Париж 1923

Продолжаем нашу рубрику СТАРЫХ ФОТО. Отправимся во Францию.

Фотограф Жюль Жерве-Куртельмон (Jules Gervais-Courtellemont) родился в 1863 году в пригороде Парижа, в провинции Сена и Марна, но рос в основном в Алжире.

Неугомонный путешественник и искатель экзотических достопримечательностей, он исколесил весь Ближний Восток и Северную Африку, от Марокко до Турции. Жерве-Куртельмон даже побывал в Индии и Китае, фотографируя всё на своём пути.

Париж, вид из церкви Сен-Жерве.

В 1894 году он принял ислам, вскоре после чего совершил паломничество в Мекку. Его фотографии из священного города опубликовали в журнале L’Illustration («Иллюстрация») в 1897 году.

Жюль Жерве-Куртельмон стал одним из первых мастеров, использовавших автохром, один из старейших процессов цветной фотографии, запатентованный в 1903 году знаменитыми братьями Люмьер.

Тупик в старом Париже.

Для автохромного процесса необходимы длинные выдержки, это означает, что он подходит лишь для относительно статичных сцен. Тем не менее, Жерве-Куртельмон использовал этот метод, чтобы документировать Первую мировую войну. Он прославился точным составом, вниманием к деталям и живописным использованием света и цвета. Став фотографом National Geographic, Жерве-Куртельмон продолжил путешествовать и читать лекции по фотографии.

В январе 1923 года он фотографировал достопримечательности по всему Парижу. В то время, после окончания Первой мировой войны, город переживал период роста экономики и оптимизма.

Сад Тюильри.

Жерве-Куртельмон был одним из первых фотографов, работавших с автохромом — старейшим процессом цветной фотографии, который был запатентован братьями Люмьер в 1903 году. Автохром использовал гранулы картофельного крахмала, окрашенные красной, зеленой и синей краской, в качестве светофильтров, а также сложный процесс проявки, в результате чего получались призрачные «точечные» цветные фотографии.

Цветочный рынок возле Шатле.

Парижская Опера Гарнье.

Лошади и рабочие на берегу реки.

«Того, кто созерцает глубины Парижа, охватывает головокружение. Нет ничего более фантастического. Нет ничего более трагического. Нет ничего более возвышенного».
Виктор Гюго