Дикие волки из Баллингари - 9 глава
- Вы думаете, удастся установить, кто это? – спросил Терренс. – И что с ним случилось?
Констебль Бреннен тяжело вздохнул. Кажется, он был больше всех смущён сложившимися обстоятельствами. Он сидел на краешке стула, прислонив к бедру короткий мушкет, расставаться с которым он отказался, несмотря на протесты дворецкого. Снял полковую фуражку, повертел в руках, снова надел.
- Эти кости тут лежат уже очень давно, сэр, - наконец сказал он. – Им, может, лет десять, а то и пятьдесят.
- Им никак не может быть «лет пятьдесят», - спокойно возразил Терренс. – Я прекрасно помню, что в детстве играл у этого колодца, и в нём точно не было никаких скелетов.
Эрик, сложив руки на груди, наблюдал за ним от окна. Мальчишка Эксфорт был поразительно спокоен для человека, на чьей земле нашли человеческие останки. Да не просто на земле, а в его собственном саду.
- Я поспрашиваю в округе, не пропадал ли кто, - добавил констебль. – Так ведь даже не скажешь, мужчина это или женщина.
Испуганная горничная принесла чай, едва слышно спросила, не нужно ли чего-то ещё. Эрик покачал головой, поймав её взгляд.
Слуги были напуганы, по дому ползли шепотки. Сначала в саду находят чьи-то кости, потом появляется констебль в грозной форме военного образца – было чего бояться, а вдруг хозяин решит, что кто-то из них причастен?
Скелет, извлечённый из раскопанного колодца, разложили на простыне в одной из пустующих комнат. Никто не знал, что с ним делать. Даже констебль Бреннен, обследовав колодец, поглазев на кости и как следует почесав в затылке, признал: дело тёмное.
- В округе живёт не так много людей, все друг друга знают, - сказал Эрик. – Если бы кто-то пропал, об этом бы говорили.
- Это верно, - обрадовался констебль, будто эта мысль как-то облегчала его положение. – Я такого не помню, чтобы кто-то вдруг без следа исчез.
- Я слышал, что-то случилось с капитаном Стоддартом… - Терренс бросил короткий взгляд на Эрика, но тот даже не пошевелился: стоял, прислонившись к подоконнику и скрестив руки, молча слушал.
- С капитаном?.. – констебль снова снял фуражку, положил на стол рядом с собой. Казалось, он никак не может определиться, нужно ли ему снимать её в доме, проявляя уважение к хозяину – или нельзя, поскольку без фуражки он вроде как одет не по форме. - Разве с ним что-то случилось? Я слышал, он вернулся в Индию.
Терренс нахмурился, сердито глянул на Эрика.
- Может, и вернулся, - предположил тот, пожав плечами. – Кто говорит – вернулся, кто говорит – пропал. Полковник Стоддарт мне не докладывал, что стало с его братом. Спросите его сами, когда он вернётся.
- Кстати, когда он вернётся? – спросил Терренс.
- В начале сентября, - охотно отозвался констебль, явно радуясь, что может сказать хоть что-то определённое. В это время года он всегда уезжает в Алжир. Скучает, понимаете ли, по солнцу. Местный климат для него слишком прохладный.
Эрик следил за Террнсом, будто старался проникнуть в его мысли. Молодой Эксфорт будил в нём глухое раздражение. Когда Терренс не попадал в его поле зрения, Эрик даже был бы готов, с оговорками и условиями, мириться с его существованием. Терренс в качестве вечно отсутствующего хозяина вызывал у него почти тёплые чувства. Но Терренс из крови и плоти, расхаживающий по комнате в франтоватом вышитом жилете, влезающий в дела Хоуторн-Холла, раздающий распоряжения, вызывал у него неприязнь, и чем дальше, тем более сильную.
- Значит, будет расследование? – спросил Терренс.
Констебль помялся, пощупал мушкет, будто проверял, на месте ли вверенное ему оружие.
