неплохой денек
я воевала на своей обочине, собирая пивные бутылки
обжитые хмельными слизнями
и целофановые пакеты не гнилые ничуть
несмотря на почтенный возраст.
я прильнула к земле как раз, когда он хлопнул дверью
белобокого хайлендера —
могучий московский горец,
нездешняя белизна.
ездок был тоже могуч,
плечист и пузат,
слегка переваливаясь из стороны в сторону,
по-хозяйски направился он к взошедшим стенам
из бурого кирпича.
он посеял их этой весной, изредка удобрял.
«продается» уж кричит на заборе
баннер во всю длину —
пора пришла собирать урожай.
что ж, ездок верно служит своему японцу,
а белобрысая бабенка на пассажирском
скроллит когтистым пальчиком всемощный экран —
безобидная вполне плоть.
но я присела как раз под колесом ее,
подбирая пустую тару,
а когда поднялась, взгляд мой поймал ускользнувший
полный омерзения
из-под фальшивых ресниц
белесый ее взгляд,
и тогда я постучала в окно.
девица выглянула на одну треть
в зрачках пустоты.
мадам, ради бога простите, — обратилась я —
вы не поможете мне сковырнуть из-под земли
вон тот прогнивший пакет
у вас ногти, а я свои на днях
обстригла.
бабенку отбросило,
ноздри ее вздулись
уголки губ словно судна опрокинутого корма
под штормовым порывом
ринулись вниз.
нет, — процедила она
и подняла стекло,
затем прильнула щекой к смартфону
и что-то нервно затараторила,
через минуту показался он.
наверно, он что-то еще намеревался сказать
поскольку стоял и глядел, как я опустошала
жестяную банку
(некоторые люди не заботят о том, чтобы допить);
светлая жидкость сочилась,
ездок наблюдал с пол минуты,
а затем завел хайлендер
и вдавил газ.
и белобрысая бабенка утонула в спинке цвета молока
мягкой и теплой, словно весеннее солнышко,
ласкающее травинки
на моей обочине.
в тот день улов оказался богат:
под 30 мешков отчаяния,
безнадеги,
выжатых дней, беглых ночей,
недопитых бутылок, недоеденных сарделек
недородившихся душ
или умерших слишком рано там,
где не видать белизны,
но почва плодородна вполне,
если удобряют послушными руками,
московскими долларами
и запахом плова по вечерам.
но знаете что я подумала, когда таскала мешки на свалку?
немыслимое однако везенье, что я более не езжу
на пассажирском
белобокого японца, немца
или американца.
да черт с ней, с географией!
здорово, как ни крути
глобус.
поскольку откинувшись на пассажирском
год за годом
ни одной не видала я
пары глаз
из тех, что опустошали тару
под моими колесами;
но уверяю вас:
глаза
там
были
и носили запазухой
мои стихи.