November 21, 2023

Не рассказ, а горе

Дж. Д. Сэлинджер 


Служащий типографии Джастин Хоргеншлаг, получавший 30 долларов в неделю, ежедневно встречал примерно шестьдесят женщин, которых прежде не видел. Выходит, за несколько лет, что он прожил в Нью-Йорке, Хоргеншлаг встретил примерно 75 120 разных женщин. Из этих 75 120 женщин около 25 000 были не старше тридцати лет и не младше пятнадцати. Из этих 25 000 всего 5000 имели вес от ста пяти до ста двадцати пяти фунтов. Из этих пяти тысяч только тысяча были красивыми. Только пятьсот были вполне привлекательны; сто из них –  весьма привлекательны; всего 25 можно было проводить долгим восторженным свистом. И лишь в одну Хоргеншлаг влюбился с первого взгляда. 

Итак, существует два типа роковой женщины. Роковая женщина, которая в полном смысле этого слова роковая женщина, и роковая женщина, совсем даже не роковая женщина в привычном смысле.   

Её звали Ширли Лестер. Ей было двадцать лет (на одиннадцать младше Хоргеншлага), рост пять футов четыре дюйма (макушкой достаёт до глаз Хоргеншлага), вес 117 фунтов (невесомая, если взять на руки). Ширли работала стенографисткой, жила со старенькой матерью, Агнес Лестер, давней поклонницей Нэльсона Эдди. Про внешность Ширли люди не раз говорили: «Ширли хороша, как картинка». 

И вот одним ранним утром в автобусе на Третьей Авеню, Хоргеншлаг очутился рядом с Ширли Лестер, и с ним было покончено. Всё потому что Ширли приоткрыла рот как-то особенно. Ширли изучала рекламу косметики на стенке автобуса; а когда Ширли читала, её челюсть слегла расслаблялась. И в долю секунды, когда рот Ширли был приоткрыт, губы разомкнуты, она была, возможно, самой роковой на всем Манхеттене. Хоргеншлаг увидел в ней стопроцентное средство против гигантского монстра одиночества, терзавшего его сердце с самого приезда в Нью-Йорк. Какая пытка! Мучительно стоять рядом с Ширли Лестер и не сметь наклониться и поцеловать её разомкнутые губы. Слов нет, как это больно!


*         *         * 


Так начинался рассказ, который я взялся написать для «Коллиерс». Мне вздумалось сочинить нежную трогательную историю о знакомстве парня и девушки. Что может быть прекрасней, подумал я. Миру нужны рассказы о том, как знакомятся парни и девушки. Но чтобы написать такой рассказ, к великому сожалению, писатель должен сделать всё, чтобы парень познакомился с девушкой. А именно это мне никак не давалось. Получалась бессмыслица. Я не мог свести должным образом Хоргеншлага и Ширли. И вот почему:  

Очевидно, что не мог Хоргеншлаг наклониться и сказать ей, как на духу: 

«Извините, что беспокою. Я очень люблю тебя. Я без ума от тебя, правда. И мог бы любить тебя целую жизнь. Я работаю в типографии и получаю 30 долларов в неделю. Ох, как я люблю тебя. Есть планы на вечер?» 

Этот тип, Хоргеншлаг, может, и был дурак, но не настолько. Он, может, и вчера родился, но не сегодня же. Я не мог полагаться на то, что читатель «Коллиерс» купится на подобную чушь. В конце концов, чего нет, того нет. 

Конечно же, я не мог извлечь экстракт неотразимости — из старинного портсигара Уильяма Пауэлла и цилиндра Фреда Астера — и передать Хоргеншлагу. 

«Поймите меня правильно. Я иллюстратор в журнале. Вот моя визитка. Я никого и никогда в жизни не хотел нарисовать так, как вас. Как знать, может и вам это было бы интересно. Может, я позвоню вам сегодня вечером, или раньше? (Краткий, весёлый смешок) Надеюсь, прозвучало не слишком безумно. (Ещё один) Похоже, я без ума, правда». 

Быть того не может! Подходящие слова, сказанные с усталой, но весёлой, но безрассудной улыбкой. Если бы только Хоргеншлаг произнёс их. Разумеется, Ширли и сама была поклонницей Нэльсона Эдди, а ещё — завзятой гостьей библиотеки Кистоун с платным абонементом. 

Думаю, вы уже догадываетесь, с чем я имел дело. 

Безусловно, Хоргеншлаг мог сказать следующее: 

«Прошу прощения, вы не Уилма Причард?» 

На это Ширли ответила бы прохладно, прикидывая, есть ли тихое местечко в другом конце автобуса: 

«Нет». 

