НОВЫЙ БЕГЕМОТ

ГИМНАЗИЯ ОДНОЙ ГИМНАЗИСТКИ

Симпатичный дом № 4 по Большому Кисловскому переулку славен тем, что здесь до революции располагалась женская гимназия Брюхоненко. Сама же гимназия вошла в историю тем, что здесь обучалась Марина Цветаева. И больше никто.

То есть гимназисток, разумеется, было довольно много. Тут, к примеру, училась Татьяна Астапова. Она вспоминала: «Частная гимназия Брюхоненко... имела хороший состав преподавателей и считалась «либеральной». Рядом был большой школьный сад, а на углу стоял Никитский монастырь, окруженный каменной оградой, и мы на переменах бегали туда тайком за просвирками«.
Кто такая Татьяна Астапова? Да не все ли равно?
Почему ее воспоминания про просвирки и сад, вообще говоря, были опубликованы? Ну конечно, потому, что эта никому сегодня не известная и в общем-то неинтересная, хотя, видимо, симпатичная, усердная, способная воспитанница обучалась в одном классе с поэтессой.
«В нашу гимназию... Цветаева поступила в 1908 году и проучилась в ней два года, в 6-м и 7-м (выпускном) классе. Но, пожалуй, вернее было бы сказать: не проучилась, а пробыла в ней два года. Это была ученица совсем особого склада. Не шла к ней ни гимназическая форма, ни тесная школьная парта. И в самом деле, в то время как все мы — а нас в классе было 40 человек — приходили в гимназию изо дня в день, готовили дома уроки, отвечали при вызове, Цветаева каким-то образом была вне гимназической сферы, вне обычного распорядка. Среди нас она была как экзотическая птица, случайно залетевшая в стайку пернатых северного леса. Кругом движенье, гомон, щебетанье, но у нее иной полет, иной язык».
Вот что главное в воспоминаниях Астаповой. Вот ради чего позволено ей было поделиться скромненькой историей с просвирками.
«Марина скучала в новой, опять, гимназии (Брюхоненко на Кисловке) самым отчаянным образом. Мы говорили о том, что, может быть, я, весной сдав экзамены, на будущий год буду ходить туда же — хоть в переменах будет нам с кем разговаривать: друг с другом».
Это — сестра поэтессы, Анастасия Цветаева. В скором времени она, действительно, отправилась на обучение к Брюхоненко, но, как нетрудно догадаться, все равно была в тени своей старшей сестры и самой нерадивой ученицы. Зато гимназистки Цветаевы могли вместе, под ручку, ходить в рекреации, что скрашивало досуги Марины.
Поэтесса не любила вспоминать о годах обучения. Однако же гимназия Брюхоненко все же вошла в ее заметки. Правда, вошла довольно неожиданным манером: «Голодная толчея Охотного ряда. Продают морковь и малиновые трясучки, на картонных поддонниках, мерзкие. Не сдавшиеся — снуют, безнадежные — слоняются. Вдруг — знакомый затылок: что-то редкое, русое... Опережаю, всматриваюсь: молочные глаза, печальный красноватый клюв — Fraeulein. Моя учительница немецкого из моей последней гимназии.
— Guten Tag, Fraeulein! — Испуганный взгляд. — Не узнаете? Цветаева. Из гимназии Брюханенко. И она, озабоченно: «Цветаева? Куда же я Вас посажу?» И, останавливаясь: «Да куда же я Вас посажу?»
— Ну, тетка, проходи, что ли!
Не вынесли — немецкие мозги!»
Таким образом вошла в историю и безымянная Fraeulein. Ее потянула туда за собою все та же Марина Цветаева (кстати, к тому времени забывшая, как пишется фамилия Марии Густавовны Брюхоненко и изобразившая ее через «а»).
Справедливо ли увязывание этой гимназии с одной из самых нерадивых учениц? Видимо, нет. Но кто сказал, что все всегда и всюду будет справедливо?
Здесь же, между прочим, обучалась легендарная Вера Холодная (тогда еще Верочка Левченко). Она уроков не прогуливала, отличалась прилежанием и именно на выпускном балу тут познакомилась со своим мужем — Владимиром Холодным, начинающим юристом. Но, видимо, масштабы личности актрисы несколько иные — самой знаменитой гимназисткой все же стала поэтесса.
Кстати, Марина Цветаева так и не доучилась — ушла в середине последнего года.
Алексей МИТРОФАНОВ