- Здесь, сэр, нет никакой возможности установить, что случилось. Будь это не кости, а живой человек… то есть, неживое тело, - быстро поправился он, - это бы мигом решилось, можете мне поверить. Нашлись бы следы, улики… раны, в конце концов. А на этих костях, простите, никаких ран нет. Может, кто на нетрезвую голову взял да и сиганул вниз. Или, скажем, если дама… тоже… - он замялся, не решаясь озвучивать вслух вероятности. – Как теперь узнать, что случилось? Это мог быть несчастный случай, а то и самоубийство. Вы, конечно, по праву владельца земли… вы можете заявить, что подозреваете здесь преступление. И мы, конечно, посмотрим в архиве, поспрашиваем в округе…
- Вы хотите сказать, что смысла в этом не видите, - решительно сказал Терренс. – Но ведь человек умер! Разве это не ваша прямая обязанность – выяснить, как он умер? А если его убили? Разве вас не возмущает, что всё это время убийца, может быть, разгуливает на свободе?
Констебль краем глаза покосился на Эрика. Тот молчал, не вмешиваясь в их разговор.
- Я уверен, что это не несчастный случай, - заявил Терренс. – Ведь кто-то засыпал колодец! Очевидно, что убийца хотел скрыть своё преступление. Кстати, вы разве не должны знать о таких вещах? – он повернулся к Эрику.
- Здесь никто не жил с тех пор, как вы уехали. А из сторожей – только наши собаки. За пятнадцать лет что угодно могло случиться.
- Хорошо же вы заботились о доверенной вам земле, - резко ответил Терренс. – Видимо, мне стоит опасаться найти ещё одно тело, скажем, в подвале.
- Ваш отец велел распустить слуг, - ответил Эрик, слегка повысив голос. – Я надеюсь, вы не ожидали, что мы лично будем каждую ночь сторожить ваш дом, не смыкая глаз?
Терренс сжал губы, постарался взять себя в руки. После чая попрощался с констеблем Бренненом сдержанно, но тепло. Эрик собирался уйти вслед за ним, но Терренс остановил его на пороге:
- Послушайте, мистер МакТир. Раз уж мы разрешили недоразумение насчёт того, кто сейчас управляет Хоуторн-Холлом…
Эрик остановился в дверях, не ожидая от продолжения этой мысли ничего хорошего.
Ну что за напасть!.. Эрику куда спокойнее жилось, пока Терренс безвылазно сидел в кабинете и не попадался ему на глаза. При этом раскладе игнорировать хозяйского сына было очень легко. Особенно если он не подкрадывался к окнам, подглядывая, что происходит снаружи. Эрик с тайной тоской подумал, что было бы здорово самого Эксфорта уронить в колодец, закрыть крышкой и навалить сверху камней побольше, чтобы точно не выбрался.
- Я вам не враг, - тихо признался Терренс. – Вы можете больше ничего от меня не скрывать. Я не хочу, чтобы нас разделяли какие-то секреты.
- Как скажете, мистер Эксфорт, - уклончиво отозвался Эрик. Пока он был в своём уме, он не собирался доверять англичанину – особенно секреты, которые касались, например, маяка, отца Донована и их грядущей ночной встречи.
- И, раз мы всё выяснили, я хочу, чтобы вы всё-таки показали мне поместье, - твёрдо сказал Терренс. – Прошу вас, не ищите причину отказаться. Я не приму ни одну.
Терренс, видимо, был вроде излишне активного щенка – ему нужно было дать набегаться всласть, прежде чем он упадёт спать, как убитый, и перестанет приставать с просьбами.
- Хорошо, - кивнул Эрик. – Я скажу, чтобы вам оседлали лошадь.
- Разве коляску ещё не починили? – с улыбкой спросил Терренс.
- Она не пройдёт там, куда мы поедем, - коротко ответил Эрик.