«Забавно», — Хоргеншлаг вполне мог продолжить, — «Я бы поклялся, что вы Уилма Причард. Хм... И вы точно родом не из Сиэттла?»  

«Нет», — уже лёд в её голосе. 

«А я из Сиэттла». 

Тихое местечко. 

«Великолепный городишко, Сиэттл. Он в самом деле чудесный. Здесь я живу — то есть в Нью-Йорке — всего четыре года. Я работаю в типографии. Меня зовут Джастин Хоргеншлаг». 

«Я сов-сем не хочу знакомиться». 

Да, с такими репликами Хоргеншлагу ловить было нечего. Он был не красавец, ничем не выдающийся, даже не одет прилично, чтобы хоть этим привлечь внимание Ширли в такой ситуации. У него не было шанса. А чтобы написать рассказ о знакомстве парня с девушкой, как я уже сказал ранее, было бы неглупо им все-таки познакомиться. 

Не исключено, что Хоргеншлаг мог упасть в обморок и, падая, ухватиться за поручень: поручнем была лодыжка Ширли. Он мог даже порвать ей чулки, или, как повезёт, всего лишь украсить их длинной тонкой дорожкой. Люди расступятся перед раненым, и он сможет подняться, бормоча: «Я в полном порядке, спасибо», — и продолжить, — «Ох надо же! Прошу прощения, мисс. Я вам чулки испортил. Вы должны позволить мне оплатить их стоимость. Правда, у меня нет наличных, так что просто скажите свой адрес».  

Ширли не дала бы ему свой адрес. Она растерялась, ей стыдно. «Не стоит», — вот что она сказала бы, желая про себя, чтобы Хоргеншлаг никогда не появлялся на свет божий. Да и вся эта задумка целиком нелогична. Хоргеншлаг, паренёк из Сиэттла, и подумать не мог вцепиться в лодыжку Ширли. Не в автобусе на Третьей авеню.  

Но что гораздо логичнее — с большой вероятностью Хоргеншлаг мог психануть. Еще остались в мире редкие люди, которые любят до крайности. Может, Хоргеншлаг как раз и был из таких. Он мог выхватить сумочку из рук Ширли и побежать к выходу. Тогда Ширли вскрикнет. Услышав её, народ вступится, как в битве при Аламо, не меньше. И бегство Хоргеншлага, так сказать, не удастся. Автобус затормозит. Патрульный Уилсон, давненько ему не везло с арестами, составит протокол на месте преступления. Что здесь произошло? Офицер, этот человек хотел украсть мою сумочку. 

Хоргеншлаг доставлен в суд. Ширли, конечно, необходимо присутствовать. Они оба называют свои адреса; и таким образом Хоргеншлаг узнаёт расположение божественной обители Ширли. 

Судья Перкинс, он даже в зале своего дома не мог выпить чашку хорошего, очень хорошего кофе, приговорил Хоргеншлага к году в тюрьме. Ширли закусила губу, но Хоргеншлага все же вывели из зала суда. 

В тюрьме Хоргеншлаг пишет Ширли Лестер такое письмо: 

«Дорогая Мисс Лестер: 

«Я не хотел красть вашу сумочку. Я взял её, потому что люблю вас. Видите ли, я просто хотел познакомиться. Могли бы вы, если не трудно, написать мне письмо как-нибудь, когда будет время? Здесь довольно тоскливо, а я очень сильно люблю вас, и может вы даже навестите меня как-нибудь, если будет время. 

Ваш друг, 

Джастин Хоргеншлаг» 

Ширли покажет письмо всем подружкам. Они скажут: «О, это так мило, Ширли». Ширли согласна, что в некотором смысле это мило. Не исключено, что она даже напишет ответ. «Да! Ответь ему. Дай ему шанс. Что ты теряешь?» Так что Ширли ответит на письмо Хоргеншлага. 

«Дорогой мистер Хоргеншлаг: 

«Я получила ваше письмо, и мне очень жаль, что всё так случилось. К сожалению, ничего уже не поделаешь, но мне действительно не по себе, что так вышло. Как бы то ни было, срок по вашему приговору не очень большой, и скоро вы выйдете на свободу. Желаю удачи. 

С уважением, 

Ширли Лестер»  

«Дорогая Мисс Лестер: 

«Вы не представляете, как порадовал меня ваш ответ. Вам не стоит переживать. Это целиком моя вина, ведь я поступил как безумец, так что, в самом деле, не беспокойтесь. Нам тут крутят кино раз в неделю, да и в целом всё не так плохо. Мне 31 год, я родом из Сиэттла. Я прожил в Нью-Йорке 4 года, и мне кажется, это отличный город, только иногда здесь чувствуешь себя совсем одиноко. Вы самая красивая девушка из всех, что я видел, считая годы в Сиэттле. Я хочу, чтобы вы навестили меня как-нибудь в выходной, по субботам часы посещения с двух до четырёх после обеда, я оплачу вам проезд. 

