Пост 13.11.2025
Как далеки от этой Крестной Муки,
в потёках тёмной крови, горьких слёз,
все добродушные Голгофы - зрейте, суки:
парализованный подсахарен Христос.
Христос богатых. Рыженький Адонис
из Галилеи, рыцарственных черт
которого, за имидж беспокоясь,
едва коснулась пастью смрадной смерть.
Прекрасный юноша с раздвоенной бородкой.
Благополучный бог изящных, нежных форм -
он может быть отзывчивым и кротким,
и с прободённым может быть ребром.
В его ли честь ревут колокола
своею медною и бронзовою пастью,
во всю их ширь разинутой в ненастье?
И кто сей труп, раздетый догола?
Христос бесчеловечный, хилый телом,
бессильный и покинутый Отцом,
в смирении своём окостенелый -
да эдаким ли был он молодцом?
Христос Юстина и Тертуллиана,
Василия, Кирилла и иных -
уродлив как сам грех, в кровавых ранах,
и копошится червь в частях срамных.
Он безобразен, рыжий - да! - горбатый,
хромой, приземистый и жалкий человек,
а рядом с ним рыбарь придурковатый
укладывается наземь на ночлег.
Христос убогих, сирых и растленных,
разбойников и мытарей, и шлюх...
И вывороченны, сломанны колена,
а об ином не выговоришь вслух.
Проклятые шипы засели в плоти,
на крестовине тяжек тёмный труп,
отталкивающе смертью пахнут формы.
Он некрасив, он страшен, зрим и груб.
Повисший на кресте, как обезьяна
бесоподобный, тленный коротыш,
предстал лишённым всякого изъяна,
как рыцарственный славненький крепыш.
Какой он был на самом деле, право
уже неважно - что нам до того?
Сколь действо Изенгеймское кроваво,
Столь мёртвое нам близко божество.
О, как далеки от этой Крестной Муки, написанной кровью, обрызганной слезами, те добродушные Голгофы, которые Церковь одобрила после эпохи Возрождения.
Этот оцепеневший Христос - вовсе не Христос богатых, не галилейский Адонис, благополучный красавец, прекрасный рыжекудрый юноша с раздвоенной бородой, с рыцарственными и незначительными чертами лица, которому вот уже 400 лет поклоняются верующие. Это Христос святого Юстина, святого Василия, святого Кирилла, Тертуллиана, Христос первых веков Церкви, Христос грубый и некрасивый, потому что взял на себя все грехи и смиренно облекся в самые отталкивающие формы.
— Гюисманс, Жорис Карл. Без дна
Теперь мы ищем слов и звуков, чтоб воспеть своего недавнего врага. Ночь, темная, глухая, непроглядная, населенная ужасами ночь – не кажется ли она вам иногда бесконечно прекрасной?
И не манит ли она вас своей тихой, но таинственной и бездонной красотой больше, чем ограниченный и крикливый день?
— Лев Шестов. Апофеоз беспочвенности.
Арт: Изенгеймский алтарь Маттиаса Грюневальда и Николауса Хагенауэра.