Дорога вилась вверх и вниз, огибая пастбища, поля и огороды. Терренс остановился на вершине холма, развернулся, оглядываясь на Хоуторн-Холл. Старинный дом стоял, завитый плющом по самую крышу, окружённый кипами деревьев, зеленью и цветами. За каменной оградой лежала земля, нарезанная лоскутами зелёного шёлка и бархата, а далеко позади, за кудрявой рощей, лугами и пастбищами, за серой пасмурной пеленой лежали холодные, коварные воды Атлантики.
Ветер был свежим, упругим. Эрик подставил ему лицо, прикрыл глаза. Он не мог даже подумать, каково это – покинуть свой дом, как мистер Сингх, и не скучать по родной земле. Если бы он был вынужден оставить эти холмы и поля, этот воздух и это море - он бы тосковал по ним каждую минуту и только и ждал бы возможности вернуться. Он представил себе, что бы чувствовал, если бы смотрел с борта корабля, как в тумане исчезает линия берега, если бы знал, что никогда сюда не вернётся, что всё это теперь будет жить без него, дышать без него, зеленеть и цвести, а он никогда этого не увидит - и его охватила такая тяжёлая, острая тоска, что ему пришлось приложить руку к груди, чтобы выровнять дыхание.
Терренс молчал, оглядывая склоны холмов. Его лошадь, опустив голову, выискивала губами травинки среди камней.
- Если я правильно помню, граница проходит вот там, - Терренс очертил в воздухе волнистую линию, указывая на отдалённую полоску дороги.
- Примерно так, - отозвался Эрик. – Вон за той рощей – земля полковника Стоддарта, поближе к нам – ферма вдовы О’Райли, а подальше, за ручьём, земля миссис Линдон. Остальных соседей отсюда не видно.
- Никогда не думал, что поместье такое… обширное, - заметил Терренс, щуря глаза от ветра.
- Немного приросло за последние годы, - согласился Эрик. – Что-то продали, что-то купили.
- Да, я видел несколько удачных сделок, - Терренс улыбнулся ему, отвернулся от ветра, оказался с Эриком лицом к лицу. – Кстати, хотел вас спросить – кто был тот третий человек, который вёл учёт? Я заметил, что в книгах три почерка.
- Если вы такой наблюдательный, сами сможете догадаться, - Эрик пожал плечами.
Терренс засмеялся, и это вышло у него так легко и радостно, что Эрик едва сам не разулыбался в ответ. Сияет, как новенький шиллинг, и с чего это вдруг?
- Вы наняли помощника, когда уехали учиться, не так ли?
Эрик усмехнулся. А что, помощник из Мойрин и вправду вышел хороший. Только никто её не нанимал – она сама взяла дела в свои руки, да так взяла, что не вырвешь.
- Почему вы перестали приезжать в Хоуторн-Холл? - спросил он.
- Когда мама умерла, отцу было тяжело сюда возвращаться, - просто ответил Терренс. – И мы ездили к дяде. Мне кажется, отец старался забыть, что Хоуторн-Холл вообще существует. А потом мы просто привыкли о нём не думать.
- Сожалею о вашей матери, - искренне сказал Эрик.
Он знал, что миссис Эксфорт умерла – это было давно, подробностей он не знал, но помнил по себе, каким горем в семье была смерть его матери.
Терренс нахмурился, по его лицу пробежала тень.
- Она… она болела, - с запинкой сказал он. – Я был слишком мал, чтобы что-то понять. Надеюсь, она больше не страдает, где бы они ни была.
Признание было неожиданным. Миссис Эксфорт, которую Эрик помнил, не производила впечатление болезненной дамы. Возможно, разве что излишне нервной и пугливой. Впрочем, всё это были старые истории, к чему было сейчас их вспоминать?
Они спустились с холма. Дальше ехали мимо полей, низких оград и белых домиков, возле которых копошились куры. Обитатели домов поднимали головы, узнавали Эрика, приветливо кивали ему – и провожали взглядом Терренса, не узнавая своего хозяина.
