Макс Безлунный "Мне бы только сигаретку"
Случается так, что однажды список запретов, которому ты старательно следуешь всю жизнь, становится верным планом действий. Ему я придавался с особым трепетом, стараясь не упустить ни единого пункта. Свою жизнь я воспринимал как посторонний наблюдатель, лишь изредка косясь на нее, как на нечто чужеродное. Так продолжалось до поры, до времени, пока я не встретил Алину. Она была ничем непримечательна. Такая же, как и миллионы других, случайных людей встречающихся на улице: те же волосы, лицо, груди, конечности - словом отксерокопированная копия. Мы познакомились случайно. В одном местном баре, я пролил на ее вечернее платье пиво. Она назвала меня конченым дебилом. Конечно, я извинился, как и следует каждому воспитанному человеку. Добавил лишь, что, в сущности, платье дрянное, и беда не так уж и велика. Алина бросила на меня, помутненный, свирепый взгляд зверя, а затем последовал старый, добрый, пятиэтажный мат. Не то, чтобы мне это шибко понравилось, но в эту ночь мы переспали, а через три месяца сыграли свадьбу.
Она обладала не самым лучшим человеческим качеством – отстраненностью. В этом мы были схожи, видимо два минуса в итоге дали жирный плюс. Часто я замечал ее сидящей неподвижно, как сонная птица. Тогда я садился рядом, и мы были похожи на две молчаливые статуи. Иногда, сам того нехотя, я задавал себе вопрос: «что связывает меня с этой женщиной, кроме нашей общей странности?». Но потом я гнал эту мысль куда подальше, она столь же глупа, как спрашивать себя: «в чем смысл жизни?». Лучше пусть все будет так, как оно есть.
Я работал на складе, она была пиарщиком. Я принимал товар, двигал товар, отгружал товар, регистрировал товар, инвентаризировал товар, сам был товаром. Она продвигала загорелых блядей в социальных сетях, чтобы те чувствовали себя нужными. Через силу я пытался играть в социальную жизнь, Алина тоже. Я все никак не мог привыкнуть (или не хотел), постоянно ощущал третью штанину. Алине было проще, со временем она свыклась, и такая жизнь ей стала даже нравиться. Свойственная ей апатичность исчезла, на смену пришла чуждая ныне резвость к жизни. Не то чтобы я принял это изменение с воодушевлением, но не стал портить ей малину. Да и чтобы я сказал Алине? «Почему ты ходишь такая радостная?».
Она получила повышение – это стало настоящим праздником для нее.
- Сегодня меня повысили, ты можешь себе это представить?
- Могу, - ответил я.
- Но это же еще не все, восторженно восклицала Алина. – Меня переводят в новый офис, и ни за что не догадаешься куда. В Ригу!
- Это там где постоянно пасмурно и живут пять человек?
- Но почему сразу так критично? Это же Европа, и там многие говорят по-русски, - отвечала она.
- А я иду комплектом, как чемоданчик? – с иронией спросил я.
- Можно и так сказать, знаешь, кого еще переводят? Димку! Помнишь его? Ты с ним на корпоративе общался.
Я припомнил того паренька. Ему было лет двадцать семь, прорастающая плешь, дутый живот. Он долго и нудно мне рассказывал что-то про пиар, я молча пил вино, и мечтал, когда это все закончится.
- Отличный парень, - ответил я.
Долго я не сопротивлялся, исходя из мысли: «надо так надо». Хоть слова Алины, что «наконец мы заживем как люди», меня приводили в исступление. Было в этом выражении нечто заурядно унылое. Спустя две недели нам сделали визы, и мы переехали. Я устроился работать на склад, который совершенно ничем не отличался от прежнего места работы. Опять все тот же товар. Особых перемен я не ощутил, но Алина с каждым днем, становилась все радостней и воодушевленной, от былой отстраненности не осталось ни следа.
Рига была нагромождена такими же бетонными коробками, только иногда эту монотонность разбавляла старинная архитектура, которая больше походила на отголосок былых времен. По улицам ходили люди, испражнялись собаки, собирали мелочь – все точно также как у нас. От Рижского залива постоянно веяло холодом. Латвийцы слонялись по улицам со свинцовыми лицами, эта картина мне была знакома. В них присутствовала та же незыблемая внутренняя печаль, которая свойственна каждому русскому человеку.
Мы въехали на новую квартиру. Она находилась на окраине города, в старом трехэтажном доме, под самой крышей. Окна тут были наискось, собственно, только эта особенность и подкупила Алину к переезду именно сюда. «Как только необычно, по- европейски», говорила она. Мне было без разницы.