Ваш друг, 

Джастин Хоргеншлаг». 

Ширли покажет подружкам и это письмо тоже. Но на этот раз не ответит. Ну ясно же, что этот Хоргеншлаг идиот. Да и в конце концов. Ширли ведь ответила ему на первое. Ответь она еще и на это дурацкое письмо, это затянулось бы на месяцы, и вообще. Всё, что могла, она для него уже сделала. И что за имя такое. Хоргеншлаг.  

А тем временем в тюрьме Хоргеншлагу приходилось несладко, хотя там и крутили кино раз в неделю. Его сокамерниками были Пуля Морган и Бритва Бёрк, и эти два недоумка признали в Хоргеншлаге мальца из Чикаго, который на них стуканул.  

Они уверены, что Стукач Ферреро и Джастин Хоргеншлаг это один и тот же человек.  

«Но я не Стукач Ферреро», — объясняет им Хоргеншлаг. 

«Давай мне тут»,  — отвечает Бритва, опрокидывая на пол скудный рацион Хоргеншлага.  

«Врежь ему», — подначивает Пуля. 

«Да я клянусь, что оказался здесь только за то, что украл сумочку у девушки из автобуса на Третьей Авеню», — взывает Хоргеншлаг.  — «Только я ничего не крал, просто иначе я с ней не мог познакомиться». 

«Давай мне тут», — отвечает Бритва.  

«Врежь ему», — подначивает Пуля. 

А потом настал день, когда семнадцать заключенных попытались бежать. Во время прогулки в тюремном дворе Бритва Бёрк подманил к себе племянницу надзирателя, восьмилетнюю Лисбет Сью, и схватил её. Ладонями величиной с журнальную страницу он взял ребенка за бока и поднял над собой, чтобы как следует припугнуть надзирателя. 

«Эй, начальник!» — рявкнул Бритва, — «Отопри ворота, или девчонке конец!»  

«Я не боюсь, дядя Берт!» — призвала Лисбет Сью. 

«Отпусти её, Бритва!» — приказал надзиратель совершенно беспомощным голосом. 

Но Бритва знал, что надзиратель весь его, с потрохами. Семнадцать человек и светленький ребёнок выходят за ворота. Шестнадцать человек и светленький ребёнок уходят невредимыми. Караульный с наблюдательной вышки решил, что вот сейчас он выстрелит в голову Бритве и тем самым разобьет единство группы беглецов. Но он промахнулся и попал в невысокого человека, который нервно плёлся позади Бритвы и был убит мгновенно. 

Угадайте, кто? 

Как следствие, мой план написать для «Коллиерс» рассказ о знакомстве парня и девушки, нежную, незабываемую историю любви, был расстроен смертью героя.  

Так вот, Хоргеншлаг никогда не оказался бы среди тех семнадцати отчаянных, не будь он сам в отчаянии и напуган тем, что Ширли не ответила на его второе письмо. Но факт остается фактом, она не ответила на второе письмо. Да она бы ни в жизнь на него не ответила. Не могу же я врать.  

Но до чего же обидно. Как жаль, что Хоргеншлаг, находясь в тюрьме, не смог написать Ширли Лестер такое письмо:  

«Дорогая Мисс Лестер:  

«Надеюсь, несколько строчек не побеспокоят и не смутят тебя. Я пишу, Мисс Лестер, поскольку хочу, чтобы ты знала — я не какой-то банальный вор. Я украл твою сумку, чтобы ты понимала, потому что я влюбился, как только увидел тебя в автобусе. Я не знал, как с тобой познакомиться, кроме как действуя решительно — глупо, если быть точным. Но ведь всякий человек глупеет, когда влюблен. 

«Я полюбил твои чуть приоткрытые губы. Ты стала объяснением на все мои вопросы. Я не горевал с тех пор, как приехал в Нью-Йорк, но и счастлив я не был. Скорее, я описал бы себя как одного из тысяч молодых людей в Нью-Йорке, которые просто есть.  

«Я приехал в Нью-Йорк из Сиэттла. Хотел разбогатеть и прославиться, хорошо одеваться, приобрести изысканные манеры. Но за четыре года я понял, что не стану богатым и знаменитым, нарядным и утонченным. Я неплохой работник типографии, но это весь я. Однажды мой начальник заболел, и я должен был заменить его. Что тогда началось, Мисс Лестер. Меня никто не слушался. Наборщики смеялись между собой, когда я велел им браться за дело. И я их не виню. Я такой дурак, когда командую. Видимо, я один из миллионов людей, которым просто не суждено быть руководителями, вот и вся история. Но я не возражаю больше. Недавно мой босс нанял двадцатитрёхлетнего паренька. Ему всего двадцать три, а мне уже тридцать один, и я четыре года проработал в одной должности. Понятное дело, что однажды этот парень станет тут главным, а я буду его помощником. Но я уже не против. 

