Желтый бог белого человека. Как Китай становится идеалом для ультраправых
Желтый бог белого человека. Как Китай становится идеалом для ультраправых
В отличие от Москвы Пекин действительно может занять место предводителя отторгнутых глобализацией. И тот факт, что расцвет Китая стал возможен именно благодаря глобализации, не должен смущать: Пекин смог ее использовать, тогда как западные государства бросили граждан ей на растерзание
Убивший 52 человека в новозеландском Крайстчёрче стрелок Брентон Таррант написал о себе: «Государство с политическими и социальными ценностями, которое ближе всего к моему идеалу, – Китайская Народная Республика». Заявление привело наблюдателей в замешательство: стрелявший – белый националист, противник мусульман и иммиграции. От него ждут поклонения пламенным тиранам прошлого – Адольфу Гитлеру и Бенито Муссолини, но никак не сдержанному китайскому аппаратчику Си Цзиньпину.
Так мировая общественность узнала о том, о чем уже несколько лет говорят некоторые китаеведы: Китай в последние годы обретает все больше черт, которые превращают его в икону для альтернативных правых по всему миру. Западная пресса, исправно демонизируя Пекин в рамках борьбы за права человека и торговой войны с США, только ускоряет этот процесс. Гипертрофируя отдельные элементы политики КНР, она делает образ Китая еще более привлекательным для определенной категории собственных граждан.
Альтернативные правые, число которых по всему миру только растет, – порождение 2000-х годов и триумфа неолиберальной экономики. Описать их идеологию невозможно, среди них есть люди очень разных политических взглядов, объединенные лишь одним: сильной фрустрацией, тоской по «ушедшим временам» и антиэлитистским настроем.
Чувства эти они испытывают потому, что находятся под сильным давлением двух сил: культурной глобализации и экономической либерализации. Такие люди жаждут сильной руки, чтобы она «расставила все по своим местам», прекратила то, что не нравится, и подстегнула то, что нравится, а также защитила от «врагов», которых не вписавшиеся в глобализацию люди винят в своих неудачах.
Либерализация экономики, с точки зрения потерявшего работу шахтера, выглядит как продуманный элитами план по лично его, шахтера, унижению и уничтожению. Да, товары в магазине становятся дешевле, но денег на их покупку все меньше: рабочие места, на которые он мог бы претендовать, уехали в страны третьего мира. То, что для правителей и бизнесменов выглядит как повышение эффективности производства, для него – потеря средств к существованию и самоуважения, присущего человеку, занимающемуся общественно полезным трудом.
Глобализация раздражает их не меньше, так как заставляет постоянно приспосабливаться к быстро меняющимся обстоятельствам. Потоки мигрантов и новых идей, разрушение сложившегося уклада жизни создают чувство незащищенности у тех, кто в силу разных обстоятельств не готов быстро меняться сам.
Жители США, Германии, Франции, Британии вынуждены конкурировать за рабочие места не только со своими согражданами, но фактически со всеми жителями планеты. Проиграв в этой конкуренции, они ищут защиты в культуре, традициях, религии своей страны, то есть в тех вещах, где мигранты точно не смогут их обойти. Они требуют, чтобы государство работало не на абстрактную эффективность и мультикультурализм, а на конкретного местного жителя, чьи предки создавали эти страны и проливали за них кровь в войнах.
Для этих людей Китай выглядит как государство, которое заботится о своих гражданах намного лучше, чем их собственные страны. Благодаря торговой войне они узнали, что Китаю, оказывается, удается умело использовать глобализацию, не позволяя ей разрушать жизнь людей. Оказывается, можно было не открывать рынок, а, наоборот, оградить его видимыми и невидимыми барьерами, продавать в сотни раз больше, чем покупать, обеспечивая людей работой, а бюджет – деньгами на дороги, школы и больницы. Оказывается, можно было вступить в ВТО, а потом наплевать на его правила и субсидировать свои предприятия, не давая им разориться в кризис. Получается, что мы на Западе глупее китайцев, которые обратили против нас наше же оружие – свободную экономику.
Китайское государство со стороны выглядит именно таким, каким его хотелось бы видеть людям, раздавленным тяжелой поступью истории. Оно вроде бы монолитно, оно управляется единой волей, оно свято хранит свои правила и устои и препятствует любым попыткам посягнуть на его культуру извне.
Сильнее всего крайстчёрчевскому стрелку, скорее всего, импонировали «лагеря перевоспитания» мусульман, которые западная пресса охотно называла концентрационными. Для альтернативного правого нет музыки слаще: он бы с радостью сконцентрировал где-нибудь подальше от своего родного города всех тех, кто, как он считает, забрал у него работу и перспективу повторить жизненный путь отца. «Увеличивает ли этническое разнообразие мощь государства? Китай будет доминирующим государством этого века, – пишет Брентон Таррант в своем манифесте. – Как же они добились этого, когда никакого разнообразия у них нет? Разнообразие не дает никакой силы. Ее дает единство, цель, доверие, традиции, национализм».
Если брать глубже, то для многих недовольных современностью китайское государство сейчас должно выглядеть как остров благословенного модерна в океане западного постмодернистского декаданса. Новости о поражающих воображение многокилометровых мостах, искусственном солнце, гигантских заводах приходят преимущественно из Китая. Со стороны для фрустрированного человека это выглядит примерно так же, как, наверное, для безработного американца 1930-х годов выглядели известия о циклопических стройках СССР или массовых общественных работах в нацистской Германии.
