Дорога-04. Пролог: сказки короля Льелиса

Пролог II: Сказки Короля Льелиса

(Из собрания “Сказки Короля Льелиса, записанные и обработанные придворным сказителем Стаахтом со слов постояльцев королевского трактира “Свет Звезды” для юного Наследника к празднику Лета года 4212 правления Владыки Всех Светил Короля Льелиса”).

Сказка 118. ЛЕГЕНДА О МЕНЕСТРЕЛЕ.

Его знали все. Он ходил по дорогам страны, помогая тем, кто нуждался в помощи. Он писал прекрасные стихи. И никогда не отказывался читать их - в кабаке ли, на площади. У него везде находились слушатели. А если поблизости случалась гитара, он брал ее и пел. И как в душе у него не иссякал запас тепла, так не иссякал запас его песен.

Его знали все. Во всех Городах, на всех Дорогах. И его любили. Его называли Менестрелем, называли Странником, называли Поэтом - и все это было правдой, потому что в каждой песне он оставлял частичку своей души.

Но однажды среди своих слушателей он увидел Человека С Холодными Глазами. Тот смотрел на Поэта, укоризненно качая головой. А когда Поэт вернулся на место, окончив песню, подсел за его столик.

- Вы пишете неплохие стихи, - сказал он, и его внимательные серые глаза уставились на Поэта. - Да, неплохие. Но вы же совсем не умеете их писать!

Поэт улыбнулся и пожал плечами.

- Но пишу, - просто сказал он. - И людям нравится. А что еще надо?

- Нет, - проникновенно сказал Человек С Холодными Глазами. - Вы должны научиться! И я вас научу. Я знаю, как это сделать! - и собеседник Поэта наконец отрекомендовался: - Я - Ученый.

Он привел Поэта в Городскую Академию. И объяснил, как надо писать стихи. Он свел все до единой строки стихов Поэта в таблицы, рассчитал их, подвел математическую базу и доказал, что они несовместимы. И что совмещать их - кощунство!

Поэт не верил. Он долго не верил. Но Ученый, убедительно сверкая холодными серыми глазами, продолжал доказывать, что это так. И постепенно Поэту стало казаться, что Ученый прав. Что нельзя рифмовать существительное с глаголом и оставлять в строках неравное количество слогов.

Он начал писать другие стихи. Но прежде он достал свою старую потрепанную тетрадь и безжалостно вырвал все, что теперь казалось ему наивным и детским. В огонь полетели стихи, принесшие ему известность - потому что они были слишком романтическими. Стихи, за которые его полюбили - потому что он нашел в них несоответствие рифм.

А народ на Дорогах еще помнил своего Поэта. “Почему же он не появляется больше? - думали люди. - Куда исчез? Почему не поет?”

Менестрель действительно больше не пел. И, наверное, никто уже не назвал бы его Поэтом. Он стал всего лишь одним из сотен подобных придворным изготовителям “многих рифм”. Его стихи приобрели академическую четкость и стройность, но стали какими-то серыми и холодными... словно глаза Ученого. Даже четверостишия ложились на бумагу ровными прямоугольниками, и ни одна буква не смела вылезти за незримую границу.

А Ученому нравились эти стихи. Он радовался и говорил:

- Ну вот, мой друг. Наконец-то вы научились писать стихи!

- А вы сами хоть раз что-нибудь написали? - спрашивал тихо Поэт.

- Нет! - гордо отвечал Ученый. - Зачем? Я слишком хорошо знаю, как это делается.

Менестреля вспоминали все реже. Шел слух, что на окраинах появился новый молодой Менестрель, который поет прекрасные новые песни.

А наш Поэт продолжал творить. Из-под его пера выходили чистые, ровные, гладкие строфы, но в них больше не было жизни. И в самом Поэте будто что-то сломалось: исчез румянец на щеках, побледнели губы, глубоко запали глаза.

И однажды наш Поэт - нет, теперь уже просто Странник - вдруг понял, что дальше так продолжаться не может. Он сжег все черновики и тетради, надел свой поношенный плащ, закинул на плечо гитару и, ни с кем не прощаясь, ушел из города. Он шел предупредить молодого Менестреля, чтобы тот не доверял людям с холодными серыми глазами и не давал им учить себя писать стихи.

Он был сильным человеком. Он смог заставить себя бросить безликие строфы и уйти. Позднее он встречал и тех, кому после встречи с Ученым до самой смерти не удавалось подобное.

А Ученый, закончив составлять таблицы для Поэтов, сел выводить формулы для сочинения правильных мелодий.

Сказка 291. ЛЕГЕНДА О ГОНЩИКЕ.

