. Я осторожно подхожу к самому краю подоконника, взмахиваю крыльями и взлетаю. Делаю круг над площадью, поднимаюсь все выше и выше. Внизу скоро зашумит воскресный рынок. Сколько раз я слышала его из нашего окна. Маленькие люди спешат по своим маленьким делам. Я смотрю на запад, там, за крышами, небо сливается с землей и я чувствую далекое дыхание моря. Мне нужно туда, быстрее, пока меня не хватились, но я медлю. Я парю над площадью и, не отрываясь, смотрю на окно под самой крышей. Ночью ты подошел к моей клетке, молча открыл ее и отошел, не сказав ни слова, как будто боялся меня. Несколько часов я сидела в клетке и ждала, но ты не вернулся. Ты был там, с нею. Вчера она сказала, что чайки не должны жить в клетках, что мой немигающий взгляд заставляет ее дрожать. Ты засмеялся и ушел писать портрет племянницы Лоренцо. А она сказала своей глухой матери, громко, чтобы я слышала - завтра придет сын мясника и свернет шею этой проклятой птице. Я не доставила ей удовольствия. Я молча смотрела на нее и не чувствовала ни страха, ни отчаяния. А когда вечером ты вернулся уставший, я улыбнулась тебе, как улыбалась всегда. Каждый наш вечер вдвоем. Ты поужинал, подошел к окну, сказал, что ужасно устал и пойдешь спать. Она пошла за тобой и в первый раз мое сердце безумно забилось от страха - страха, что я не смогу с тобой попрощаться. Но она смотрела на меня, и я не могла доставить ей это последнее удовольствие. Я равнодушно взглянула на нее, и она первая опустила взгляд. Она будет заботиться о тебе. Я знаю. Она это умеет. Когда ночью ты молча открыл мою клетку, я простила тебя. Еще взмах крыльев, еще круг над рыночной площадью. Короткий крик, который ты услышишь. Я верю. До свидания. Мне будет тебя не хватать, мой милый художник.