- Кажется, вы на хорошем счету у этих людей, - заметил Терренс с ноткой уязвлённой гордости. – Впрочем, могу их понять – вы столько для них делали.
- Могу уступить вам место, - непринуждённо ответил Эрик. – Если вы пожелаете.
Слово цеплялось за слово, осторожная шутка тянула за собой товарищей посмелее. Эрик с удивлением понимал, что ему… интересно. Конечно, напоминал себе, что между ним и молодым Эксфортом слишком большая пропасть, что старается узнать его не потому, что проникается симпатией, а потому, что приятельство – хороший способ скрывать от чужих глаз всё, что им не следует видеть. Но ловил себя, удивлялся себе – как легко клеился разговор.
- Я видел, что ваша семья постоянно заботилась о наших арендаторах, - продолжал Терренс. - Но мне показалось, что ваша благотворительность порой была… излишне настойчивой. Честно говоря, у меня сложилось впечатление, что если бы не ваш энтузиазм, многие люди даже не попытались бы ничего изменить. Словно они привыкли приспосабливаться к обстоятельствам, смиряться.
- И вы взяли всё это из учётных книг?
- Они оказались крайне познавательными, - Терренс весело улыбнулся. – А я, как вы помните, немного философ, мне свойственно всюду искать связи и соответствия. Например, ферма у Дикого холма – кажется, там было настоящее бедствие с кроликами.
- Было дело, - кивнул Эрик. – Они всегда там водились. Не много, не мало – для охоты было достаточно.
- А потом, судя по жалобам мистера Салливана, они расплодились, и шесть лет не давали ему покоя. Почему за шесть лет он не сумел с ними справиться?.. И почему вы решили эту проблему всего за один сезон?..
- Наверное, потому что ему просто не пришло в голову купить хорьков, - Эрик пожал плечами.
- Нет, - Терренс с энтузиазмом потряс головой. – То есть, конечно, да, вы правы, но дело не в хорьках. Дело в том, что мистер Салливан, как и многие, я полагаю, воспринимает нечто случившееся как нечто, не поддающееся изменению. Словно это не задача, которую можно решить, а необратимое изменение мирового порядка.
- У людей слишком мало власти над собственной жизнью, - с горькой откровенностью отозвался Эрик. – Большинство живёт одним днём, им некогда думать о мировом порядке. Буря, неурожай, смерть – всё это одинаково непредсказуемо и неотвратимо.
- Я рад, что вы со мной согласны, - с явным облегчением отозвался Терренс. – Знаете, многие ирландцы считают, что справятся с независимостью. Но, по-моему, очевидно, это не так.
- Что? – изумлённо переспросил Эрик.
Он почувствовал себя уязвлёным в самых лучших чувствах. Ему только-только почудилось, что они с Терренсом поняли друг друга, как оказалось, что в их взглядах было одно существенное различие. Да, людям был нужен лидер, людям нужна была рука помощи. Вот только Терренс полагал, что эта рука должна быть английской.
- В ваших рассуждениях есть один незначительный недостаток, - резко ответил Эрик.
- Какой же? – весело спросил Терренс, явно не заметив, как у собеседника сменился тон.
- Вы никогда не задавались вопросом, отчего эти люди так привыкли жить, покоряясь судьбе?
- Я полагаю… - начал Терренс, но Эрик не дал ему договорить:
– Вы видите, как они живут? Вы знаете, что происходит, если случается неурожайный год?
- Разумеется, неурожай – это несчастье… - начал было Терренс, но Эрик снова его перебил:
- Они разоряются. Но не так, как разоряетесь вы в Лондоне, отказываясь от обеда из пяти блюд и ограничиваясь тремя. Они разоряются полностью. Эта земля, - он указал на поля, - не принадлежит им. Они её арендуют. А что делает хозяин земли, когда арендатор не может уплатить ренту?