Однажды в придорожный бар “Якорь”, что стоит на Большом Перекрестке, вошел человек, которого никто здесь раньше не видел. В то утро он был первым посетителем, и бармен почти сразу выскочил на его нетерпеливый стук.

Но, к разочарованию бармена, человек взял лишь несколько бутербродов и две бутылки молока и, ни на минуту не задерживаясь, выскочил за дверь. Мгновение спустя послышался шум отъезжающей машины.

А вскоре вошел еще один посетитель.

- Здравствуйте, - сказал он. - Я - Странник. Скажите, вы не видели здесь человека... странного... как я?

- А, - сказал бармен. - Гонщик, что ли? Да вот только что...

- Он, - Странник торопливо кивнул. - Спасибо, я пойду.

...Гонщик мчался на полной скорости. Он вообще редко ездил медленно. Неожиданно вдали у обочины он увидел одинокую фигурку. Чуть притормозив, разглядел, что человек голосует.

- Садись! - крикнул Гонщик, открывая правую дверь.

- Спасибо, - улыбнулся человек и представился. - Я - Странник.

Гонщик кивнул и включил третью скорость.

- Долго идешь? - поинтересовался он.

- Долго. Скажи, а ты откуда?

- Из страны нашего Величайшего из Великих короля Льелиса, - Гонщик, как и полагалось, коснулся рукою лба.

Странник вдруг развернулся и сжал его плечо.

- Ты где-нибудь останавливался? - спросил он напряженно.

- Да, - удивленно ответил Гонщик. - Только что, в “Якоре”.

Странник устало откинулся на спинку сиденья, сказал, с трудом разлепив губы:

- В стране Льелиса бунт. Первый Советник убит... Казнено больше тысячи человек.

Гонщик вывернул руль. Машина, взвизгнув, остановилась.

- Поезжай! - закричал Странник. - Не останавливайся! Езжай, ради Бога, я тебе сейчас все объясню! Да езжай же, черт тебя...

Гонщик рванул с места. Обернулся к Страннику.

- Что это значит?!

Странник обреченно махнул рукой, заговорил с лихорадочной быстротой.

- Я не знаю как, но ты связан с судьбой своей страны, а может, и не только своей. Я не знаю как, но...

В чистом голубом небе вдруг вспыхнула яркая звезда. Еще одна, еще. Дождь камней, раскаленных докрасна, изрешетил дорогу перед ними.

- Не останавливайся! - крикнул Странник. - Не останавливайся! Не...

Он упал на сиденье, сжав разбитое осколком плечо.

- Езжай, - бормотнул он, и голова его свесилась на грудь.

Через несколько минут он очнулся.

- Ты понял? - он снова схватил Гонщика за плечо. - Ты должен ехать все время! Пока едешь - там, у вас... все спокойно... Если остановишься - конец... А мне... надо идти, может, я смогу что-то исправить... Только не останавливайся. Я спрыгну на ходу...

Гонщик не отвечал. Он сидел, напряженно глядя в одну точку, вцепившись в руль, крепко сжав зубы. Потом вдруг расслабился, кивнул.

Странник облегченно вздохнул.

Гонщик подвел автомобиль к обочине. Странник приоткрыл дверцу, готовясь прыгать, но вдруг обернулся и в упор взглянул на Гонщика. В глазах его дрогнула на миг застарелая тоска.

- Тебе не страшно? - тихо спросил Странник.

Гонщик спокойно посмотрел на него:

- Какая разница?

Странник прыгнул. Вскрикнул, приземлившись на раненую руку, прокатился по траве. Вскочил.

Машина Гонщика уже исчезала вдали. Странник с минуту смотрел ей вслед, потом вдруг рывком сомкнул руки над головой, скрипнув зубами от боли. Замер, потом, с трудом переведя дыхание, опустился в траву.

Он знал, что потерял много сил, но ни минуты не жалел о сделанном. Он подарил Гонщику одну из своих песен.

А Гонщик мчался вперед, и костяшки пальцев, сжимавших руль, побелели от напряжения. На лбу выступил холодный пот.

Сначала ему показалось, что дорога вдруг порвалась перед ним, и теперь там зияет черная полоса широкой трещины. Он не успел затормозить и уже напрягся в ожидании падения, но машина спокойно пересекла препятствие, а когда Гонщик обернулся, никакой трещины не было и в помине. Потом его стали мучить кошмары. Потом громовой хохот раздался откуда-то с неба, но резко оборвался, словно смеявшийся прикусил язык. Гонщик не останавливался.

Вдруг в его голове зазвучал голос Странника.