«Я люблю тебя, вот что важно, Мисс Лестер. Кто-то думает, что любовь это секс, брак, поцелуи после работы, и дети, и, наверное, всё так и есть, Мисс Лестер. А я вот, знаешь что, думаю? Я думаю, любовь это значит дотронуться, но в то же время не тронуть.   

«Полагаю, для женщины важно, как люди воспринимают её вместе с мужем, который либо богат, красив, умен, либо обаятелен. Я даже не обаятелен. Я даже не раздражаю. Я просто — просто я — Джастин Хоргеншлаг. Я не забавляю людей, не огорчаю, не бешу, даже не вызываю отвращения. Думаю, люди считают меня славным парнем, но и только. 

«В детстве никто не выделял меня как милого, смышленого или хорошенького. А если надо было сказать хоть что-то, говорили, что у меня крепкие ножки.  

«Я не жду ответа на это письмо, Мисс Лестер. Больше всего на свете я бы хотел получить его, но, говоря откровенно, я на него не рассчитываю. Я только хотел, чтобы ты знала правду. Если любовь к тебе даст мне лишь новую большую печаль, то я сам виноват. 

«Возможно, ты однажды поймешь и простишь своего неловкого поклонника, 

Джастина Хоргеншлага» 

Такого рода письмо было столь же невероятно, как и следующее:

«Дорогой Мистер Хоргеншлаг: 

«Я получила ваше письмо, и оно мне понравилось. Я чувствую вину и беспомощность из-за того, что всё так сложилось. Ведь если бы только вы обратились ко мне, вместо того чтобы красть мою сумочку! Хотя, я уверена, что ответила бы вам холодно — я не разговорчива. 

«На работе сейчас обеденный перерыв, и я пишу тебе в одиночестве. Я почувствовала, что хочу побыть одна в перерыве. Я почувствовала, что если придется идти обедать с девчонками к автомату, и они как обычно начнут болтать за едой, то я взвою. 

«Плевать мне, что ты не успешный, что не красавец, не богач, не знаменит и не воплощение шарма. Давным-давно это имело значение. В старших классах я влюблялась только в определенный тип, в очаровательных мальчиков. Дональд Николсон — гулял под дождем и знал наизусть все сонеты Шекспира даже задом наперед. Боб Лэйси, сногсшибательный тупица, бросал мяч в корзину с середины зала, когда счет был ничейный, а тайм уже почти кончился. Гэрри Миллер, он был такой робкий, а добрые карие глаза выдерживали самый пристальный взгляд.  

«Но отныне с безумством покончено.  

«Те с твоей работы, кто смеялся, когда ты оставался за главного, теперь в моём черном списке. Я ненавижу их, как никого и никогда прежде.  

«Ты меня видел, когда я была при полном параде. Без макияжа, поверь мне, я ничего особенного. Пожалуйста, напиши, когда к тебе допускаются посетители. Хочу, чтобы ты еще разок взглянул на меня. Надо бы убедиться, что ты не купился на мою бутафорскую прелесть. 

«О как бы хотелось мне, чтобы ты рассказал судье, почему украл мою сумочку! Мы могли бы быть вместе и сумели бы обсудить всё-всё, что, как я думаю, у нас есть общего.  

«Пожалуйста, дай знать, если нам можно увидеться. 

Твоя искренне, 

Ширли Лестер»  

Но Джастин Хоргеншлаг не познакомился с Ширли Лестер. Она вышла на Пятьдесят Шестой Улице, а он на Тридцать Второй. В тот же вечер Ширли Лестер отправилась в кино с Говардом Лоренсом, в которого была влюблена. Говард считал Ширли чудесной девушкой, но дальше этого не зашло. А Джастин Хоргеншлаг тем вечером остался дома и прослушал радиоспектакль. Он думал о Ширли всю ночь, весь следующий день, и очень часто в течение месяца. Потом его ни с того ни с сего познакомили с Дорис Хиллман, всерьез обеспокоенной, что может не успеть найти мужа. Хоргеншлаг и не заметил, как Дорис Хиллман и прочее стали вытеснять Ширли Лестер в самую глушь его памяти. Наконец Ширли Лестер и даже мысль о ней стали окончательно недоступны. 

Вот почему нет рассказа для «Коллиерс» о встрече парня и девушки. В таком сюжете парню всегда следует познакомиться с девушкой.