Глава 5

— Поехали, старче! — Прокричал Степан, заночевавший в лагере ляхов, — нас недалече Романова буйная головушка ждет.

Воины седлали коней и выстроились колонной по двое, дабы иметь большую мобильность передвижения и с легкостью следовать за проводником. Иван Осипович встал, все его тело изнывало от полученных ударов, но, поняв, что может держаться на ногах, он почувствовал облегчение, разлившееся кипятком по его уставшему телу.

Нахлобучив шапку на голову и отряхнув ее от снега, на пелене которого она лежала всю ночь, Иван шаг за шагом обогнул всю колонну, смотря невозмутимым взглядом поверх всадников и, найдя свою едва заметную зарубку на дереве, повел отряд в чащу.

— Главное подозренья не сыскать до того, как лошади дохнуть начнут, а там уже зело сподручнее будет бой неравный весть. Только бы не прознали ироды…

С каждым шагом снег, похрустывая, расступался перед ногой Сусанина, топя его по колено в снежном песке. А сзади ровными шагами ступали скакуны, смешивая снежный покров в единую массу, усложняя проезд последним всадникам.

Вокруг не было ни дороги, ни тропы, ни деревни, всадники, переговариваясь между собой, шутили:

— Авось этот старик заведет нас в лапы к ополченцам?

— Да не, он сроду о таких людях не слыхивал, здесь наши отряды околачиваются!

Так и шли они, пока Иван Осипович, не остановился. В его глазах весь лес озарился белым светом, да настолько ярким, что у старика слезы навернулись на глаза, на которых поигрывали черные блики. С неба, порхая на своих крыльях спускались воины, облаченные в райские доспехи — Архангелы. Возглавлял свиту монах Пересвет, о котором Иван читал в Задонщине — повести о сражении на Куликовом поле. Старик пал на колени, не веря очам своим, и губы невольно произнесли: «Господи, помилуй…». Свита остановилась в сажени от земли.

Иван не слышал возмущенных голосов ляхов и не чувствовал кнут, бивший его по спине, а лишь слушал и наблюдал:

—Здрав будь, Иван Осипович, я монах Пересвет со свитою своей пришел сказать тебе, что тщетны старания ляхов Михаила Романова найти, пока в тебе воля силу имеет, коль ослабнет — гореть России в смуте и разоряться инородцами и иноверцами десятки лет! Не посрами народ русский да покажи стойкость богатырскую, не раз тебя выручавшую! С Богом! — с этими словами Пересвет взлетел и поляна, приобрела вновь свое обычное зимнее свечение, ослепляющее глаза своими отражениями от снега.

—Скот, последний раз повторяю, не встанешь — голову срублю! — кричал Кусков, переводя страшные возгласы всадников.

Иван Сусанин молча встал, вытирая слезы, и направился в глухую чащу, твердо уверившись в своей воле, заставившей его раны затянуться…