- Гонщик, - говорил он. - Я... благодарен тебе. Клянусь, я сделаю все, что смогу. А пока... Эта песня будет для тебя...

Гонщик хмыкнул, пожал плечами. А Странник, легко тронув струны гитары, запел.

...Серебром о серебро звенят подковы,
Да в серебряную флейту песня ветра.
За вечернею зарей, ты видишь, снова
Отлетает наше северное лето...

Пожалуй, песня Гонщику нравилась. Он слушал, не сбавляя скорости, не отрывая глаз от дороги впереди.

...Только нету мне покоя - что такое? -
Что за странный сон послали мне, о Боги.
Будто мчится под серебряной луною
Белый всадник по серебряной дороге...

Объясните мне, божественные судьи,
Почему опять мечу не спится в ножнах?
Для чего мне защищать чужие судьбы?
Это дольше оставаться так не может!
Отдохнуть у очага родного дома,
Отпустить коня усталого в ночное.
Почему мне радость эта не знакома,
Кто связал меня с серебряной луною?

Гонщик сжал зубы и резко увеличил скорость. Встречный ветер развевал волосы, забирался под одежду, холодил разгоряченное тело. Автомобиль мчался вперед, похожий на алую молнию. Гонщика вдавило в спинку сиденья, заложило уши. Но он не выпускал руль, продолжая выжимать из машины все, что она могла дать. Чтобы не было больше на его родине кровавых казней и отчаянных, обреченных бунтов.

А чернильная лента трассы летела вдаль, исчезая за горизонтом.

Долгая, долгая дорога, которая нигде не кончается.

(текст песни - Елена Перцуленко)

Сказка 300. ЛЕГЕНДА О СТРАНЕ ЖЕЛАНИЙ.

Выйдя из Города, где жил Человек С Холодными Глазами, Странник пошел по Дороге, такой привычной и доброй. Но погода испортилась, начался дождь. И золотистая пыль под ногами, что всегда поддерживала и помогала идти, превратилась в жирную грязь, путавшую ноги.

Он шел уже довольно долго, не заходя в города, без цели, нигде не задерживаясь. С молодым Менестрелем они так и не встретились. Тот шел в другую сторону. По той же Дороге, тоже вперед, но в другую сторону; и они разминулись.

Странник искал, но не мог найти ни в себе, ни вокруг ни единой строки. Только гитара по-прежнему звучала чисто и ясно, но одного этого было мало.

Когда от безысходности стало невозможно дышать, голова начала кружиться, а перед глазами замигали черные и белые точки, он, шатаясь, сошел с Дороги на бесконечное поле шелковистой зеленой травы. Дорога вскоре исчезла за спиной - он удивился, как это странно и непривычно, когда рядом нет Дороги. Он шел долго, переставляя ноги с равнодушием автомата. Он уже знал, что случится, но ему было все равно. И когда солнце коснулось горизонта, он навзничь повалился на траву, раскинув руки и ноги и закрыв глаза. А когда, мгновение спустя, он снова открыл их, то почувствовал, что лежит уже не в траве, а на чем-то мягком и податливом. Белое поле - то ли пух, то ли вата, то ли снег - расстилавшееся до самого горизонта.

Страна Желаний.

...Когда он хотел есть, то находил богато сервированный стол, когда хотел пить - натыкался на чистый родник или вкопанную в землю - чтобы вино не нагревалось - старинную бутыль. Когда он хотел спать, он просто ложился и засыпал, и небо укрывало его беззвездным одеялом.

Потом что-то случилось с его гитарой. Он чувствовал, как дрожат под пальцами струны, но она молчала, как если бы кто-то выключил звук.

И он понял, что надо уходить, но сил уже не было. Он шатался по белому полю, или сидел, сжав руками голову и уставившись в одну точку, и чувствовал, что гибнет...

И тогда он разбил свою гитару, с размаху опустив ее на острый камень. И тоска, мешаясь с ужасом, захлестнула его с таакой силой, что он развернулся и опрометью бросился прочь...

Три дня он шел, не останавливаясь, но вокруг ничего не менялось. Он больше не мог идти и упал на колени. И тогда, словно во сне, не зная и не задумываясь, почему он так делает, он достал нож и с силой провел острием по запястью. Капли упали на белое поле, и, словно от огня, нежный пух стал чернеть, съеживаться и исчезать. Обнажилась земля - голая, страшная, выжженная. Пятно стало расти, шириться, и вскоре даже вдали нельзя было разглядеть белизны. Только пустая черная земля со всех сторон...

На пятый день проклюнулась первая трава - бледно-зеленая, молоденькая, нежная...

И на исходе седьмого дня Странник вышел к Дороге, покрытой теплой золотистой пылью.