- Что? – с вызовом спросил Терренс.
- Выгоняет прочь! - с жаром ответил Эрик. – Однажды к такой семье посреди ночи приходит бригада крепких ребят, стаскивает с дома крышу и ломает стены. Они не имеют ничего, - яростно сказал он. – Не владеют ничем. Их оставляют умирать от голода под открытым небом.
- Послушайте, - Терренс тоже начал горячиться, - но ведь существуют благотворительные общества для помощи таким несчастным, работные дома, наконец, где предоставляют и еду, и крышу над головой…
- О, работные дома! – воскликнул Эрик. – Это те, в которых предоставляют матрасы с бесплатным тифом и хлеб с даровой плесенью?
- Не преувеличивайте, - Терренс поморщился. – Этого просто не может быть. Существуют инспекции, которые регулярно проверяют подобные заведения… В конце концов, если кому-то так не нравится работный дом, можно найти себе простую работу - каменщиком, швеёй, рыбаком… - он запнулся, видимо, исчерпав свой запас простых и доступных работ.
Эрик смотрел на него с изумлением, но уже без негодования. Господи боже, о чём с ним вообще можно было говорить?.. Он не представлял, как живёт эта земля. Он не знал, что на ней происходит. Он полагал, видимо, что пасторальные деревушки с живописными коттеджами, утопающими в цветах, одинаковы что в Англии, что в Ирландии.
Эрик не стал ему возражать – тронул Тилли, указывая дорогу дальше, выдохнул бесполезный гнев. Кому он хотел что-то втолковать – англичанину?.. Да в рыбе и то нашлось бы больше понимания.
Они ехали в молчании. Эрику то и дело приходили на ум обвинения, доказательства, оскорбления – но он молчал, понимая, что только зря потратит воздух, если решится заговорить. Чистенькие белые домики вскоре кончились, дорога сузилась, превратилась в едва заметную тропку, пошла к берегу.
Над узким пляжем, усеянным гниющими чёрными водорослями, как попало стояли хлипкие глинобитные домики, обращённые входом на юг, чтобы накопить внутри побольше тепла. Ветер качал рыбацкие сети, развешанные на столбах между домами. По длинному пляжу под предводительством хромого старика с длинной палкой бродили дети – собирали улиток и крабов.
Эрик придержал Тилли. Ему вдруг пришла в голову мысль – если младший Эксфорт считает, что он «преувеличивает», говоря о несчастьях, так нужно показать ему, как на самом деле живут люди.
- Спросите его, - он кивнул на старика, - что он сегодня ел.
- Зачем? – удивлённо спросил Терренс.
- Спросите, и он вам скажет: куриное яйцо, холодную картошку, горсть улиток и кусочек рыбы.
- Скажите прямо, к чему вы клоните, - потребовал Терренс.
- Всё ещё думаете, что я вас разыгрываю? Даже видя, как живут эти люди? – Эрик кивнул на берег. – Скажите им, что они недостаточно работают. Что все они голодают, потому что просто плохо стараются.
- Я не понимаю, чего вы от меня хотите, - резко Терренс. – Разумеется, мне жаль этих несчастных. Я понимаю, почему вы о них заботитесь. Чего вы ждёте – что я буду помогать всей округе? Ловить для них рыбу? Возьму на работу в поместье?
- Вы не возьмёте их всех на работу в поместье! Там нет работы для всех!
Гнев, который он долго и старательно сдерживал, прорвался наконец, Эрик не смог смолчать.
- Эти люди, - он широким жестом показал на белые хижины, - жили бедно, но счастливо, пока вы, - он ткнул пальцем в Терренса, - пока такие, как вы, не наступили им на горло.
- Что вы себе позволяете!.. – возмутился Терренс, отбросив от себя его руку.
Эрик развернул лошадь, послал её прочь от берега. Он сам понимал, что вспылил, что было бы лучше молчать – но не смог. Не умел он молчать.