Сигналом того, что наша жизнь действительно «улучшилась» было то, что мы приобрели машину. Это была идея Алины. Она мне сказала: «Пойми, машина – это ведь показатель успеха, или тебе нравится ездить на автобусах? Мы обязательно должны приобрести собственный транспорт. Как это ты не хочешь? Придется, дорогой. Тогда мы возьмем машину мне, раз не хочешь, но ты будешь меня возить, потому что за руль я не сяду».
Конечно, денег на новую машину не хватало, на складе мне платили примерно также как и на родине. Меня – это вполне устраивало. Многого мне не требовалось. К деньгам я относился с опаской, и вовсе не чувствовал их вкуса. Чай с утра, две ложки сахара, яйцо всмятку, чистые носки, дешевенький одеколон. На этом мои потребности ограничивались.
Алина только начинала свой новый путь «продвинутого пиарщика». Поэтому решили брать б/у. Верней сказать, решила она. Это был относительно новый «Форд». Кусок металла у меня не вызвал никаких эмоций. Алина говорила, что: «в машине большой багажник, значит, когда будем ездить на отдых за границу, сможем взять больше вещей». При этих словах она восторженно хихикала.
Прошло несколько месяцев. Тоска все больше наваливалась на меня. Обхватывала и душила холодными ручищами. Наконец, я понял ее причину. Всю жизнь я проживал в ностальгии. Улочки, дворы, кривые дома, пописанные подъезды, бабки-старожилы, окурки, сложенные в консервные банки, всем этим я жил изо дня в день. В этих мелочах, я находил те далекие нотки ушедшего времени, и смаковал их как полоумный. Только они и давали мне импульс к моей монотонной и безразличной жизни. Переехав заграницу, мне не хватало тех физических и визуальных вещей, в которых я мог утонуть, как прежде. Хоть большая часть панорамы все же была схожа, в ней не было того близкого и прожитого мной духа.
Отдалено я мог еще уловить былое веяние ностальгии и свойственной отстраненности в Алине. Иногда это проявлялось в деталях. Она могла по привычки уставиться в одну точку, словно завороженная. Но это было лишь на мгновение. Однажды я приметил ее стоящий в комнате, в полной темноте, совсем без движения. Но когда она заметила меня, тут же оживилась, будто этого и не было. Казалось, что она стыдится себя прошлой.
Окончательно я это понял, когда она мне заявила: «Ты должен бросить курить — это вредит твоему здоровью. Пойми, нужно менять жизнь, разве тебе не надоело травить себя этим ядом?». Она не курила уже две недели, и старательно пыталась заманить меня в свою секту. Я же курил всю жизнь. Есть в этой привычке нечто очаровательно-разрушительное. Терпкий дым проникает в легкие, осаживаясь тяжелой смолой. Никотин будоражит сердце, голова просыпается от непроглядного дрема. Последствия, кто о них думает? Да и, в сущности, все закончим одинаково. Но Алина твердо настаивала бросить. Я согласился. Не потому, что любил ее или хотел пойти на поводу у этой обезумевшей в одночасье женщине, которая полоумно пыталась себя изменить. Просто мне было все равно. Курить – не курить, какая к черту разница? Попробую.
Привычки никуда не отступают. Они лишь на время маскируются, чтобы потом ловко подловить человека. «Мне бы только сигаретку», крутилось в моей голове. Я лежал на кровати и смотрел в потолок. Ничего не хотелось делать. Алину вызвали на работу, хотя был поздний вечер воскресенья. Сказали, что у них что-то случилось, и срочно нужна ее помощь. Она заказала такси и уехала.
Сколько я не курил, не помнил, просто не считал. Шел мелкий дождь, капли стучали об черепицу крыши. Мне никогда не нравился этот звук, есть в нем нечто монотонно-раздражающие. Обильно он бьет по голове, пульсируют виски, звук заполоняет пространство. Мне казалось, что, с сигаретой мое уныние растворится вместе с дымом в воздухе. Снова список запретов стал моим верным планом действий. Я спустился вниз по железной дребезжащей лестнице, завел машину и тронулся.
Свет вечерних фонарей играл бликами на мокром асфальте. Глухо пела улица за окном проносящегося автомобиля. Ни единой души, все погрязли в воскресном домашнем быте. Ближайшей ночник находился практически за чертой города, единственное место, которое работало в такой час. Туда я и держал путь. Надавив посильней педаль газа, автомобиль резво набирал скорость. Что-то нервно потрескивало и жужжало на дне, отдавая вибрациями в проносящееся судно. Капли дождя все также хаотично падали с неба, распластываясь по стеклу. Я уже предвкушал свой обыденный ритуал, во рту появился знакомый смрадный запах. Человеку нужно за, что зацепиться в жизни, будь-то ежедневная пробежка, таскание мешков, умение долго стоять на одной ноге или громкий свист. Свой же выбор я сделал.
