December 30, 2019

Почему Нового года не будет

"Old-School Tree, 1962" (Shorpy)

Морозы ударили в середине ноября, и впервые за много лет я оказался к этому готов. На мне было всё новенькое: пальто, брюки, ботинки, свитер, даже кепка и шарф были новыми. Я никогда прежде не покупал себе столько одежды за раз, а поскольку пальто я никогда в жизни не носил, то чувствовал себя в этом наряде странно. Я казался себе то Акакием Акакиевичем Башмачниковым, который заполучил долгожданную шинель, то просто каким-то разночинцем времён того же Гоголя, то, напротив, дорого одетым столичным модником. От меня вкусно пахло одеколоном, и настроение у меня было немного праздничным.

Я зашёл в продуктовый магазин, каковых в моём районе очень много. Это был самый обыкновенный супермаркет, где продавали только дешёвые продукты. «По одежке протягивай ножки» - так говорила моя бабушка. Когда ты взрослый, тебе каждый месяц нужно продержаться до зарплаты, а когда она будет - точно не знаешь. Купить новые ботинки - уже событие, надолго выбивающее из колеи. А до того нужно самому выбиваться из колеи, чтобы сэкономить на ту же обувь. Но тогда я старался об этом не думать.

Кассы пустовали, поэтому я не спешил, а остановился у лотка с новогодними украшениями. Возле него уже стояли девочка и её младший братик, ещё дошкольник. Я уверен, что они родня, потому как они были удивительно похожи друг на друга: словно две фотографии одного и того же человека, снятые с разницей в пару лет.

Девочка взяла в руку пластмассового ангелочка - ёлочную игрушку - и повернулась к кассе, где уже находилась мама: некрасивая женщина средних лет в закрытой наглухо куртке и вязаной шапочке, натянутой до самых бровей.

- Возьмем?

В ответ мама буркнула что-то нечленораздельное, и девочка резко отвернулась назад к прилавку. Она занесла руку, чтобы опустить игрушку в лоток, но застыла в какой-то нерешительности.

- Как хорошо, что скоро новый год! - произнёс мальчик восторженно, будто утешая сестру. - Осталось всего десять дней!

- Не десять. И нового года не будет, - угрюмо ответила она.

- Как это? Через десять дней начнётся зима!

- Не начнётся.

- Вот увидишь, начнётся!

- Ничего не будет.

Девочка вертела в руках ангелочка, а поскольку тот был складной, она как-то незаметно отделила от него крылышки, продолжая невидящим взором глядеть на игрушку.

- Пойдёт снег, и будет новый год!

- Ничего не будет, я тебе говорю. У нас не будет нового года.

- Будет, будет! - ласково настаивал братик. - Он для всех есть!

- Только не для нашей семьи.

- Почему?

- У нас никто не желает его праздновать.

Голос девочки звучал неестественно: совсем не так, как когда она окликнула маму. Интонации теперь были такими, будто вместо ребёнка говорит какой-то зловещий автомат, озвучивающий одни лишь отрицания. Вдруг девочка спохватилась, сложила ангелочка и решительным жестом вернула его на прилавок. Игрушку тут же подхватил братик; всё это произошло за доли секунды.

- Вот увидишь, через десять дней случится чудо! - Произнёс он.

- Чудес не бывает.

- Новогодние чудеса бывают!

Девочка помолчала, будто собираясь с духом, и ответила с нажимом:

- НИЧЕГО У НАС НЕ БУДЕТ, НИКОГДА.

- Будет!

- НЕТ.

- Пойдёт снег!

- И ЧТО?!

Её насмешливый вопрос повис в воздухе: тётка у кассы злобно окликнула детей - она уже рассчиталась. Мальчик положил ангелочка обратно, нехотя расставаясь с ним, и вприпрыжку побежал вслед сестрой, обречённо идущей к выходу.

- Ну, ладно, - сказал мальчик сам себе, - он всё таки будет - вот посмотришь!

Я глядел вслед исчезнувшей за дверью троице и ощущал себя подавленно. Мне сразу стало неуютно в моём новом пальто, шарфе и прочем. Я будто смотрел на себя со стороны и казался соучастником Скруджа, который украл у этих детей праздник, украл детство, саму веру в лучшее. Ведь что я мог им возразить? Что противопоставить? На какой-то короткий миг эти люди ворвались в мою жизнь, совсем не заметив меня, а я теперь не могу перестать думать об их судьбе. На душе стало тревожно и тесно, и я не мог дождаться, когда сам выйду на морозный воздух.

Когда я оказался на улице, моих героев уже и след простыл.

Александр Гавва