- Не смейте так со мной разговаривать! - крикнул Терренс ему в спину. - Вы сами живёте на моей земле!
- И что с того? Я вам не слуга, - бросил Эрик, даже не повернув к нему головы.
Терренс нагнал его, загородил дорогу, развернув лошадь. Тилли встала, недовольно всхрапнула.
- Вы работаете на меня, - отчётливо сказал Терренс, яростно глядя на Эрика. - На мою семью.
- Я на вас не работаю, - со злорадным удовольствием ответил Эрик. - Я даже не управляющий. Я просто помогаю отцу.
- Вы живёте на моей земле, вы обязаны проявлять уважение! – Терренс раскраснелся от злости, и куда только делись его мягкие, обходительные манеры?
- Вы не можете мне приказывать, - недобро ухмыляясь, заявил Эрик. - Вы мне не хозяин. Если вам не нравятся мои манеры – обратитесь к моему отцу, он без ума от всей вашей семьи. - Он склонился в издевательском поклоне. - Не отказывайте себе в этом удовольствии. Он - управляющий, вот пусть он и показывает вам эти земли и рассказывает о делах.
- Как вы смеете, - тихо и зло повторил Терренс, у него на щеках горел отчётливый румянец негодования. - Наша семья была так добра к вам! Мы не вмешивались в ваши дела, не требовали от вас никаких объяснений - и это ваша благодарность?..
- На вашей земле?.. - яростно переспросил Эрик. - До Кромвеля это была наша земля! Вы украли её, убили потомков наших королей, вы сотнями вырезали старинные семьи, пока у этой земли не погибли последние законные хозяева - а теперь вы смеете говорить мне, что это ваша земля? Вы хотели, чтобы между нами не было секретов? Так слушайте: она никогда не была вашей! И никогда вашей не будет!
Терренс гневно дышал, глядя на него. Пауза затянулась. Они стояли на узкой тропе друг против друга, полыхая от гнева, и молчали.
Потом взгляд Терренса словно смягчился. Будто он вспомнил о приличиях, взял себя руки. Или абсурдность обвинений отрезвила его.
- У вас хорошая память, мистер МакТир, - заговорил он. – Раз вы помните Кромвеля. Примите во внимание, что моя семья не виновата в том, что произошло двести лет назад. Ни я, ни мой отец не были участниками той войны. Моя семья получила эту землю законным путём, и вы не можете отрицать, что мы не заботимся о ней. Так что простите, но сейчас это наша земля. Так что ваши упрёки направлены не по адресу.
Эрик этой дипломатии не оценил.
- Не по адресу? - переспросил он. – Так может, вы мне подскажете, по какому адресу мне их направить? Может быть, в Парламент? Там найдётся достаточно лордов, сделавших себе состояние, разоряя Ирландию. Вы англичанин, - резко и горько добавил он. - Все англичане одинаковы. Вы были такими двести лет назад, такими вы и остались. Вы будете оправдывать всех себе подобных, прикрываясь тем, что «это было давно».
- Вот что, мистер МакТир, - мгновенно вспылил Терренс, оскорблённый, что его примирительный жест так извратили, - я вижу, что мы правильно сделали, что забрали вашу землю. Вы не способны с ней справиться! Вы неспособны справиться даже с самими собой! Вы сейчас прекрасно продемонстрировали мне, каковы все ирландцы - дикие, невоспитанные, невежественные. Вы даже не можете учтиво разговаривать с человеком, который не желает вам зла. Вы безумны, вы как дети, которые нуждаются в родительской опеке!
- Мы прекрасно жили сотни лет без вашей опеки, - рявкнул Эрик, сверкая глазами, - пока вы не решили, что целый остров у вас под боком не может жить сам по себе, по своим законам, со своими обычаями! Но вы как вечно голодные адские псы, вы не остановитесь, пока не проглотите весь мир! Вам всегда будет мало ваших колоний, ваших островов, Индии, Канады, Австралии, Америки и Африки!