Может я не справился с управлением, может, чертов механизм заклинило, может я сознательно не затормозил, предчувствуя неладное, а может – это моя судьба. Два тела ударились об капот. Раздался хруст костей, напоминающий звук поваленного дерева. Человек часто кичится своим величием, но против куска металла он ничтожен. Какое-то время я не мог шевельнуться, чувствуя себя набитым ватой. Через лобовое стекло я наблюдал за двумя пострадавшими, их образ мне был знаком. Когда все же я вышел из машины, догадка подтвердилась. Это были Алина и Дима, они сложились как два упавших с неба ангела. Рядом валялся пакет, из него выкатились апельсины, банка с икрой, рядом лежали раздавленные пирожные, заварной крем больше теперь походил на выдавленный гной. Из разбитой бутылки вытекало вино, оно ручейком текло в сторону Алины, смешиваясь с текущей кровью.
Склонившись над ней, я пощупал пульс. Глухо. Ее слабое сердце вряд ли могло выдержать такой удар. Дима извивался судорогами, на мокром асфальте он напоминал дождевого червя. Он что-то нечленораздельно прохрипел. В его легких водянисто хлюпало, будто втягивают суп. Он потянулся за недалеко лежавшим от него ингалятором. Я лишь стоял, наблюдая за его тщетными попытками. У него ничего не вышло. Дима взглянул на меня, его глаза были полны страха. Не из-за того, что я питал к нему ненависть, злобу или злорадство, вовсе нет. Когда наши взгляды сошлись, он сразу все понял. Ровным счетом, я не ощущал ничего, и это пугало его больше, чем если бы мои руки обхватили его шею в душащем порыве.
По стечению обстоятельств, за все время не прошел ни один человек, не было и машин. Я открыл багажник. Сначала туда положил Алину. Ее лицо приобрело свойственный некогда вид отстраненности, наконец, я снова ее узнал. Спи мой нежный ангел. Следом, я уложил Диму, который успел потерять сознание, но его булькающие легкие еще дышали. Я подумал, что решу позже, что с ним делать. Возможно, он сам испустит дух. Они отлично вместились, даже оставалось еще немного места. Я вспомнил слова Алины: «Какой большой багажник». «Форд» с успехом завелся, и я неторопливо вывернул в сторону лесопосадки. «Мне бы только сигаретку», пронеслось в моей голове. Я очень жалел, что так и не зашел в ночник за пачкой.
Въехав на узкую тропинку по следам чужого автомобиля, который с удивлением тут мог проехать, я продвигался вглубь. План был прост. Я скину тела в чаще леса. Все же я надеялся, что Дима сам испустил дух, и с ним не придется возиться. Если нет, то приложу руку. Я нашел подходящее место и остановился. Фары осветили темное пространство, в нем показался высокий силуэт, который интенсивно работал лопатой. Он повернулся и взглянул на меня. Это был мужчина средних лет, около него громоздилась свежая куча земли, недалеко лежал большой сверток, по размерам походивший на новогоднюю елку, затянутый в черный пакет. Мужчина воткнул лопату и устремил взгляд в мою сторону. Какое-то время мы смотрели друг на друга, будто оценивая опасность. Я вышел из автомобиля и подошел к нему. Он спокойно продолжал наблюдать.
- Не одолжите лопату? – спросил я.
- Конечно, я почти кончил, только погоди немного, – ответил мужчина.
Из багажника моей машины послышался глухой звук. Это барахтался Дима. Мужчина взглянул на меня понимающе. Отрывисто он спросил:
- Помощь нужна будет?
- Не откажусь. Сигаретки, кстати не будет? – спросил я.
Он протянул полупустую пачку «Camel». Я взял одну, поднес огонек к сигарете и с облегчением вдохнул в легкие дым.
- Черт, все же не люблю я «Сamel». Такой гадостью стали. Раньше были лучше. Хер пойми, что, а не табак. Вот «Lucky Strike» лучше будут, - выдохнув, сказал я незнакомцу.
- Дело вкуса, мне и горбатый верблюд нравится. А вот «Lucky Strike» слишком приторные, - ответил с улыбкой мужчина и продолжил вонзать лопату в мокрую землю.