***
Идея прямого обмена мыслями и чувствами, минуя язык, представляется обманчиво простой идеей футуристов, решением многовековой проблемы непонимания. Эта утопия проистекает из фундаментального заблуждения о природе человеческого опыта. Томас Нагель в своей работе “Что значит быть летучей мышью?” указал на принципиальную невозможность доступа к чужому субъективному восприятию. Даже если бы мы могли передать нейронные импульсы, сама структура получения этого сигнала была бы иной.
Все разные. Представим, что два человека, искусственно получающие одинаковые стимулы, одновременно идут по дороге, один из них спотыкается о камень. Ему больно, те же стимулы передаются другому, но у него другой болевой порог. Первый делится со вторым своей болью, но второму все еще не больно. Боль, переданная от одного человека другому, не станет той же самой болью; она будет пропущена через иной болевой порог, иную историю тела, иную память клеток. Прямая передача ощущения требовала бы полного тождества нейронных аппаратов, а это равносильно уничтожению принимающего сознания и замене его другим. Сознание - это уникальная конфигурация восприятия, и полное понимание другого, ощущение того же, что он ощущает, равносильно уничтожению этой конфигурации. Даже если ее восстановить после, в ней не сохранится память о прошлых ощущениях.
В этом фундаментальное ограничение и то, почему обмениваться ощущениями не получится иначе, кроме как есть сейчас - за счет образов, общего языка и метких конструкций из этого языка (поэзии, искусства), которые почему-то для большинства позволяют передавать эмоцию. У нас уже есть система, которая выжимает максимум возможного: язык. Вопрос только в том, в чем именно состоит секрет "искусства", как работает вот эта меткость образов и выразительных средств, когда удается ухватить ощущение и передать его.
Существующий способ коммуникации людей — не примитивный первобытный прототип, не ограничение, а, возможно, высшая форма диалога между принципиально разными мирами. Язык, вопреки кажущимся ограничениям, является не барьером, а тончайшим инструментом, который тысячелетиями оттачивался для одной цели: выжать из невозможного максимум возможного. Его гениальность — в косвенном действии. Он не передает боль, но способен создать условия, в которых у реципиента родится его собственная, но сходная по качеству боль. Секрет искусства, поэзии, да и любого мощного высказывания заключается не в описании состояния, а в конструировании работающей модели, способной запустить в другом человеке процесс уподобления.
Если точно и полно обмениваться эмоциями напрямую в принципе невозможно, то откуда взялась идея об этом? Она взялась из магического эффекта языка, который, используя биологию зеркальных нейронов, позволяет людям частично примерять чужое мировоззрение, становиться другим человеком - за счет возможности трансляции в речевых конструкциях инструкции по уподоблению чужих нейронных сетей своим. Этот механизм работает не через схему, а через нарратив, выступающий в роли программы самосборки. Для перенастройки механизма нужен инструмент-”ключ”, а не только и не столько блок-схема конечного результата. Принцип «показывай, а не рассказывай» из писательского мастерства — прямое тому доказательство. Недостаточно сказать “мне больно от событий в моей жизни”, для вызова эмоций, похожих на твои, нужно создать «самораспаковывающийся архив» с нужной эмоцией. Фраза «я в отчаянии» мертва. Но история, выстроенная из образов, поступков и молчаний, становится ключом, который поворачивает внутренние замки читателя, заставляя его самостоятельно пережить отчаяние как свое.
Философия действует сходным, но еще более изощренным образом. Она не сообщает готовые истины, а меняет сам строй мышления, перестраивая привычный язык. Читатель, продираясь сквозь сложные конструкции, незаметно для себя осваивает новый способ видеть, и тогда ему открывается то, что было невыразимо в старых терминах. Мыслители изменяют структуру знакомого языка, водят читателя по его сплетениям и так учат его воспринимать такой измененный язык, чтобы с помощью него добиться нового особого ощущения понимания тех вещей, которые обычному языку были недоступны.
Похожим образом работает понимание искусства. Художнику нужно вырастить в мозгу зрителя новые структуры, как будто новые органы чувств, которыми тот сможет ощутить его творение. И все это производится языком. Маленький ребенок, не знакомый со сложными эмоциями, неспособный понимать других, именно через выращивание структуры языка внутри своей головы получает возможность смотреть на вещи чужими глазами. В общей наработанной махине человеческого языка скрывается фигура Человека, который один и единый смотрит на мир сквозь разные глаза своих носителей, которые накрепко и неизбежно связаны друг с другом родственными культурными узами. Эти узы заключаются в том, что люди носят в себе общий культурный код и с помощью него, им ощущают мир. Прямой обмен был бы концом этой множественности, смертью индивидуальности во имя мнимого понимания. Тот же инструмент, что и создает пропасть между нами — язык, — одновременно является и единственным мостом через нее. И этот мост тем прочнее, чем искуснее мы им пользуемся, понимая, что цель — не стать другим, а, оставшись собой, по-настоящему понять его чужеродность.
Вероятно, отсюда проистекает самое важное назначение искусства: обучать людей мастерству владения языком: и с позиции того, кто передает, и с позиции того, кто воспринимает. А истинное назначение философии (или, скорее, мудрости) состоит в том, чтобы научиться слушать людей (в том числе, себя) и слышать в их речи не только то, что они имеют в виду, и не только то, что они осознанно умалчивают, но и то, что для них самих является тайной - их личной или стечения обстоятельств мира вокруг них: того, что сформировало их речь. Нужно учиться читать события по тому, что происходит, и тому, что из-за этого, в этом и по этому поводу говорят люди. Впитывая услышанное особым образом, делать выводы удивительные, недоступные обычному слушанию. Может быть, для этого иногда стоит "закрывать глаза", вслушиваясь - “услышать тишину пустыни сердцем”. Может быть, в этом состоит суть единственно возможного доступа к Бытию - ведь если мы всегда уже внутри него, понять его мы можем только вслушиваясь и вглядываясь.