- Вот что, любезный, - холодно сказал Терренс. - Если вы так любите эту землю, вам нужно было лучше за неё сражаться. Правит тот, у кого достаточно сил захватить и удержать власть. А тот, кто слаб, должен подчиниться. Таковы законы самой природы. И поскольку я - хозяин этой земли, я здесь говорю, а вы - слушаете и выполняете. И иначе - не будет.
- Вот как, - Эрик стиснул зубы, глаза сверкнули огнём бешенства. - Ну так вот вам ваша земля, - он кивнул на холмы, на море, обвёл глазами сумрачное темнеющее небо, с которого спускались сумерки. - Вот она вся, перед вами. Правьте.
Прежде, чем Терренс успел возразить, он ударил Тилли по бокам пятками, и она прыгнула вперёд.
Он гнал, как бешеный, едва разбирая дорогу. Гнал, пока Тилли не выдохлась, и только тогда позволил ей перейти на шаг. Гнев звенел у него в ушах, всё новые и новые оскорбления звучали у него в голове, и он надеялся, нет – он страстно жаждал, чтобы Терренс потерялся в густых сумерках, заблудился, свалился с обрыва, утонул и разбил себе голову о камни.
Ветер срывал пламя с факела, трепал его, как кошка - голубя. Пламя шумно хлопало огненными крыльями и цепко держалось за просмолённую ветошь, намотанную на палку. Эрик подъехал к маяку, спешился. Доран вскочил ему навстречу.
- Эрик, - рядом с ним встал отец Донован. Высокий, светловолосый, как будто отколовшийся от меловой скалы, плоть от плоти земли и моря. - Лодка внизу, - сказал он, глазами указывая на крутую и опасную тропку, спускавшуюся к воде, к волнам, которые бились в камни. Подходить к ним было опасно, если не знать этот берег лучше, чем свою ладонь.
- Надо поднять мешки наверх, - таинственным шепотом сообщил Доран. – Там зерно…
- Я присмотрю за твоей лошадью, - сказал отец Донован. Он взял Тилли под уздцы, ласково погладил её по шее. - Какая красавица, - мягко сказал он, гладя её по носу. - Постой со мной. Постой рядом.
Эрик кивнул, зашагал к обрыву, где начиналась тропа. Он не спустился ещё и до половины пути, а брызги волн уже промочили его одежду. На холодном ветру она становилась ледяной. Внизу, у камней, в укромном месте качалась лодка, фонарь у неё на корме плыл то вверх, то вниз.
- Мистер МакТир? - позвал Тоби из лодки. - Надо поднять мешки наверх. Тут столько зерна!.. - с восторгом сказал он.
- Бросай, - Эрик остановился у самой воды, протянул руки.
Тоби поднялся на ноги, ловко балансируя в качающейся лодке. Хотя камни укрывали её от сильных волн, море было неспокойным.
Эрик поймал в руки первый мешок, положил его подальше от воды.
Мешков было двадцать. Эрик и Тоби перекидали их все на берег, потом перетаскали наверх, сгибаясь от тяжести. Доран и отец Донован оставались наверху, о чём-то вполголоса переговаривались.
- Спрячь зерно на маяке, - сказал отец Донован, когда Эрик, обливаясь потом, втащил последний мешок. - Через день за ним приедут из Корка. Оставь себе три мешка, остальное отдай.
Дверь на маяке была не заперта. Внутри было сухо, скрипели под тяжёлыми шагами ступени деревянной лестницу. Эрик и Тоби втащили мешки повыше, расставили так, чтобы снизу было не углядеть.
- Когда англичанин уедет в Лондон? - спросил отец Донован.
- Не знаю, - глухо сказал Эрик. - Надеюсь, что скоро.
- Он ничего не должен знать о наших делах.
Отец Донован коснулся раскрытыми пальцами его груди, будто прикосновением хотел выяснить, что тот думает на самом деле, и отступил. Ушёл, растворяясь в своей тёмной робе в ночной тишине, Тоби тенью следовал за ним.
Эрик смотрел ему вслед. Что же за богатство ему досталось – дурная голова и язык без привязи. Надо же было додуматься наговорить англичанину в лицо всё то, что он наговорил. За такое могли и повесить. Что теперь делать-то, в ноги англичанину падать, умолять хотя бы семью не губить?.. Ладно – сам пропадёт, невелика потеря, но нет бы вовремя вспомнить, сколько людей он может утянуть за собой…
- Да, - бездумно сказал Эрик. - Он святой.
Эрик вернулся в поместье ещё до рассвета. Отвёл уставшую Тилли на конюшню, снял с неё поклажу. Пристроил мешок в стог сена, но прежде, чем закидать его соломой - вскрыл и набрал горсть зерна. Это была не пшеница и не рожь. Круглые, крупные, твёрдые зёрна. Эрик сунул одно в рот - чуть не сломал зуб, разгрызая. Что с таким делать? Молоть, варить? Зерно было незнакомым. Если уж он не знал, что с ним делать, то откуда узнать нищей бедноте?..
На ступенях перед домом в полной темноте сидел Патрик. Тихонько булькал бутылкой, но сидел прямо, почти не сутулясь.
- Я знаю, кого нашли в колодце, - сказал он.
Патрик помолчал, явно подбирая слова. Потом заговорил - на удивление внятно.
- Ты не помнишь, давно это было. Был у нас один работник. Скверный человек. Дебошир, богохульник. Отец нашего Дорана. Видно, упился с горя, когда его деревню сожгли. Никто и не искал. Все думали, он там, в пожаре, вместе со всеми… А он тут лежал. Вот и вся загадка.
- Помню его, - протянул Эрик. – Может, и вправду он.
- Больше некому, - уверенно сказал Патрик. – Он это.
- Откуда ж мне знать? – трезвым голосом спросил Патрик и приложился к бутылке. – Как будто я Царь небесный, всё ведаю. Кто его знает, кто засыпал? Пятнадцать лет ни одной живой души тут не было, да кто угодно напакостить мог, будто мало у нас дураков в округе.
- Значит, похоронить надо по-человечески? – сам себя спросил Эрик.
- Дорану скажи, пусть простится. И похороним. Всё-таки не чужой был человек. Не по-божески…
На подъездной дорожке раздался цокот копыт. Во двор въехал Терренс, еле слез, почти сполз с седла. Добрался-таки. Эрик, внутренне холодея, подошёл встретить. Ох и вляпался же он, дурья башка.
Терренс выпрямился, вздёрнул подбородок, когда Эрик приблизился. Он выглядел измождённым, как человек, который полночи блуждал, не зная дороги, и лишь божьим промыслом нашёл верный путь.
- Вот что я вам скажу, - тихо произнёс он, вытирая лицо рукой. Глаза у него горели. - Вот вам моё слово как хозяина этой земли. Или вы держите свой язык за зубами и начиная с этой минуты беспрекословно делаете всё так, как я скажу - или завтра же я выгоняю с этой земли и вас, и всех арендаторов, о которых вы так печётесь, и меня не волнует, что будет дальше со всеми вами.
У него кривились и дрожали губы, но говорил он уверенно - и очень жёстко.
Эрик молча смотрел в ответ. Завтра - что?.. Он бы скорее ждал, что завтра его арестуют как бунтовщика, а не то, что ему милосердно дадут ещё один шанс, о котором он даже не думал просить.
Он взял под уздцы лошадь Терренса, растерявшись, не зная, что ещё делать.
- Доброй ночи, - добавил Терренс, сдёрнув с рук перчатки и бросив их в грудь Эрику, прежде чем уйти.